Прыжок в ледяное отчаяние - Анна Шахова

Во-первых, теперь не нужно тратить время на Санчо Пансу тире Архипову. Во-вторых, можно оставить в покое воров и телевизионщиков и побеседовать попристрастнее со Сверчковым. После чего, соединив его показания с переводом дневника, за который Шатовой бюст при жизни поставить можно со скромной надписью: «Лучшей сыщице современности», отдать Стрижова в теплые рученьки Епифанова. И слупить, наконец, заслуженный гонорар с заказчика!

Владислав уселся в продрогшую машину и включил печку на полную мощь. Поерзав, добавил и подогрев сидений: весна весной, но мартовские вечера от зимних не отличишь. Абонент «Сверчков Анатолий Сергеевич» идеей скорой встречи с сыщиком не воспламенился, хотя чувствовал себя вполне сносно и даже умудрился сбежать из больницы.

— Да нет, Владислав. Сегодня сестру провожаю, завтра Алену Олег привезет, — мямлил вдовец.

— Завтра Стрижов будет у вас? — насторожился опер. — Мне это представляется несвоевременным.

— Ну что вы такое говорите. Вы считаете Олега виновным в смерти Вики? Скажите честно.

— Я подозреваю его. Более других. Правда, экспертиза по банке с чаем не готова. Кстати, кто в вашей семье болел раком? Или в семье Стрижова?

— Ну, Викин отец умер от рака. В этом, переделкинском доме.

— Давно он умер?

— Лет шесть. Да, шесть лет назад, осенью.

— А не вспомните, не принимал ли он противоопухолевые препараты на основе аконита?

— Да что вы, конечно, я не помню. Этим занимались Вика и сиделка. Я лишь продукты таскал и, как всегда, по хозяйству, — вздохнул Сверчков, а Влад вспомнил слова Стрижова о «супчиках и авоськах».

Менее чем через час оперуполномоченный Загорайло получил сообщение от экономящего на телефонных разговорах эксперта-криминалиста Мухина: «Чайная крошка содержит незначительные следы алкалоида аконитина. Тимохе привет». Расчувствовавшийся коллега ответствовал немедленно: «Выражению моей благодарности нет предела! Тимоха кланяется».

Глава девятая

Люша совсем забыла, каково это — прижимать к себе невесомое младенческое тельце, пахнущее сливками. Поправлять в кривящемся ротике пустышку. Следить за подрагивающими веками и сопением крохотного носика. Это охватывало душу такой нежностью и благоговением, что Шатова самозабвенно отдалась квохтанию над быстровским отпрыском похлеще родной бабушки. Супружеская чета была отстранена от наследника на все время, которое потребуется Светлане для расшифровки тайн дневника. Измученные родители, поклевав привезенных Люшей вкусностей, с благословения сыщицы завалились спать: аналитический труд требовал свежей головы. Светка, правда, попыталась покормить сына грудью, что завершилось, традиционно, мученическими криками младенца и бутылочкой со смесью.

Бдительная сиделка и сама начала клевать носом, укачивая Егора в кроватке и бормоча:

Чи-чи-чи, чи-чи-чи.Прилетели кирпичи.На головку сели —Весело запели.

Откуда взялись эти дурацкие кирпичи, Люша объяснить бы не смогла. Просто так, в полудреме срифмовалось. Малыш быстро затих, и Шатова, свернувшись калачиком в кресле, натянула на себя плед.

Быстров, пробираясь из ванной в спальню, приложил ухо к закрытой двери в детскую и с недоумением констатировал, что Егор не скрипит и не ноет, как обычно при укачивании, а молча внемлет невообразимому нянькиному бормотанию. Не в силах сдерживать смех, Сергей проскакал на цыпочках к кровати, на которой посапывала жена, и страстно зашептал ей в ухо:

— Грандиозно! Нашего зануду нужно перед сном пугать чем-нибудь жутким, вроде летающих шлакоблоков!

И Быстров, подсунув руку под плечи супруги, стал ее потряхивать, шикая:

— Чи-чи-чи. Чи-чи-чи, прилетели кирпичи…

Светлана мужнину руку категорично отпихнула и отодвинулась в негодовании к стенке:

— Сереж, хватит бредить! Дай поспать в кои-то веки.

— При чем тут бред? Это я тебе шатовскую колыбельную пою. Раз у нее сын под такие песенки нормальным вырос, значит, и наш будет ничего. Да что спать-то?! Половина восьмого вечера! Что ночью будем делать? — глава семейства, похоже, порядком разгулялся.

— Как что делать? Играть в переводчиков-криминалистов. Все! Молчи.

И Быстров сдался: потаращился в темный потолок, да и задремал, обхватив гладкое тело супруги. Светлана, отличавшаяся сдержанностью, высоким ростом и угловатостью, с рождением ребенка похорошела, стала женственнее. Она ничуть не поправилась в беременность, а лишь приятно округлилась. Быстрова такая перемена восторгала, и он теперь называл Светку не «примороженной Веткой», а цветущей вишенкой, яблонькой или сливкой. Под настроение.

Люша проснулась от робкого прикосновения к плечу. Стояла глубокая ночь, судя по полной тишине и глухой темени за окном.

— Люлюш, Егор кормежку проспал на два часа с лишним. Что делать? — шептала Светка. Люша махнула ей рукой — не шуми, мол, и, выскользнув из-под пледа, вышла за подругой в коридор.

— Не хочет есть — и не надо. Он и так упитанный. Сон — важнее, — категорично сказала опытная мамаша, приглаживая вздыбленные волосы и дергая плечом, которое она отлежала в неудобной позе. Сыщица готова была признаться, что вконец разбита и злится на себя за никчемное рвение. Чай не девочка носиться день-деньской по следу, да еще нянчиться с чужими младенцами.

Подруги прошли на кухню. Света выглядела свежо и бодро в васильковом халатике и с доморощенной бабеттой на голове. Она включила чайник и удрученно посмотрела на Люшу.

— Ты совсем измотана. Давай-ка ложись на кухне на диванчике, а я с малым останусь.

Сыщица обескураженно уставилась на «переводчицу».

— Главную сенсацию я уже из твоего драгоценного дневника выудила! А вот стилистические изыски и всякие подробности — мне не по зубам. Да еще почерк такой тяжелый: не слова, а частокол.

Люша аж подпрыгнула:

— Ну, говори, Атразекова, что там? Что?!

— Во-первых, она уже год, как не Атразекова. А во-вторых, она может ошибаться, — в дверях кухни стоял босой, заспанный и полуголый подполковник МВД Быстров: в семейных трусах и майке.

Светка коротко изложила суть того, что поняла из записей Михайловой. И пока Люша в изумлении качала головой, Быстров, успевший натянуть штаны, заваривал чай и сооружал бутерброды. Светлана же разводила и грела смесь: материнское сердце чуяло, что затишье в детской обернется скорой бурей. И она не ошиблась. Едва бутылочка приготовилась, как раздался отчаянный крик покинутого и голодного Егора. Мать бросилась к младенцу, а отец жестом пригласил коллегу к неурочной трапезе. Настенные часы тренькнули, начав отсчет третьего часа ночи.

— Завтраком это вряд ли можно назвать. Пусть будет ужин, — сказал Сергей, вгрызаясь в булку с бужениной.

— Ты считаешь, что Светка неправильно перевела? Но ведь она смотрела в словаре, и действительно, похоже.

— Нет! — категорично помотал головой Быстров. — Значение определения верное, но к кому относится это «неотвратимый» — понять невозможно. Контекст она перевести не может точно! Здесь нужен профессионал. Похоже, у этой Виктории имелся литературный талант. Судя по тем предложениям, которые зачитала мне Ветка.

— Да где ж взять переводчика прямо завтра? И чтобы работу выполнил в считаные дни? Да еще гонорар, — махнула рукой Люша и отпила из широкой пиалы, обхватив ее руками.

— У меня есть столетней давности знакомая. Лингвист, переводчик, кандидат наук, — пожал плечом Сергей, делая непроницаемое лицо.

Люша внимательно посмотрела на него и чуть не выпалила: «И зовут твою бывшую возлюбленную, а ныне счастливую супругу банкира и мать его ребенка — Евгения Капустина. Фамилию по мужу не помню. Помню лишь, что она тебя бросила и заставила страдать».

В кухню вошла Светлана с пустой бутылочкой. Из детской доносилось негромкое агуканье.

— Пускай «погуляет» немного, — вздохнула Светка, присаживаясь к столу.

— Светуль, ты уверена, что перевод твой точен? — мягко спросила Люша.

— Да ни в чем я не уверена! И потом, что можно перевести за два часа? Я посмотрела по диагонали и выискала главный смысл, как мне кажется.

— Значит, нужен профессиональный переводчик, — вздохнула Шатова.

— Я предлагаю связаться с Женькой. Пусть завтра дамы встретятся, и Юля передаст тетрадь. Думаю, та все сделает быстро и толково. Наверное, даже бесплатно. — Сергей невозмутимо подлил себе чаю.

Света встала с табуретки, подошла к раковине и начала раскручивать бутылочку. В кухне повисло тягостное молчание. Помыв бутылочку, Светлана повернулась к Люше и спокойно произнесла:

— Думаю, это очень толковое предложение.

Тут Егор вздумал привлечь внимание хныканьем, и вопрос о переводе был решен «по умолчанию».