Последняя возможность увидеть солнце - John Hall

достоин, но не будет удостоен премии «Оскар». Страдаю расслоением личности… Давно, начиная со своего первого задания. Оттуда и началось, оттуда и повелось…

У меня был старший брат. Простой коп с хорошим положением в обществе. Коп, который жизнь положил на алтарь справедливости. Коп, что даже своим видом был образцом подражания, с которого могли бы писать книжку-комикс, облачая его в трико и заставляя отстаивать интересы слабых на страницах с рисунками. Он именно таким и был, и так он и погиб. При исполнении, стараясь разобраться, расследовать дело о новом виде наркоты… Перед смертью он сказал мне, что расследование привело его к дверям храма, а потом его убили… А до этого он рассказывал мне о сыне того жирного ублюдка. Мой брат рассказывал о коммерческой деятельности, о каких-то ларьках и палатках, о липовых счетах и взятках в инстанциях этого проклятого города.

Старший брат никогда не разговаривал об этом с отцом. Они работали вместе, и чтобы не толкаться локтями, решили вообще не обсуждать работу. Единственное, о чем они говорили, когда старик напивался, так это о том, что усатый не одобряет тот путь, на который встал я. Отец был против этой рискованной во всех смыслах работы. Он ругался, под алкашкой кричал: «Ты мое самое большое разочарование!», но всегда выслушивал мои рапорты и быстро принимал решения.

Брат тоже не испытывал особого восторга от того, чем я занимался, но он всегда выгораживал меня перед отцом, заступался за меня. Он помогал мне избавиться от зависимости Сансарой. Тогда я вычислил этот новый наркотик, что заполнил улицы и переулки. До меня этого никому не удавалось. До того случая все производство принадлежало другому человеку, что делал ставку не на количество товара, не на количество клиентов, что платят за кайф… Тот человек поставил фиксированный ценник на ограниченное количество Сансары, и, конечно же, были те, кто был против таких условий.

После того как я рассекретил новый вид кайфа, дельцы притихли, но через некоторое время появились вновь, и этим начал заниматься мой старший брат. Так он и пришел к дверям храма… Так он и умер.

Я помню, как мы с усатым стоим на краю могилы. Помню те чувства, что переполняли меня, и я помню выражение лица старика… В тот момент нас осталось двое в этом мире. Мать умерла много лет назад, и отцу пришлось воспитывать нас с братом. Не сказать, что мы были против, но не могу сказать, что мы слушали, что он нам говорил. Так было, пока брат не решил пойти по его стопам. В тот момент я по какой-то до сих пор не известной мне причине тоже решил продолжить семейную профессию.

Сейчас так странно осознавать, что он умер, а мы по-прежнему живы, что мы по-прежнему можем дышать, ходить, заниматься сексом, бухать… А его уже нет.

То, чем мы сейчас заняты, не возмездие, это я уже воплотил в жизнь самостоятельно. То, чем мы сейчас заняты – самоубийство. Мы с отцом готовы отдать свои жизни просто потому, что нам нечего больше терять… А межличностные отношения, они слишком далеки.

Наш план прост и туп и, наверное, именно поэтому он сработал. Наверное, по этой самой причине самые глупые поступки зачастую более реальны и обладают большим потенциалом к осуществлению, нежели тщательно продуманный план, который все равно закончится полной импровизацией.

Нас всего двое… Два человека против монстра – спрута с длинными щупальцами. У нас нет обратного пути, наша решимость выбрала дорогу только вперед. Туда, где мы в любом случае избавим этот город от моллюска, который живет и правит, и растет…

Отец, он созвал все правящие власти, он собрал все власти, что подчиняются правящим, он пригласил каждого имеющего хоть капельку власти в этом мерзком городе… Он пригласил того самого спрута, точнее человеческое обличие этого монстра. Все эти люди собрались в полицейском участке. Они расселись на пластиковые стулья в конференц-зале, а отец занял место за трибуной.

Поводом для этой встречи, для этого собрания стало заявление отца. Все и каждый просто оказались заложниками ситуации и явились сюда, чтобы выслушать подготовленный текст.

Пока гости проходили в зал и рассаживались на места, я, загримированный, разбавлял все тот же нитрозепам в баллонах с водой. Все те копы, которым отец доверяет, они были заняты охраной территории, остальные остались в стенах полицейского участка.

Пока отец с трибуны втирал словесную дичь, я разносил пластиковые стаканчики с водой. Каждому по одному, даже охранникам. Я делал это, говоря о том, что это распоряжение офицера. Эти слова заставляли каждого взять стакан и сделать один глоток… Этого было достаточно. В это время отец продолжал пихать занудную блевотину, от которой зал зевал и засыпал, как это и требовалось. В сумме потребовалось примерно десять минут, чтобы полицейский участок наполнился сопением и храпом.

Дальше мы разделились. Отец пошел на склад боеприпасов. Оттуда на тележке он вывез всю взрывчатку. Старикан начал закладывать ее, начиная с подвальных помещений и дальше вверх. В это время я связывал руки и ноги скотчем всем спящим в управлении, а после перетаскивал тела в конференц-зал на последнем, третьем этаже здания.

Пот лился с меня водопадом, орошая очередное спящее тело. Тяжело дышать. Тело все еще сопротивляется жизни и активности… Единственное, что стимулирует – адреналин. Мила всадила мне добрую дозу. Она украла стимулятор вместе с нитрозепамом. И теперь я бодро дергаюсь, перескакивая через ступеньку, удерживая одно, а иногда пару тел. Так проходит еще полтора часа. Мы встречаемся с отцом в конференц-зале и делаем последнее приготовление.

Мы берем того, кого окрестили спрутом, и с помощью скотча привязываем его к трибуне. Он смотрит вперед, на тела спящих политиканов, управленцев, богачей и прочей мрази, в руках которой есть хотя бы капелька власти. Окрещенный головоногим моллюском мирно спит, а мы фиксируем на нем часть взрывчатки… Остальное разбрасываем по залу. Закончив с этим, мы покидаем здание полицейского участка.

– Вот и все, – первый голос.

– Это будет красивая точка, – второй голос.

– Которую этот город никогда не забудет, – третий голос.

– Каждый получит то, что он заслужил, – четвертый голос.

– Справедливость относительна, – начинает пятый голос. Она в руках психопатов, сумасшедших, безумцев… В руках тех, кто однозначно готов уничтожать!

– Уничтожение – часть сотворения, – темная материя завершает череду высказываний. Мы с отцом стоим на улице и смотрим на здание полиции. В его руке небольшой пульт с одной кнопкой. Проходит еще несколько секунд тишины.

– Наш мэр, он был