Иван IV Грозный - Дмитрий Володихин

В разное время историки и публицисты считали Слободской орден то своего рода «сверхмонастырем», то, напротив, изощренным кощунством над православными церковными устоями, то мистической организацией самого темного, чуть ли не сатанинского характера. Я.Н. Любарский и С.В. Алексеев обратили внимание на некоторое сходство обычаев, заведенных Иваном Васильевичем в Слободе, с шутовским собором византийского императора Михаила III Пьяницы[183]. Митрополит Санкт-Петербурский и Ладожский Иоанн (Снычев) находил опричное сборище истинно православным по духу[184]. Д.М. Михайлович видел в Слободском ордене эзотерическую организацию, недружественную по отношению к православной Церкви, и связывал ее возникновение с деятельностью на территории Московского государства вестфальского лекаря, астролога, отравителя и мага Елисея (Элизиуса) Бомелия, появившегося в нашей стране как раз летом 1570 года; Д.М. Михайлович указывает на антицерковный характер опричной политики и считает возможным принятие русским государем эзотерического посвящения от Бомелия{141}.[185] Высказывались догадки о сходстве ордена с тайными инквизиционными трибуналами, т.е. наследием Торквемады. Некоторые историки сомневаются в достоверности сообщения Таубе и Крузе об опричном братстве. Автор этих строк решительно отказывает в какой бы то ни было связи между христианством и ассасинами в монашеских одеяниях. За скудостью источников трудно определить, тянется ли в Слободу какая-либо эзотерическая ветвь из Европы, насколько возможно посвящение в тех условиях и был ли Бомелий действительным инициатором Слободского ордена. Возможно, царь-актер воздвиг для себя идеальную «сцену», не имея далеко идущих мистических соображений. Он использовал для лицедейства храм — идеальную по тем временам площадку для театральных представлений, с отличной акустикой и роскошными декорациями. Ведь приказания по государственным делам отдавались им в церкви — зачем? Возможно, из-за того, что государю они виделись частью «роли».

Попытки проследить историю Слободского ордена напоминают блуждание в потемках. Историк имеет слишком мало информации о нем и должен бы положить перо, воздерживаясь от категоричных выводов. Нет ни единого достойного доверия метода, с помощью которого можно было бы определить, во-первых, где лгут, а где говорят правду Таубе и Крузе, во-вторых, с какой целью государь Иван Васильевич создал Слободской орден.

Через несколько месяцев после утверждения опричнины был произведен первый набор служилых людей в опричную армию и государев двор. А осенью 1568 года опричные боевые отряды впервые появились на поле боя — под Волховом. Их двинули вместе с земской армией против крымского хана.

Историки XX столетия, со времен Сергея Федоровича Платонова, много писали о земельной политике опричнины и даже искали в ней разгадку сути той диковинной политической конструкции, которую создал Иван IV. Но замечали в основном ее отрицательный аспект. Характерные выражения, присущие многим историческим исследованиям этого периода: «перераспределение земель в годы опричнины было направлено против…» или «опричная аграрная стратегия ориентирована на подрыв…».

Действительно, огромные земельные владения были реквизированы по велению Ивана Васильевича во второй половине 1560-х годов, а в 1570-х эта политика знала «рецидивы». И, спору нет, при этом ощутимые потери понесли крупные вотчинники, относящиеся к видным княжеским родам.

Но у опричных преобразований, связанных с земельной собственностью, основным был, думается, все-таки позитивный аспект. Иными словами, прежде всего, для какой цели реквизировались земельные владения у прежних хозяев, а не против кого направлены все эти меры. Между тем сокращенная версия указа об учреждении опричнины, помещенная в официальной летописи, дает ясное представление о том, каковы приоритеты опричной политики в этом направлении: «…а учините государю у себя в опришнине князей и дворян, и детей боярских дворовых, и городовых 1000 голов, и поместья им подавал в тех городех с одново, которые городы поймал. А вотчинников и помещиков, которым не быти в опришнине, велел ис тех городов вывести и подавати земли велел в то место в ыных городех, понеже опришнину повеле учините себе особно»{142}. Иными словами, первейшая и главная цель опричной аграрной политики состоит в обеспечении служилых людей опричного корпуса поместьями. Очевидно, речь идет о том, чтобы дать опричной братии лучшие земельные владения в Московском государстве. Никакая социальная группа не выдвинута на роль «донора». Та же княжеская аристократия нигде не названа как приоритетный объект реквизиций. А монография В.Б. Кобрина «Власть и собственность в средневековой России» показала, что политика отчуждения поместий и вотчин не имела специальной антикняжеской направленности и не привела к подрыву княжеского землевладения в России{143}. Землю, таким образом, забирали там, где ее удобно было забрать. Важно было наилучшим образом обеспечить новорожденное опричное войско, а не обидеть или разорить кого-то при этом.

Р.Г. Скрынников писал о массовой Казанской ссылке тех, кто потерял в опричном секторе свои вотчины и поместья. В частности, отмечал обилие аристократов, служивших по княжеским спискам, указывал на значительное количество крупнейших и самых родовитых представителей знати, связанной с Владимиро-Суздальской землей. Но, во-первых, помимо богатейших аристократов высланы были совершенно незаметные. Зачем? К чему по ним-то «наносить удар»? И, во-вторых, казанских ссыльных довольно быстро вернули на территорию коренных русских уездов. Если бы надо было им «нанести удар» — так сгноили бы их на казанских землях. Нет, по всей видимости, государь все-таки нуждался в их военно-административных услугах и не собирался сводить под корень старинные рода. Впоследствии многие из них при жизни Ивана Васильевича получили назад свои владения и обрели новые, взамен прежних. Дело здесь, вероятно, не в каких-то особенных, требующих насильственного разрыва связях старых княжеских семейств с землями, на которых они жили, или «связях с местными обществами», как писал С.Ф. Платонов. Просто прежних землевладельцев надо было убрать с тех мест, где должны были устроиться опричники. Чтобы не мешали обустройству новых помещиков, чтобы, не дай Бог, не делали попыток оказать сопротивление. Их и убрали под Казань — от греха подальше. По большей части произошло следующее: в 1565 году людей выслали на окраину страны, а уже в 1566 году их вернули обратно в центр.

О многом говорит географическое расположение опричных владений. В соответствии с указом о введении опричнины ее территорией стали земли на Русском Севере, в том числе Беломорское побережье, Подвинье, Важская земля, а также огромная область в треугольнике, вершинами которого стали Соль Вычегодская, Каргополь и Вологда; значительные территории в самом центре Московского государства — Вязьма, Можайск, Козельск, Перемышль (частично), Белев, Лихвин, Ярославец, Медынь, Суздаль, Шуя, Галич, Юрьевец Повольский, Балахна, Старая Русса, огромные анклавы под Москвой, в районе Кашина и Клина; обширная часть самой столицы. Позднее, по сообщению немцев-опричников Таубе и Крузе, Ростов и Белоозеро были присоединены к опричному «уделу» государя. Не так давно были найдены записи летописного характера в рукописном сборнике Кирилло-Белозерского собрания. Там содержалась информация, согласно которой в январе 1569 года Ростов и Ярославль были взяты в опричнину{144}. Видимо, присоединение Белоозера произошло тогда же. Известно, что в состав опричных владений попали также Кострома, Пошехонье, Переяславль-Залесский, Старица, Бежецкий Верх, восточное Приладожье и все Прионе-жье[186]. На закате опричнины туда взяли часть Новгорода Великого.

Если нарисовать карту опричного «удела», то прежде всего придется полностью заштриховать почти все северные области страны. Затем окажется заштрихованной вся северная часть старинного Владимиро-Суздальского княжества, каким оно было в XIII столетии. Если все остальное представить себе в виде мишени, а Москву поместить в «яблочке», то набор опричных анклавов будет напоминать след от выстрела крупной дробью в самый центр мишени.

С северными землями все более или менее понятно. Естественно стремление Ивана Васильевича пользоваться доходами от таможенных пошлин, промыслов, а также контролировать важный торговый маршрут из Европы в Россию вокруг Скандинавского полуострова — он был в середине 50-х годов XVI столетия открыт для европейского мореплавания экспедицией англичан Хью Уиллоуби и Ричарда Ченслора. Север был для опричнины неиссякающей денежной бочкой. Испомещать кого-то на землях слабо освоенных, со сравнительно неразвитым землевладением, вряд ли было целью включения северных областей в состав опричной территории.