Адская ширма - И Паркер

С первыми лучами рассвета монахи прекратили пение. Они принялись заливать водой остатки костра, потом окропили пепелище рисовым вином. Позже им предстояло собрать останки и поместить их рядом с его отцом. Интересно, где покоится его настоящая мать, подумал Акитада. Участники погребального ритуала поднимались на ноги, носильщики побежали готовить паланкины для женщин. Ёри, так и не просыпавшийся, конечно, поехал с Тамако, но Акитада с Тосикагэ пошли обратно бок о бок пешком.

На обратном пути они остановились у одного из городских каналов совершить ритуальное очистительное омовение. Ледяная вода обжигала.

— Достойные похороны, — сказал Тосикагэ, пряча мокрые руки в просторные рукава кимоно.

— Да. Все прошло как подобает, — ответил Акитада.

Пустые слова, какие обычно произносят, когда нечего сказать. Разумеется, Тосикагэ лучше других знал, что госпожу Сугавара с неподдельной искренностью оплакивают все, включая его собственную жену Акико.

Впрочем, «скорбь» не помешала Акико прочесть стихотворные строки по поводу печального события чуть позже, когда они все собрались за поминальной трапезой. Грустно вздыхая, она поведала о пустоте и тщетности бытия, являющегося не чем иным, как «бесконечной чередой ночных грез», за которыми открывается «последний мрачный путь» к смерти. В перерывах между этими вдохновенными речами Акико, разумеется, не забывала как следует подкрепиться и приложиться к чарочке с горячим саке.

Тосикагэ благодушно любовался ею, утверждая, что теперь благодаря трауру он сможет чаще видеться с обожаемой супругой.

— На работе меня не ждут, — сказал он и с ноткой отеческой гордости прибавил: — Такэнори вполне способен заменить меня на ближайшей неделе. В эти трудные дни он стал мне поистине крепкой опорой.

В тот же день Акитада отправился побеседовать с Такэнори. Было начало дня, и поспать ему довелось всего несколько часов. Погода стояла все такая же ветреная, зато сияло яркое солнце, прогревавшее все вокруг. Облачился он в однотонное серое кимоно и черную шапку-эбоси, ношение которой не возбранялось при трауре — разве что к ней была прикреплена специальная деревянная табличка, служившая знаком ограничения общения.

Такая же табличка висела и на воротах дома — мрачное напоминание о смерти, повергавшее в уныние перед и без того нелегким делом. Сейчас многое — да нет, пожалуй, все — зависело от сына Тосикагэ, а ведь их предыдущая встреча не вселила в него спокойствия.

В императорском городе вовсю кипела жизнь: чиновники, посыльные и нарочные с документами носились туда-сюда; имперская стража торжественно вышагивала перед воротами и занималась муштрой на площади перед казармами. Насчет действенности такой армии у Акитады имелись глубокие сомнения. Эта профессия с некоторых пор возымела успех у сынков мелкой и провинциальной знати, желавшей во что бы то ни стало пропихнуть своих отпрысков ко двору.

Хранилище дворцовых ценностей располагалось в огромном здании чуть севернее резиденции императора. Вход охранялся двумя молодцеватыми стражниками, которые, смерив пристальным взглядом Акитаду с его траурной табличкой и знаками различия на шапке, пропустили его внутрь.

Акитада был не готов к каким бы то ни было вопросам в свой адрес, поэтому испытал облегчение, когда отыскал вывеску с именем Тосикагэ на одной из ближайших дверей. Постучавшись, он услышал из-за двери молодой голос и вошел, закрыв за собой дверь.

Такэнори сидел за рабочим столом отца и делал какие-то записи. Увидев, кто к нему пришел, он замер с кистью в руке и едва ли не отвисшей челюстью.

— Здравствуйте, Такэнори, — любезно проговорил Акитада, усаживаясь напротив юноши.

Такэнори опустил кисть в воду и поднялся на ноги, чтобы раскланяться.

— Здравствуйте, господин, — с благоговением выдохнул он. Даже уже выпрямившись, он все еще выглядел крайне смущенным. — Э-э… Позвольте выразить вам мои соболезнования, — запинаясь, пробормотал он и тут же, нарушая все условности, выпалил: — Но похороны вашей достопочтенной матушки состоялись только вчера, мой отец по этой причине остался дома. Как же это вы сами выбрались сюда? — Он умолк и вдруг со страхом на лице и в голосе воскликнул: — Что-то произошло! Что-то с отцом? Он занедужил?

С облегчением Акитада отметил про себя, что парень явно беспокоился об отце. Что-то начинало проясняться.

— Нет-нет, ничего такого не произошло, — сказал он. — Вы, пожалуйста, садитесь. Просто я хотел поговорить с вами в отсутствие вашего отца, вот и все.

Такэнори медленно опустился на подушку. По его нахмуренным бровям Акитада понял, что к нему вернулась прежняя антипатия. Его, конечно, раздирало любопытство, что это за важная вещь такая заставила Акитаду нарушить общепринятые нормы траурного приличия и так поспешно явиться сюда, чтобы переговорить с ним лично.

Акитада улыбнулся:

— Хотя мы с вашим батюшкой знакомы совсем недавно, я уже успел почувствовать к нему огромную симпатию.

Такэнори с трудом скрывал неприязнь. Он явно не верил Акитаде, но ответил весьма учтиво:

— Благодарю вас, господин. Вы оказываете нам великую честь.

— По этой вот самой причине я как раз очень обеспокоен этими пропавшими ценностями. Полагаю, вы осознаете всю серьезность положения вашего отца. Если его признают виновным в этой краже, то он вместе со всем своим семейством должен будет отправиться в ссылку в какое-нибудь отдаленное и малоприятное место в глухой провинции.

Такэнори покраснел.

— Мой отец ни в чем не виноват, и он это докажет!

— Более того, — продолжал Акитада, будто бы и не слышал его слов, — имущество его будет конфисковано, и вы все, включая вас и вашего брата, останетесь нищими.

Такэнори притих, только все время сжимал и разжимал пальцы, неотрывно глядя на Акитаду. Вдруг он хрипло и резко спросил:

— Так вы пришли сюда сообщить мне, что намерены забрать вашу сестру обратно в вашу семью, потому что боитесь за ее будущее?

Акитада высокомерно изогнул брови.

— То, что вы сейчас сказали, прозвучало не только грубо, но и глупо. Если бы я и стал обсуждать подобное, то не с вами, а с вашим отцом.

Но Такэнори продолжал изображать негодование.

— Хорошо, если вы не насчет брачной размолвки, то в таком случае я не понимаю, какая еще срочная причина могла бы выгнать вас из дома в момент официального траура. Что еще, простите за непонимание, могли бы вы обсуждать со мной?

Глядя искоса и свысока на своего собеседника, Акитада приступил к делу:

— Ну вот что, Такэнори, мы-то с вами оба знаем, кто взял пропавшие ценности. Разве нет?

Такэнори не отрываясь смотрел на Акитаду и постепенно бледнел.

— Что-о… вы хотите этим сказать?

— Так где же они? В вашей комнате в доме отца или где-нибудь в этом здании?

— Но почему вы обвиняете меня? Их мог украсть кто угодно!

Акитада заметил, что до сих пор молодой человек старательно избегал прямого отрицания, поэтому решил надавить посильнее:

— А вот и нет. Кто угодно не мог. Только вы и ваш отец могли вынести их отсюда и принести домой. Я сам видел статуэтку из списка в комнате Акико. Никто из ваших домочадцев не имеет доступа к ценностям, и никто из здешних служащих не имеет доступа в комнату моей сестры. Я уже говорил, что начал питать к вашему отцу огромную симпатию. Он не способен ни на кражу, ни на ложь. А вот вы для меня человек совершенно незнакомый.

Такэнори то краснел, то бледнел. Не спуская с него глаз и скрестив на груди руки, Акитада задумчиво продолжал:

— В последнее время я много думал о вас, пытаясь понять, что вы за человек. Алчны ли вы до денег и власти? Или вы так обижены на отца, что готовы принести в жертву и себя, и всю свою семью, лишь бы наказать его за то, что он почти забыл о вас с братом ради ребенка, которого носит под сердцем моя сестра? Или, быть может, вы забавляетесь какими-то детскими играми в надежде расстроить брак вашего отца с моей сестрой?

Такэнори покраснел до корней волос и закусил губу.

— Ага! Значит, последнее. Я так и думал. Только знаете, молодой человек, у вас ничего не получится. Вы играете с огнем. Недавно вы вознамерились спровоцировать скандальную сцену между вашим отцом и его начальником, подсунув в комнату моей сестры императорскую статуэтку, когда думали, что отец пригласит своего начальника в ее покои полюбоваться новой ширмой. Не загляни я к вам случайно в тот день, беда произошла бы неминуемо. Вашего отца арестовали бы. И как же вы тогда надеялись вызволить его из ловушки, которую сами подстроили?

— Они не посмели бы арестовать его! — воскликнул Такэнори. — Он богатый человек, и ему незачем красть. Просто списали бы на халатность, как обычно. А вот вы обязательно узнали бы и сочли его виновным. И тогда она оставила бы моего отца!