Ошибка «2012». Мизер вчерную - Мария Семенова

Прошёлся до кухни и отправил перловку — нет, не в помойное ведро, в фонд Ганса Опопельбаума. Сюда бы, право, супругу! Она бы им объяснила, как перловку надо готовить[96]…

— К этому квасу бы картошечки, да маринованной свёколки, да колбаски! — с чувством отозвался Фраерман и тоже отставил недоеденный ужин. — Под коньячок. Под армянский…

Англичане. Вечер в Пещёрке

Проводив Макгирса, двое англичан и Тамара Павловна отправились ужинать.

Говорить миссис Наливайко, что её мужу грозила опасность, Доктороу с О’Нилом пока не стали. Зачем беспокоить леди, когда толком всё равно ничего не известно. Ещё успеет наволноваться.

— Мне что-то подсказывает, что в этом отеле нет ресторана, — улыбнулся Доктороу.

— А если бы и был, — хмыкнул О’Нил.

— Ну и ладно, небось с голоду не помрём, — отмахнулась Тамара Павловна. — Это всё-таки райцентр. Мне уже кастелянша подсказала кафе хорошее, «Морошка» называется.

Словоохотливая кастелянша также поведала ей, что совсем недавно в Пещёрке имелся даже китайский ресторан под названием «Золотой павлин». Только это заведение оказало себя форменным притоном злодеев. Там, как выяснилось, не только с посетителей драли семь шкур, там убивали и жарили кошек, похищенных прямо с домашних подоконников. Так бы всё и продолжалось, но Бог покарал бессовестных рестораторов. На кухне случился пожар, потом драка, тут-то всё выплыло — и разгневанные пещёрцы снесли до фундамента пощажённое огнём. Вот так-то, желанная.

И кастелянша перекрестилась по-староверски, «двумя персты».

На всякий случай Тамара Павловна не стала об этом рассказывать англичанам. У них в Англии небось тоже какого угодно криминала хватает, но ведь точно кривиться начнут — ах, эта Россия.

Ведя иностранцев в «Морошку», Тамара Павловна с болезненным неодобрением отмечала грязноватую площадку открытого рынка, бумажные обрывки на асфальте, шуршащую лузгу от семечек и ореховую скорлупу под стенами… Картину дополнял седобородый старец, одетый в валенки, холщовое исподнее и выцветший картуз. Крепко держа цепь, тянувшуюся к ошейнику — да не собаки, а самого натурального козла! — этот местного розлива пророк воздевал свободную руку к небу и громко, грозно вещал:

— И солнце станет мрачно, как власяница, и луна сделается как кровь, и небо скроется, свившись в свиток, и всякая гора и остров сдвинутся с мест своих…

Прямо святой Иоанн с его апокалиптическими видениями.

— Как колоритны здесь нищие! — немного делано восхитился Доктороу.

О’Нил чуть заметно сморщился от запаха козла, а Тамара Павловна, взглянув по сторонам, с облегчением сказала:

— А вот и «Морошка».

Внутри оказалось по-домашнему уютно. И пахло как на кухне у хорошей хозяйки перед приходом гостей. Англичане съели по солидному бифштексу с гарниром, подумав, попросили чаю и, увидев в меню слово «тупоськи»[97], поинтересовались у Тамары Павловны, что это такое.

Она, к жгучему своему стыду, понятия не имела.

Оказывается, не надо ходить в китайский ресторан, чтобы опешить перед незнакомыми названиями блюд. Достаточно отъехать подальше от Кольцевой дороги — московской, питерской, всё равно — и зайти в такую вот «Морошку», где тебе предложат кокурки, калью, борканник, а может, даже мазюню![98]

Полненькая девушка, хозяйничавшая в кафе, улыбнулась загадочнее Джоконды и вскоре доставила им лоточек с изрядной горкой свежих оладий. В два пальца толщиной и румяных, точно шляпки молодых боровиков. А какой аромат шёл от лоточка!..

К тупоськам полагались сметана и прошлогодняя клюква, протёртая с мёдом.

— Боже, — благоговейным шёпотом ужаснулся Доктороу, — зачем я съел этот бифштекс?..

«Ну вот! — огорчилась про себя Тамара Павловна. — Теперь будут рассказывать у себя, будто русские только и делают, что обжираются на ночь!»

Тем не менее англичане проявили настоящее мужество. Взяли по тупоське, обмакнули в сметану, опасливо добавили клюквенного бальзама…

Лоток опустел в минуту. Невесомые оладушки проваливались куда-то мимо желудка, отнюдь не вызывая ощущения липкого и тяжёлого кома внутри.

— Если бы это кафе работало при нашем отеле, я согласился бы оплачивать номер до конца своих дней, — с улыбкой опытного гурмана заметил О’Нил. — Переведите нам, пожалуйста, всё меню! На будущее. Что такое «трудоножки»[99]?

За неполный час, что они провели в «Морошке», обстановка на улице успела неузнаваемо измениться. Всё окутал густейший, ощутимо плотный туман. Дома, кусты, торговые ряды, даже внушительный памятник в центре площади с головой укрыла молочная пелена. Воздух резко посвежел, сделался бодрящим, словно в холодильной камере гипермаркета. Казалось, наступила осень.

— Похоже, здесь свой микроклимат, — заметил О’Нил.

Доктороу повёл носом и усомнился:

— Очень странный туман. В нём совсем не чувствуется влаги. Похоже скорее на дым с горящих торфяников, который ветер иногда приносит за тысячи километров. Он тоже совсем без запаха, просто сухая белая мгла…

В таинственной полутьме, руководствуясь больше зрительной памятью, они вернулись в «Ночной таран», чтобы дожидаться Генри Макгирса.

— Я к себе, джентльмены, — смущённо откланялась Тамара Павловна. Если честно, она просто валилась с ног, но показывать это иностранным гостям не желала ни под каким видом. — Как он появится, сразу зовите.

У себя в номере она уселась на кровать и перво-наперво вытащила телефон:

— Ну давай, «Мегафон»… А не то в «Билайн» перейду!

Угроза не помогла. Связи не было.

Тамара Павловна со вздохом вытянулась на покрывале и опустила ресницы. Сейчас она расслабится и немного отдохнёт. Вдох — и серебристая положительная энергия, прана, разливается по всему телу. Выдох — и все чёрное, негативное уходит из организма. Вдох-выдох. Все мышцы расслабляются, дыхание подобно лёгкому ветерку. Белое, чёрное. Аквамариновое, пахнущее солью, как морская волна…

Что-то мягкое обняло Тамару Павловну, унесло прочь все мысли и принялось, словно в далёком детстве, баюкать: и раз, и два, и три, и четыре… Ни белого, ни чёрного, ни тревог, ни волнений…

Мастер гаданий и Чёрная Мамба

В номере Мастера стояла тишина. Источая сизый дым, курилась в чашечках благовонная смола, тускло мерцали свечи, воздух был напоён филигранно подобранными ароматами, помогавшими тетивой натягивать все струны души.

Мастер гадал.

Вдумчиво, на грани медитации, используя систему пяти движений, десяти символов и двенадцати ветвей[100]. Взлетали в воздух бронзовые цяни[101], уверенно вычерчивалась диаграмма «гуа», кудесник сдержанно фыркал, шевелил губами, придирчиво щурил блестящий чёрный глаз. Главное — не торопиться. Не так подбросить кости, не дайте Боги, поставить монету на ребро или спутать бин с дином, «старый ян» со «старым инем», а триграмму Кань с триграммой Кунь[102]. Как говорят здешние жители, поспешишь — людей насмешишь…