Блудница - Екатерина Маркова

Кристиан улыбнулся в ответ и, отойдя чуть в сторону, заметил:

— Жаль, что я не художник… Запечатлел бы сейчас эту скамейку с багрово-желтыми листьями и вас посерединке, на самом краешке, точно опасающейся продвинуться глубже и сделаться неотъемлемой частью осеннего многоцветья.

Произнес и сразу прикусил язык. Она и не могла сесть глубже — скамейка была узкой, и ей мешал горб.

Но Вероника сделала вид, что не заметила оплошности Кристиана, и поспешно сказала:

— Спасибо за цветы! Они распускают бутоны и совсем не собираются умирать. — Помолчала, разглядывая Кристиана, и вдруг спросила: — А вы, наверное, музыкант? У вас пальцы очень длинные. Так и хочется положить вашу кисть на клавиатуру. Две октавы гарантирую.

— Вовсе нет, — улыбнулся Кристиан. — Я — хирург, и надо признаться, в моей профессии растянуть пальцы на две октавы тоже не последнее дело.

— Да уж, наверное, — задумчиво согласилась Вероника и опять спросила: — Так отчего же вы не приводите Марию? Ее надо причащать по воскресеньям. Это важно.

— Да, конечно. Я понимаю. Просто они с женой уехали в Ниццу, там дом моей тети. Она умерла несколько лет назад, оставив такое хозяйство, за которым нельзя не приглядывать. Вот вернутся послезавтра, и сразу придем.

Возникшая пауза завязла в раскидистой кроне старого дерева, под которым вели беседу Кристиан и Вероника.

— Ну что ж, пойду. — Вероника встала, взяла в охапку букеты. — Дел в храме невпроворот. У нас сегодня венчание.

— Мы с Ксенией тоже венчались в этом храме, — вырвалось у Кристиана.

— Наверное, это было очень красиво, — не поворачивая головы, ответила Вероника. — Вашу жену зовут Ксения? Трудное для произношения имя. А как еще ее можно называть?

— Можно Ксюша.

— Ксюша, — повторила Вероника и засмеялась: — Тоже не получается.

— Вероника! — окликнул ее Кристиан уже у крыльца. — Я ведь пришел поговорить с вами… Пожалуйста, уделите мне еще пять минут.

Вероника согласно кивнула и, присев на ступеньку, где она совсем недавно шептала что-то на ухо Марии, указала Кристиану место рядом с собой. Он сел, вдохнув горьковатый пряный запах осенних листьев, взволнованно заговорил:

— Не сочтите меня бестактным, прошу вас… Просто… В жизни так порой случается, что какие-то обрывки, события, встречи провиденциально ли или сами по себе складываются в ясную внятную картину… Я, возможно, как-то витиевато излагаю свои мысли, на самом деле все гораздо проще. Я узнал, что вы работали гувернанткой в русской семье, любите детей и умеете ладить с ними… я убедился в этом. Мария умудрилась сразу полюбить вас и без конца про вас спрашивает. А она совсем непростой ребенок. Хотя простых детей, наверное, и не бывает… Одним словом, наши семейные дела складываются таким образом, что Ксения должна заканчивать магистратуру. Для этого ей нужно много свободного времени. Я тоже в клинике с утра до ночи. У Марии была няня, но теперь у нее такой возраст, когда нужно не только покормить ее кашкой и сводить в парк покататься на пони… Она должна развиваться интеллектуально и нравственно… И поэтому если бы вы согласились заняться ею, для нас был бы найден замечательный выход.

Кристиан замолчал, переводя дух, а Вероника внезапно спросила:

— Это ваше общее с Ксенией решение или только ваша инициатива?

— Конечно, мы обсудили этот вопрос вместе, а как же, — не задумываясь, солгал Кристиан.

Вероника какое-то время молчала, потом медленно поднялась со ступеней и, глядя на Кристиана своим странным взглядом, тихо ответила:

— Я должна подумать, мистер МакКинли. Подумайте еще и вы…

Домой Кристиан ехал в такой глубокой задумчивости, что его дважды останавливал полицейский за нарушение правил. Войдя в квартиру, он сразу же позвонил Ксюше и сообщил, что ему пришла в голову замечательная идея. Ксюша восприняла его слова с удивлением и полным отсутствием энтузиазма.

— Не уверена, дорогой… — проговорила она через паузу. — Во-первых, мне не кажется правильным, что с ребенком будет находиться женщина с такой, как ты рассказывал, трагической судьбой… И потом, ее физическая неполноценность… и постоянно в перчатках руки… Возможно, конечно, это полиартрит, а могут быть и какие-нибудь ожоги или экзема. Одним словом, не знаю. Конечно, замечательно, что Мария так сразу откликнулась ей, вошла в контакт. Но это еще ничего не значит, нельзя делать выводы на основании одной-единственной встречи.

— У нее замечательные рекомендации от прежней семьи, — прервал ее внезапно Кристиан. — Я уже созвонился с ними.

— Ну-у, конечно, это очень важно, — протянула Ксюша, — но в таком случае нужны не просто телефонные разговоры, а рекомендательное письмо… А как долго она прожила у них?

— Больше двух лет. И расстались только потому, что они переехали в Бангкок, а Веронике совершенно противопоказан тот климат. Родители утверждают, что ребенок до сих пор засыпает и просыпается с именем любимой няни и ужасно без нее тоскует. Они сейчас в Париже, правда, всего на несколько дней, но Вероника целыми днями с ребенком.

— Тоже радости мало… — вздохнула Ксюша. — Вот так же Мария к ней присохнет, а жизнь ведь непредсказуема, мало ли что.

— Ну уж в Бангкок нас судьба точно не забросит, — засмеялся Кристиан и сам удивился, откуда у него взялись силы на этот жизнерадостный смех. — Давай попробуем… Отказаться никогда не поздно.

— Ну хорошо, надо подумать. Возьми, пока они в Париже, рекомендательное письмо…

— Да что ты привязалась к этому несчастному письму, — взвился вдруг Кристиан. — Даже перед людьми неудобно. Сочинять какую-то идиотическую бумажку!

— И совсем не идиотическую, — спокойно возразила Ксюша. — Так полагается, и люди, у которых работала гувернантка, знают, что только так и бывает. Спроси, кстати, как она к ним в дом попала.

Кристиан в бешенстве отшвырнул трубку, откинулся в кресло и попытался успокоиться. Налил виски и, выпив залпом приличную порцию, снова набрал Ниццу.

— Извини, дорогая, почему-то отключился телефон. Позже перезвоню. Срочно дописываю доклад. Поцелуй Марию!

Двумя днями позже Кристиан вновь появился на улице Дарю. Он был измотан после тяжелейшей многочасовой операции, потом пришлось консультировать поступившего больного, совершать обход отделения со студентами-медиками, подробно рассказывая о каждом пациенте… Потом подписывал какие-то бумаги. Он еле держался на ногах, когда вошел в темный храм, где шла вечерняя служба и лишь голос священника, хор и легкие потрескивания свечей составляли мир звуков, и сразу почувствовал, как все его дела и проблемы отступают, ослабляют свои тиски, и главным становится то, что по праву и должно главенствовать и царить в душе человека. Из-за прилавка свечного ящика приветливо улыбнулась староста храма, а через несколько минут почти насильно усадила его на стул возле иконы Николая Чудотворца.