Прыжок в ледяное отчаяние - Анна Шахова

…А потом молодые пошли гулять по Эмску. По слепящей воде среди звонкого воздуха. Наташа дивилась ухоженности и добротности подмосковного райцентра. Кирпичные высотки и подновленные пятиэтажки, вычищенные дороги, яркие витрины, пестрое многолюдье. Ну просто праздник жизни!

— Это, конечно, фасад, — усмехнулся Влад на хвалебные речи возлюбленной, когда они обосновались в кафе с видом на главную площадь: длинноногие фонари а-ля газовый изыск девятнадцатого века, массивные раковины спящего фонтана-каскада, разноцветные вазоны с потекшими шапками серого снега, скамейки с коваными спинками, облюбованные воюющими стайками воробьев и голубей.

— Все лучше, чем вождь с кепкой под кумачом, — вздохнула Юрасова, раскрывая пафосную папку с меню.

— Несомненно, — согласился Влад.

Когда дело дошло до чайника с разбухшим оолонгом, Влад спросил:

— Натань, ты совсем ничего не рассказываешь мне об отце. Это тяжелая тема?

— Нет-нет. Все время вылечило. — Наташа схватилась за высокий ворот толстого свитера, будто пытаясь защититься им. Охристый оттенок шерсти очень шел ее матовой коже и темным волосам, забранным в простой хвост. Влад любовался чуть усталым, с припухлыми тенями под глазами, лицом этой спокойной и естественной женщины. В ней не было подсознательного женского позерства, непредосудительного, в общем-то, желания нравиться и выгодно смотреться. Ни одной фальшивой ноты! Ни резкой значительности или снисходительной томности, ни «милой» естественности или разбитной простоты. Она в каждую секунду умудрялась БЫТЬ. И ни разу не попыталась казаться. Также просто она сказала об отце, которого боготворила в детстве, потом — возненавидела, в конце — лишь жалела.

— Он предал нас с мамой. Ушел. А через два года умер от рака. В одиночестве. В последние дни я делала ему обезболивающие уколы. И глаза закрыла. Пришла делать укол — а он… С мамой они так и не помирились. К сожалению. Она лишь винила позже врачей, что не лечили папу противоопухолевыми ядами, которые помогли когда-то бабушке. Но благоприятные месяцы были упущены.

Влад вдруг напрягся, задергал рукой челку, что делал в моменты наивысшего волнения.

— У них кто-то должен был болеть в семье раком, — забормотал вдруг себе под нос, а потом полез в карман за телефоном и, вытащив его, впечатал трубку со всего маху в свой лоб.

— Я телефон не включил! Балда! Шатова небось обзвонилась.

Наташа засмеялась.

— Ну, ты неподражаем, Владь! Ты каждую мою исповедь будешь преломлять с пользой для своей работы?

— Натань, ну что за ерунда. Как же я сразу не подумал? — Загорайло включал мобильный и всем видом будто говорил: «Все хорошо и чудесно, я с тобой и весь твой, но вот работа… Она такая, понимаешь, требовательная. И всегда безотлагательная».

Прочитав эсэмэску Люши, сыщик стал крутить головой, будто вихрастый коршун, в поисках добычи-официантки. Впрочем, Наташа посмотрела на часы и рассудила, что нет никаких причин для обид — у Влада допрос в Москве должен был начаться ровно через два часа. Времени только-только, чтобы допить чай и добежать до машины.

С Олегом Стрижовым Загорайло встречался в гулкой аудитории одного их старейших московских вузов, где преподавал историк.

— Через полчаса у меня тут пересдача. Двоечников хватает, и нервов на них уходит уйма. Так что не обессудьте, если не смогу уделить вам времени в должном количестве. И качестве.

Стрижов — в пиджаке и узком галстуке, с прилизанными волосами, будто прикрываясь излюбленной, дававшей свободу маневра и ощущение уверенности, маской учителя.

— Думаю, тридцати минут нам вполне хватит, — лучезарно улыбнулся Влад, усаживаясь на студенческую скамью и выставляя длиннющие ноги, обутые в грубые «Мартинсы», в проход. Кандидат наук сел напротив, на преподавательское место. «Спасибо, на кафедру не взобрался», — ухмыльнулся про себя оперативник, доставая из кармана куртки блокнот и роскошную золотую ручку отца, взятую «с прицелом». Видимо, ручка произвела впечатление на историка-сноба. Он напружинился, забарабанил пальцами, будто призывая следователя не тратить времени попусту. Но Влад держал паузу, вычерчивая домики в блокноте. На призывное покашливание Стрижова вдруг спросил негромко, будто бы невзначай:

— Олег Валерьянович, скажите, ваш тесть — Анатолий Сверчков, знал о самоубийстве своей дочери и вашей жены Елизаветы?

Стрижов остолбенел, и лицо его вмиг стало багровым. Сквозь стиснутые зубы он процедил:

— Это ложь.

— Нет, это правда, — устало вздохнул Загорайло и пририсовал над асимметричной трубой узкий печной дымок. — А вот то, что вы пытаетесь мне лгать, говорит не в вашу пользу.

— Послушайте, вы! — перешел в нападение кандидат наук, стукнув кулачком по столу. — Что вы пытаетесь мне доказать, черт возьми?

— Меня зовут Владислав Евгеньевич, — улыбнулся Загорайло Стрижову, с лица которого краска сошла пятнами, и он стал выглядеть измученным диатезником. — И я не пытаюсь ничего говорить, а намереваюсь выслушать ваш правдивый рассказ. О Лизе, Виктории Владимировне, Борисе Мячикове и Анатолии Сверчкове.

— А что я должен о них сказать?! Что вы напридумывали, за неимением фактов и доказательств? Нашли хилый мотивчик?

Стрижов вскочил и ловко сбежал с учительского подиума к Владу. Он встал, уперев руки в парту и глядя на него с вызовом.

— Хотите знать факты? Вот они! Лиза пошла купаться, напившись. Сначала она устраивала мне скандалы без поводов — просто от плохого настроения, а потом раздобыла текилу в баре, из которого я не мог ее увести, и напилась с каким-то перестарком. Лысым и пузатым. Воняющим дешевым дезодорантом! — преподаватель выкрикнул про дезодорант в лицо Владу, обрызгав его слюной. Видно, недостойный дезодорант возмущал Олега особо во всей этой истории. От самого Стрижова, ясное дело, пахло новинкой от «Шанель».

— А почему вы не удержали супругу от купания в нетрезвом состоянии?

— О-о, но ведь она была на попечении джентльмена!

— Мерзкая ситуация, — констатировал Влад.

— Да-а, — развел руками Олег. — С этим семейством все непросто. Избалованные и вместе с тем инфантильные. Стяжательные и истеричные. Вы видели этого сумасшедшего Валентина? А подкаблучника Сверчкова? С его супчиками и авоськами?

— А какую характеристику вы, интересно, дадите Виктории Владимировне? — спросил Влад, пристально глядя на Олега.

Стрижов отшатнулся от опера, сложив руки на груди.

— Хищница. Но… хотя бы трудяга.

— Итак? — Влад посмотрел на часы. Время неслось с ускорением. — Вы утверждаете, что Лиза погибла в Крыму случайно? А вот ее мать, которая вела дневник, обнаруженный нами в квартире погибшей, считала, что Лиза покончила с собой. И именно вы стали причиной ее суицида. Далее цепочка проста и логична. Угрозы Михайловой вам. Ваше желание избавиться от тещи. Подозрения Сверчкова. Прозрение Мячикова. Своевременная смерть экстрасенса и странное отравление вашего тестя. Ничего личного, Олег Валерьянович. Просто факты. — Влад начал заштриховывать смешной домишко с мезонином.

«Диатез» на лице историка вдруг расползся. Похоже, кандидата наук даже прошиб пот в ледяной «поточной» аудитории.

— Что за дневник? Что вы… — Вдруг он поднял руку: — Все! Стоп! Без адвоката я больше не произнесу ни слова!

— Помилосердствуйте, Олег Валерьяныч, — всплеснул руками сыщик. — Мы же не на допросе. Это просто уточняющая, некоторым образом, беседа.

— Ну вот и прекрасно! Я сыт беседами по горло! — Стрижов складывал в узкий портфельчик бумаги, которые выложил предварительно на стол.

— Прошу вас больше не тревожить меня и моих близких. Я буду беседовать только с официальными представителями уголовного розыска и только с соответствующими документами. Желаю здравствовать! — Стрижов вылетел из аудитории, не застегнув портфель и окончательно исцелившись от диатеза: теперь он выглядел мертвецки бледным.

Влад досадовал на свою несдержанность. Получилось слишком кондово. А вдруг этот скользкий историк «канет в Лету»? Ну, если сбежит, то сам распишется во всех прегрешениях. Впрочем, алиби-то у него на момент смерти Михайловой имеется. По крайней мере, со слов Валентина. И оно, конечно, требует проверки, рассудил Влад, пряча в куртку папину ручку и блокнот с домиками.

«Да, опасно иметь молодого мужа — преподавателя гуманитарного вуза», — сделал вывод Загорайло, столкнувшись в дверях аудитории с тремя милыми длинноволосыми студентками, жеманно хохочущими и рассматривающими долговязого незнакомца.

— Милые барышни! Фрейлейн! Мисс! — обратился он к двоечницам.

Те выразительно переглянулись. Одна — самая взрослая, крепкая и изрядно блондинистая фыркнула:

— Ну, а если миссис?

— Тем паче! — прижал руку к груди сыщик. — Только вы мне и сможете поведать, как добраться до учебной части.