Хронико либеральной революции. (Как удалось отстоять реформы) - Олег Мороз

Сергей Шахрай сообщил, что свое видение наихудшего развития событий в стране он «пытался» изложить президенту, однако тот не захотел его слушать.

…Встреча с Ельциным у меня так и не состоялась.

Впрочем, на некоторые из интересовавших меня (и не только меня) вопросов президент вскорости ответил.

В конце июня — начале июля ряд известных политических деятелей снова выступили с предупреждениями об угрозе государственного переворота. Наибольший резонанс вызвало заявление министра иностранных дел Андрея Козырева. Возможно, потому, что у всех на памяти еще было аналогичное скандальное заявление его союзного предшественника — Эдуарда Шеварднадзе. 30 июня в интервью «Известиям» Козырев предупредил, что события, происходящие в России, очень похожи на то, что было в Германии в 1933 году, накануне прихода к власти Гитлера. По словам Козырева, в России поднимает голову партия необольшевизма. Как считает министр, угроза переворота вполне реальна. Его могут осуществить либо в форме так называемого очередного съезда КПСС, либо путем «аппаратного реванша». Не последнюю роль в нагнетании атмосферы нестабильности играют силовые структуры — бывший КГБ и военное ведомство. Именно они «создают ситуацию, толкающую к применению силы» — в частности, с помощью соответствующей подачи информации. Кроме того, Козырев возложил на военных ответственность за расползание оружия по «горячим точкам» СНГ. Поэтому, сказал министр, возможно, требуется провести радикальную реформу органов госбезопасности и военных ведомств. А вообще, по мнению Козырева, в нынешней ситуации единственная надежда на предотвращение переворота — президент: только он может реально противостоять необольшевизму.

Это заявление Козырева вызвало недовольство в коридорах власти. Особенно не понравилась та его часть, где он выдвигал обвинения в адрес силовиков. В тот момент никто не хотел с ними ссориться. В результате уже на следующий день появилось «разъяснение» советницы министра: дескать, Козырева неправильно поняли, на самом деле «в интервью речь шла не о деятельности нынешних российских ведомств, а об опасности тех методов, которые применялись советскими спецслужбами в прошлом».

Казалось бы, при чем тут советские спецслужбы? Видимо, «разъяснение» сочинялось впопыхах, на скорую руку, аргументы брались с потолка.

Впрочем, 2 июля, выступая на заседании общественного консультативного Совета по внешней политике при МИДе, Козырев повторил свое предупреждение о возможности переворота, правда уже не упоминая силовые структуры. «Оппозиция красно-коричневых тонов, — сказал он, — пытается дать бой президентской линии на демократическое обновление России, на ее равноправное вхождение в сообщество цивилизованных государств». Цель оппозиции, по словам министра, — «оторвать реформу и реформаторов от их зарубежных союзников, вернуть страну к состоянию осажденной крепости, конфронтирующей уже не только с США и НАТО, но и с ближайшими соседями». Альтернатива этому, повторил министр, — в единодушной поддержке президентской внешней политики.

Андрей Козырев был одним из самых ненавидимых оппозицией министров кабинета Гайдара. Животную ненависть ее вызывал прежде всего «прозападный» внешнеполитический курс, который Козырев унаследовал от Горбачева. По части вызываемой ненависти конкуренцию Козыреву мог составить разве что сам Гайдар, да еще Чубайс и министр юстиции Николай Федоров…

Примечательно, что именно о Козырева и Федорова посчитал нужным «вытереть ноги» Хасбулатов, выступая 3 июля на заседании Верховного Совета. Обоих он упомянул в связи с их выступлениями в прессе: дескать, министр юстиции в своих газетных интервью «дает разъяснение, как разогнать Съезд народных депутатов», а министр иностранных дел «решил стать оракулом — вторым Шеварднадзе».

Гораздо более огорчительным стало то, что примерно в таком же духе отозвался о заявлении Козырева и Ельцин на уже упоминавшейся пресс-конференции 4 июля. По его словам, это заявление было обсуждено на Совете безопасности и признано вредным. И снова аналогия с Шеварднадзе: «Если вы хотите быть пророком, как Шеварднадзе, тогда поступите, как он: предупредил о путче и подал в отставку…».

Ельцин как будто забыл, что предупреждение Шеварднадзе в конце концов сбылось: путч действительно произошел, хотя и не сразу после предупреждения министра иностранных дел СССР.

Впрочем, как сказал президент, на заседании СБ Козырев уверял, что журналисты его неправильно поняли. То есть глава МИДа и здесь дал задний ход. У дипломатов подобные привычки доведены почти до автоматизма.

Сам Ельцин уверен, что оснований бить тревогу нет. Конечно, национал-коммунисты в последнее время, в преддверии заседаний Конституционного Суда, собирающегося рассмотреть правомерность запрета КПСС, активизировались. Но это только в Москве, в целом же по России все «достаточно спокойно».

«Я исключаю возможность путча», — сказал президент. Он уверен: все силовики — министры обороны, безопасности, внутренних дел — демократы. Так что ни армия, ни другие силовые структуры путч не поддержат.

Эта уверенность Ельцина, в том, что силовые министры преданы идее демократии и лично ему, сыграла с ним злую шутку. Из-за этой уверенности он долго недооценивал опасность, исходящую от большинства депутатского корпуса, от Руцкого. Когда же эта опасность стала очевидной, выяснилось, что ни министр обороны, ни министр внутренних дел совсем не так надежны. А министр безопасности Баранников и вовсе оказался предателем, что обнаружилось еще раньше.

Ельцин подтвердил: он как поддерживал, так и будет поддерживать Гайдара (с 15 июня ставшего исполняющим обязанности премьера), как бы тяжело это ни было.

— Конечно, принимаются непопулярные меры, — сказал Ельцин, — и на этом, на настроении народа играют определенные силы. Народу тяжело, и, конечно, он иногда высказывает недовольство. Но играть сегодня на этом недовольстве — это называется предательством России. Но предатели не имеют социальной базы среди народа. Вот это главное, а потому они не решатся ни на какой путч. Да и нет человека, который взял бы на себя роль Крючкова в организации такого путча.

Тут Ельцин опять ошибся. Когда настал «час Х», «крючковы» у «этих сил» нашлись в достаточном количестве — те же Хасбулатов, Руцкой, Макашов, Ачалов, тот же переметнувшийся на их сторону Баранников…

Переворот вероятен, но невозможен?

Успокоительные слова Ельцина большого действия не возымели. Атмосфера напряженного ожидания сохранялась, хотя вероятность грозовых событий оценивалась по-разному. Газетные заголовки той поры: «Призрак путча над Россией», «Российское единство» тоскует по путчу», «Новый путч невозможен», «Армия не допустит нового путча», «Переворот вероятен, но невозможен», «Нет, возможен, но без танков»…