Гори, гори ясно (СИ) - Вран Карина

— А что же твоя Маша? — прицепился к выпадающему из мозаики кусочку. — Почему до нее не добрались?

Хелен чуть замешкалась с ответом.

— Не знаю, — и перед глазами у меня полыхнуло.

Бордовая завеса пламени. Что это было, что за шуточки «коня огнегривого», я не стал вдаваться. Спросил с упором.

— Не знаешь?

Это мой огонь так на ложь среагировал? Или просто ответ не по нраву пришелся?

— Полагаю, потому, что я стала первой, кому она рассказала об увиденном, — подумав, сказала вурдалачка, и огненная пелена спала. — Маша молчала, даже когда Софа орала и рыдала под дверьми деканата. Машка не самая умная, зато осторожная. А мне открылась, потому что за давностью все утряслось. Да и я ей не чужая.

«Орала и рыдала», — повторил я про себя. А мы с ма ни сном, ни духом. Или только я?..

— Почти приехали, — грубо вписалась в поворот разумная нежить. — Я сказала тебе все, что знаю, выводы сделаешь сам.

Алые искры перед глазами: не сплошной пеленой, а отдельными высверками. Забавный эффект, проанализирую его непременно.

— Благодарю.

Она высадила меня у парадной и долго махала вслед затянутой в траурное кружево ручкой через открытое окно у пассажирского сиденья. А еще напевала:

«Вот новый поворот, и мотор ревет.

Что он нам несет — пропасть или взлет, омут или брод,

И не разберешь, пока не повернешь...[2]»

[1] «Музыкант», автор текста Константин Никольский.

[2] «Поворот» — песня группы «Машина времени». Автор текста А. Макаревич.

[1] Здесь и далее в отрывке: «Навигацкий кант», популярный в XVIII веке, авторство неизвестно, текст песни может разниться у разных исполнителей.

Часть 4

Дома меня первым делом обнюхали. И всем видом выказали отвращение. Знаете ли вы, как выражает отвращение манул?

Он топорщит шерсть, и без того густую и пушистую, и становится похож на одуванчик. Одновременно с поднятием шерстин манул показывает длинные белые клыки и опускает усы. А потом демонстративно поднимает заднюю лапу и стряхивает несуществующую грязь с этой лапы, якобы его великолепие манул измарался в чем-то омерзительном.

Неважнецки относится шерстистый к кровососам, и не устает это всемерно демонстрировать.

— Знаю, помню, заботу твою ценю, — прокомментировал я старания Кошара. — Так было нужно для дела. Подогрей чайничек, я переоденусь и приду с рассказом, хорошо?

Сделаешь вид, что не заметил стараний, он затаит обиду, это мы уже проходили. А мне пары слов для верного помощника не жалко, на языке от них мозоль не натрется.

Меня же крайне интересовало новое проявление огневой сути, в беседе с вурдалачкой выявленное. Огонь уже застил мне взор, бывало, но там было другое. Тогда он принуждал меня к действиям, к тому, чтобы выжечь до углей и пепла неугодных ему (или мне).

К реакции на слова Хелен не прилагалось никаких эмоций, только «спецэффекты».

На удивление, первую версию выдвинул не хранитель огня в овине, а парадник, незаменимый Мал Тихомирыч.

— Думается мне, что лжу от правды отделяет и показывает нутро твое, — предположил нечистик. — Хочешь, проверим?

Я закивал. Еще бы мне не хотеть!

— Все печенья вкусные, с вишней, съел овинный злыдень, — Мал Тихомирыч направил указательный палец на Кошара. — И прянички! Все-все.

Перед глазами тут же зажглись многочисленные искры, причем у меня сложилось впечатление, что конь мой огнегривый ржет над проверкой, ухахатывается.

— Не может быть, — с наигранной строгостью откликнулся я.

— Не верь, не верь ему, Андрей, — включился в игру, оскалился Кошар. — Наговаривает он на меня.

Никаких визуальных эффектов.

— Так уж и быть, — погрозил с боевитым видом парадник. — Не все прянички. Половину.

Огоньки взметнулись, но в куда меньшем числе.

— Ладно, будет, — шаркнул ножкой Мал Тихомирыч. — Одну он заел печенюшку, а прочее я под чаек оприходовал. Дюже вкусные... были.

И уставился на меня своими огроменными гляделками.

— Славно, — я хлопнул в ладоши. — Рад, что угодил. И эксперимент можно считать успешным.

Пересказал советчикам, когда и как появлялись огоньки и искорки.

— Елефант не раздавил, не сдюжил, куны в дачу пошли, — хмуро высказал овинник, чем вызвал у меня протяжный вздох.

— По-русски, пожалуйста, по-современному, сколько раз просить?

Кошар опустил голову, повинился:

— От волнения забываюсь. Не сердись, объясню. Куны — ну, подкуп, как денежка, шкурки куньи, бельи иль собольи. А елефант... сейчас.

Он перепрыгнул на столешницу, ловко открыл распашные дверцы навесного шкафчика. Подтянулся на передних лапах, порыскал внутри.

— Вот, — с гордым видом и паутинкой на усе сказал овинник.

Извлек он из недр кухонного шкафа пачку байхового чая со слоном на упаковке. Я и не знал, что у меня такой есть.

— Слон? — уточнил про «елефанта», дождался подтверждающего кивка, решил развить мысль. — То есть, в переводе с русского на русский, ты хочешь мне сказать, что силовой метод завоевания территории не прошел, и теперь огонь меня решил купить? Добровольным показом чьего-либо обмана? Хм, а как он этот обман определяет?

Манул совсем по-человечьи развел передние лапы.

— Не знаю. Кто из нас человек, хотя б изначально? Я или ты, Андрей?

Я растянул губы в улыбке: умеет шерстистый ставить вопросы.

— Когда знаешь, что неправду говоришь, уши краснеют? — продолжил вопрошать овинник. — В жар бросает?

— Нет и нет, — пожал плечами. — Врать не люблю, но умею себя контролировать. Работа такая. И не думаю, что Мала Тихомирыча бросало в жар при упоминании выпечки. Он же нечисть.

Любопытно: домовик в деревенском доме, когда правду сказать не имел возможности, молчал. Его крутило и корежило, но он не врал: не мог, как я понял. А парадник, хоть и нарочито, явно, но искажал истину. Обжился, пообтесался в людской компании?

— Вовсе я не врун по натуре, Андрей, — как будто мысли мои прочитал хранитель порядка в нашей парадной. — Не подумай. Опыта ради, испытания для! Как артистишка тот, тьфу, ты — ну, ты, ножки гнуты, в роль вжился, значится.

— Проверка прошла замечательно, — заверил я. — Благодарим за содействие, Мал Тихомирыч, награждаем пачкой печенья и банкой варенья.

Печеньки песочные и варенье черничное с еле слышным бурчанием: «Тают, тают запасы», — вручил награждаемому Кошар, снова пошустрив по верхним полкам.

Парадник засмущался, заблестел глазками.

Мы еще какое-то время посовещались, совмещая беседу с чаепитием. Пришли к зыбкому мнению, что огонь мой, суть пламенная, как истинный облик выявляет, так и отношение говорящего к произносимому может уловить. Эдакое «верю — не верю» к восприятию того, кто слова изрекает.

Ты можешь врать другим весьма правдоподобно. Юлить, умалчивать, переводить диалог в иное русло. Можно солгать, не произнеся и слова неправды, что лично я считаю почти искусством. Только себе не соврешь. Разум хранит знания, опыт и — истину.

Кошар был настроен весьма скептически к этому проявлению «дружелюбия» моей пламенной сути. Он убежден, что огонь не оставит попыток завладеть мной, взять верх в нашем союзе. «Не мытьем, так катаньем». И принимать мзду от него, как бы все безобидно не выглядело, себе дороже.

Прав шерстистый, конечно же. Но до чего же полезная функция!..

Особенно в свете предстоящей встречи с законниками. И, не будем себя обманывать, с ведьмами. Я высказал относительно последних свое: «Фи», — однако иллюзиями себя не тешил. Заявятся эти... ехиды, или я буду не я, а айсберг в центре Невского проспекта.

И еще: как донести до огня, что его добровольное содействие не требуется? Я не знал, и Кошар не знал. Мал Тихомирыч вовсе только плечами пожал и углубился в баночку с вареньем. Зато другое я понимал четко: ни одна живая душа, равно как и дух бесплотный, прознать об этом «детекторе лжи» не должны. С нечисти слово я стребовал, сам проболтаться не должен.