Антисваха против василиска (СИ) - Елисеева Валентина

Скрипнув зубами, Ригорин проглотил кучу неучтивых слов, что желал бы высказать. Как ни прискорбно это осознавать, но Имран Дайм пока что был ему не по зубам: король потребует очень веских оснований и доказательств, прежде чем позволит арестовать главного магистра всех северных земель. Ригорину нужно будет доказать не просто причастность магистра к массовым убийствам, а именно его связь с ритуальными жертвоприношениями, с возрождением Василиска, доказать, что с помощью могучей твари-метаморфа магистр хочет свергнуть Дистинаев и занять их трон. Обычные убийства простолюдинов магистру много раз сходили с рук, королю всегда было достаточно одного небрежного объяснения от Дьявола Дайма: «Казнены за попытку бунта и сопротивление власти».

С трудом отложив в сторону воспоминания о кровавом терроре, организованном магистром в его владениях, Ригорин произнёс:

— Хочу вернуться к прежнему вопросу: почему адепты культа «Возрождение Василиска» ни разу не совершили убийств на территории 

ваших

 земель?

— Это хороший вопрос, Ригорин, и мне не терпится услышать вашу версию ответа на него, — усмехнулся Имран. Он расслабленно сидел в кресле, закинув ногу на ногу и задумчиво взирая на главу стражников, как на существо непонятной породы.

— Версия проста: нет убийств в ваших поместьях — нет подозрений, что эти убийства организуете вы, — прямо выдвинул обвинение Ригорин, устав играть в уклончивую вежливость.

Лицо магистра выразило разочарование, как и тон его вопроса:

— И каковы мои цели?

— Запугать население не только собственных земель, но и соседних.

— К чему мне утруждаться проблемами соседей? Если они не справятся со своими обязанностями, если в их «незапуганных» имениях начнутся беспорядки, то король будет вынужден ещё больше земель передать под моё управление.

Ригорину не понравилось, как многозначительно прозвучали слова «будет вынужден», словно король — лишь марионетка в руках магистра, а Дайм продолжил:

— Разве только в моих землях ни разу не отметились фанатики-убийцы?

— Не только. Крайне примечательно, что ритуальные жертвоприношения во славу Василиска никогда не совершались в землях магов, имеющих самую зловещую репутацию. Таких в королевстве насчитывается четыре человека, вы — в их числе.

— Вы обеспокоены моей репутацией сильнее, чем моя матушка, мечтающая женить меня на родовитой, богатой, прекрасно воспитанной девушке, — хмыкнул Имран. — Матушка обожает причитать: «Кто же согласится отдать блистательную дочь за мужчину с репутацией дьявола!» Боюсь, ваша речь напомнила мне эти вопли родительской озабоченности.

Ригорин молча пересчитал все папки, сложенные на углу стола, и все карандаши, торчащие в подставке. Почувствовав, что взял себя в руки, поднял на наглого магистра холодный взгляд:

— Ваша репутация абсолютно заслужена, но сейчас я хотел бы услышать ваш рассказ о конфликте с соседом.

— Честно молвить, беседа о невестах кажется мне более занимательной, — зевнул Дайм, вытягивая ноги, будто сидел дома у камина. — Вы вот тоже до сих пор не определились с выбором, а годы идут, идут… Мне думается, Дьяволу легче найти невесту, чем такому добропорядочному законнику, как вы: Дьявол тщательней готовится к сватовству.

Магистр нахально подмигнул Ригорину, не дождался ответной реакции и со скучающим видом перешёл к делу:

— Части моих крестьян из крупного восточного села вздумалось сбежать к соседу и поселиться на его землях, не спросив моего разрешения на смену места жительства. Вероятно, их, как и вас, сильно озаботила моя зловещая репутация. Я потребовал выдачи беглецов, сосед попробовал заюлить, но закон, как вам известно, на моей стороне: нечего крестьянам скакать, как блохам, с места на место. Дана земля — пользуйся! Управляющий соседа рискнул высказать опасения, что крестьяне после возвращения останутся живы, а я вежливо ответил, что не вижу смысла уменьшать число работников в моих обширных угодьях, и счёл конфликт исчерпанным.

— После вашего «вежливого» ответа управляющий месяц ходил в гипсе.

— Я трепетно забочусь о сохранении своей репутации, — широко оскалился Дайм, — и мне не нравится, когда пытаются обсуждать мои решения. Полагаю, ваш следующий вопрос будет о тех фанатиках, что родились в моих землях. Отвечу сразу: их рождение случилось давно, побег, который не удалось предотвратить, тоже произошёл несколько лет назад, так что с моим поместьем эти типчики никак не связаны. Вам следует сосредоточиться не на убийцах, Ригорин, а на их жертвах!

При внезапном совете глава королевской стражи выронил чернильный карандаш, что нервно вертел в руках:

— Жертвами стали бедняжки, случайно подвернувшиеся под руку негодяям, — вырвалось у него.

— Бросьте! Если уж начали подозревать хорошо спланированные убийства, а не вспышки фанатичного безумия, то разрабатывайте версию до конца и ищите, кому убийства выгодны. Первую закономерность вы вычленили верно: земли самых строгих магов фанатики обходят стороной, и я ещё раз вас спрашиваю: почему? Постарайтесь на этот раз ответить более продуманно.

Удивление всё сильнее захлёстывало Ригорина. Беседа с жестоким магистром всё больше походила на обсуждения, что он часто затевал с отцом, перенимая его опыт в расследовании запутанных преступлений. Обругав самого себя за недостойное отца сравнение, Ригорин тем не менее постарался найти альтернативный ответ:

— Боятся разозлить вас?

— Они сознательно обрекают себя на гибель, накладывая смертельное заклинание, срабатывающее при разоблачении: следовательно, они не боятся смерти. Кто не боится смерти — тот вообще ничего и никого не боится, меня в том числе! Отвечайте ещё раз.

Видя раздражение и замешательство собеседника, Имран Дайм заговорил сам, чётко и зло:

— 

Моих

 людей нет нужды запугивать, Ригорин: среди моих подданных нет тех, кто мечтает о лучшей доле и свободе. Мои рабы мечтают о правильных вещах: не сдохнуть с голоду и никогда не навлечь на себя хозяйский гнев. Помните об этом, когда начнёте присматриваться к жертвам. И ещё одно: зачем вы засекретили сведения о ритуальных убийствах? Отсутствие официальных данных только больше подогревает всеобщие страхи: людям кажется, что убийства происходят ежедневно и буквально в соседних деревнях, тогда как на самом деле — три-четыре раза в год во всём королевстве.

— Приказ о секретности подписал ещё мой отец по требованию прежнего короля, — нахмурился Ригорин.

— И вы не позволили себе отменить указание высокочтимого родителя. Знаете, кто организовал утечку информации в прессу о первом массовом жертвоприношении пятнадцать лет тому назад?

— Нет, мне не удалось тогда найти зацепки, все нити были мастерски обрезаны.

— Ещё бы: прежний глава королевской стражи был куда опытнее вас и умел заметать следы. Чертовски жаль, что враги, в отличие от родного сына, сумели его вычислить и сразу отправить на тот свет, — холодно заключил Дайм.

Ригорин вскочил, уронив стул. Отец действительно погиб, когда поднялась шумиха вокруг новоявленной секты. Погиб при весьма странных обстоятельствах: вначале уволился со службы, передав дела сыну, потом уехал путешествовать (один, без жены), а вернулся в гробу с диагнозом «магическое истощение и смерть от переохлаждения». По официальной версии отец заблудился высоко в горах и насмерть замёрз, пытаясь вернуться: запаса магии не хватило на поддержание тепла тела. Что отец искал в горах, так и осталось тайной за семью печатями, и горы, в которых нашли его тело, были не теми, где обнаружилось разорённое гнездо василисков.