Атаман Войска Донского Платов - Андрей Венков

Все ахнули.

Императрица, поднявшись, удивленно-усмешливо посмотрела на него и придержала своей рукой его отставленную руку.

— Не ушиблись, Матвей Иванович?

Эх, надо бы сказать! Но что?!

— И в падении своем я возвеличен Вашим Величеством! — звонко и радостно вскрикнул вскочивший Платов и, склонившись, чмокнул поддержавшую его руку Августейшей Государыни.

— Да он сама прелесть!

— На мне пословица оправдалась, Ваше Величество: казак если чего не украдет, то разобьет.

— Это все ваша сабля. Что ж вы ее в гардеробе не оставили?

— Не могу, Ваше Величество, жалованная, светлейший за Измаил наградил.

— Я еще не успела наградить вас, Матвей Иванович, — сказала царица, задумчиво разглядывая донца. — Но моя награда будет не меньше. Здесь тесно для такого «сына полей», как вы. Приезжайте ко мне весною в Царское Село. Я скажу, чтоб вам оставили комнату.

25 марта в Зимнем дворце был прием, и Матвей Иванович Платов получил во время оного орден Святого Георгия 3-й степени.

— За такую милость матушки-царицы, я вам скажу, не жаль и жизнь свою отдать, — дрогнувшим голосом возгласил польщенный кавалер.

Награда его не шла в сравнение с наградами, осыпавшими светлейшего. Платье, украшенное драгоценностями, тысяч в двести и знаменитый Таврический дворец, который строился Гарновским, но продан был за год до этого в казну.

В этом дворце дал Потемкин в последний раз весной 1791 года праздник в честь Ее Величества. Не знавали пышнее. И готовились к нему долго. А пока готовились, жил Матвей, как во сне. Нужды не ведал, стоял у Потемкина на всем готовом, свои деньги были и войсковых прихватил. Так что рисковал, в картишки поигрывал. Но другой риск, страшный и блестящий, завлекал его больше карт. Боролся светлейший за власть против Платона Зубова… Что из себя Зубов представлял? Да ничего. Шуточки да прибауточки. А сила у него страшная — царицын любовник. Не зря Румянцев про Екатерину говорил: «Если б знал ее любовника, послал бы ему подарки». А светлейший уже не тот стал. Удивляя жителей столицы великолепием, казалось, тяготился он почестями и самой жизнью. Не в полную силу боролся. И все же нагляделся Матвей у него, наслушался…

Съезжались к Потемкину многие, Зубовым оттесненные и оттого недовольные, говорили дерзко. Циники, прожженные люди, как послушать. Один раз, выпивая, подняли тост за честных людей, так кто-то рассмеялся: «За здоровье честных пить — боюсь, что мор будет».

Хитросплетения интриги Матвей не понимал, хотя старался вникнуть, но зиждилось все на неизвестных ему и непонятных связях, родственных, денежных… Одно понимал Матвей — в сложных, многоходовых комбинациях никто не ставил на законного наследника, на Павла Петровича. Спросил как-то Потемкина, а тот ответил:

— Зачем нам царь? Если надо, найдем еще одну немку.

— А Павел? Он же будет…

— Ублюдок он. Сережки Салтыкова сын.

Спаси и помилуй!.. Тут как бы головы не лишиться. Осознав, с чем играет, стал Матвей всматриваться, вслушиваться. Несколько раз бывал у царицы, приглядывался к ней, не то, что ослепленный страстями Потемкин. Бабы всюду одинаковы. Отметил, как преображалась она при виде красавца Зубова. Отбери у ней такую игрушку!

Императрица была к нему милостива, часто смеялась, кофеем угощала. Спрашивала, нравится ли?

— Отменный, Ваше Величество, — отвечал Платов. — Куда лучше нашего!

— Как же у вас его готовят?

— Да как и турки. В медных ступках толкут… Бабы все это делают, Ваше Величество. Буду на Дону, спрошу.

Видя царскую ласку, вертелись вокруг Платова придворные, кто приглядывался, а кто и открыто за каждым шагом следил.

Возвращаясь, рассказывал Матвей обо всем Потемкину, окунался в водоворот празднеств, пил, играл, засыпал под утро под те же разговоры:

— Жалует царь, да не жалует псарь.

— У этого псаря много таких сук на своре бывало…

От напряжения сны видел яркие, цветные, кабы не бессмысленность видений, за вещие сошли бы.

И увидел однажды явно степь осеннюю с посохшей, полегшей травою, дорогу, экипажи какие-то, людей, обнаживших головы, и у дороги на разостланном плаще лежал Потемкин…

Проснулся Матвей и думал тревожно: «А если и вправду осенью ноги протянет? Кто я? Атаман Екатеринославского Войска? Чего я тут делаю? Чего он хочет от меня?» Так и не придумав, хочет ли светлейший его, Платова, царице вместо Зубова подсунуть, или просто пустил вперед, как приманку, чтоб отвлечь внимание, а самому тем временем… А что тем временем?.. А может, пугает, блефует? Вот, мол, мои казачки!..

Нет, ефремовскую дорожку топтать дураков нету. Царствие ему небесное, бывшему тестю, помер от злой язвы… Да и было бы Войско, как Войско… Три полка всего…

Заворочался Матвей и встал, готовый бежать: надо бы с Зубовым поближе познакомиться. На всякий случай. Черт его знает, чем тут дело кончится!

28 апреля Потемкин давал праздник в Таврическом дворце для Матушки-Императрицы. Пригласил три тысячи гостей, все в маскарадных костюмах. Сам светлейший явился в алом кафтане и длинном плаще из черных кружев. Одежда его слепила обилием драгоценностей, а на шляпе было их столько, что из-за тяжести невозможно было ее носить на голове, и вслед за светлейшим носил ее специально поставленный для этого адъютант.

После шести часов приехала Императрица со двором, ее сопровождали внуки, Великие Князья Александр и Константин Павловичи, и Великая Княгиня Мария Федоровна, жена наследника. Едва карета остановилась, на амфитеатре, построенном против дворца, загремели трубы, воздух огласился криком «ура» и началось народное гуляние, где народ кормили, поили и одаривали новым платьем.

Потемкин встретил августейшую гостью и повел в залу, предназначенную для танцев. Огромные столбы в два ряда окружали ее, меж ними находились ложи, украшенные гирляндами и штофами, вазы каррарского мрамора необыкновенной величины и печи лазуревого камня. Все стены были увешаны зеркалами, придававшими зале безграничность и отражавшими блеск огромных шаров, вместо люстр свисавших со свода. Екатерину подвели к приготовленному месту, окруженному прозрачными картинами и надписями. Собравшиеся стали размещаться в ложах и под колоннами. Послышалась музыка. Оркестр из трехсот человек музыкантов и певчих был на диво слажен. Двадцать четыре пары знатнейших дам и кавалеров начали танцевать балет, изобретенный самим светлейшим. Великие князья Александр и Константин участвовали в этом балете. Все танцевавшие были в белых платьях, украшенных бриллиантами. Чудный свет струился от пар, переливался, менял цвета.