Пока ангелы спят - Анна Литвинова

– А в Тель-Авиве – до тридцати трех, – задумчиво сказала Наташа.

– Купаться будем?

– А зачем же тогда мы едем? – лукаво улыбнулась моя Натусенька.

Присутствие красивой девушки в салоне придало моей «копеечке» нечеловеческие силы. Она вдохновенно – до ста двадцати! – пронеслась по Дмитровскому шоссе, потом по Кольцевой дороге, затем по Ленинградке. Только ветер свистел в открытые окна, ревел движок, дребезжали панели, а из радиоприемника веселому утру изо всех сил подпевала Земфира: «Мне приснилось небо Лон-до-на!..»

Радость, захлестнувшая меня в тот момент, как я увидел Наташу, не исчезала – наоборот, она росла и раздирала меня изнутри, словно воздушный шарик. За полчаса мы домчались до Шереметьева-один. Я бросил машину, не доезжая до официальной стоянки, подхватил свой чемодан и Наташину сумку, а ей поручил нести ноутбук.

Я решил взять компьютер с собой – вдруг мне удастся там поработать? А желание поработать ко мне теперь вернулось. К тому же, признаюсь, я прихватил лэп-топ из-за щенячьего идиотского понта.

Алена-«билетница» из нашей фирмы вместе с социологом уже ждали в центре зала у табло. Социолог оказался тщедушным мужчинкой с лысиной, старательно замаскированной специально отрощенным чубом. Невзирая на жару (и московскую, и грядущую в аэропорту назначения), он пребывал в костюме (причем довольно-таки простецком) и сбитом набок галстуке.

Алена изо всех сил важничала, демонстрируя собственную незаменимость и значимость. Так умеет важничать только младший обслуживающий персонал, не достигший еще двадцатилетия. Она торжественно вручила нам билеты и загранпаспорта. Я открыл свой. В нем почти на всю страницу размахнулась лиловая прямоугольная виза. Вверху штемпеля имелся герб – семисвечие в окружении оливковых ветвей и две надписи. Слева Embassy of Israel, Moscow, а справа – закорючки, означавшие, очевидно, то же самое по-иудейски. На мгновение буквы иврита показались мне похожими на магические знаки из моего сна – на те символы, которыми оказался написан непонятно откуда возникший файл DREAM. Странным, тревожным, загадочным дохнуло от них. Я на долю секунды почувствовал себя словно во сне – в том самом гнетущем сне. Но тряхнул головой, отгоняя наваждение, и вернулся в явь: в шумный, торопливый аэропорт, к делам, к Наташе. Реальность – живая, душная, яркая – снова впустила меня.

Я быстренько захлопнул паспорт.

Помимо паспортов-билетов, Алена вручила мне конвертик, значительно молвив: «Здесь командировочные». (На пакете – на удивление – был изображен не Дед Мороз, а логотип нашей компании «Ясперс энд бразерс».) Я распечатал презент от мистера Маккагена: щедрой рукой в конверт вложено четыреста американских долларов.

Далее все шло как во сне. Но в радостном, сладком сне. Настроение по-прежнему было на пять с плюсом. Нескончаемая очередь на таможенный контроль. Анекдоты и шутки, которые я ворохом вываливал на Наташу. Ее лучезарный смех. Ее глаза – я замечал только их. Для меня ничего больше не существовало. (Где-то далеко, на периферии сознания, остались томящиеся в очереди пассажиры, высокомерно удивленные нашим весельем, а также набычившийся молчаливый социолог.)

А затем – желтая черта на полу, означающая границу, и бурный приступ радости оттого, что мы ее пересекли… Бедный выбором бар, где я, справившись о Наташиных вкусах, приобрел за десять долларов литровую бутылку джина «Гордонс» и двухлитровую емкость со «Швеппсом»… Жаркий автобус, набитый людьми, – меня качнуло, толкнуло на Наташу, и я на одну только долю секунды ощутил своим телом ее крепенькое тело – и тогда, в первый раз за утро, она, кажется, смутилась… Затем – чрево самолета, русские хорошенькие стюардессы, изо всех сил старающиеся быть любезными… Потом самолет долго выруливал на взлетную полосу, я взглянул на часы, они показывали четверть двенадцатого… Наконец «Боинг-737» задрожал и принялся разгоняться. Я прикрыл своей ладонью руку Наташи, вцепившуюся в подлокотник кресла, – она благодарно кивнула, и рука ее расслабилась…

Перед тем, как отнести досье на жильцов дома номер шесть подполковнику Петренко, капитан Василий Буслаев, сидя в своем крохотном комконовском кабинетике, решил еще раз перечитать его. Что-то не давало ему покоя. Какая-то зазубрина-воспоминание саднила мозг. Ему отчего-то казалось, что с кем-то из жильцов он уже раньше встречался. С кем-то имел какое-то дело. Или, по крайней мере, слышал его фамилию… Но с кем? И когда? И при каких обстоятельствах?..

Буслаев принялся перелистывать досье на всех жильцов дома, включая грудных детей, – в сумме получился увесистый том. Воспоминание не отпускало. Может, это просто ложная память?

Капитан затормозил на обитателе квартиры номер двадцать два. Он проживал в доме номер шесть без прописки – проживал уже более года. Буслаев внимательно вчитался в его досье.

Алексей Сергеевич Данилов.

1977 г. р.

Русский.

Мать, Данилова Долорес Лопесовна, скончалась в 1988 году, похоронена в г. Южнороссийске. Отец, Данилов Сергей Владиленович, проживает в г. Южнороссийске по адресу: ул. Губернского, дом два, квартира сорок семь. Также имеет собственный дом по адресу: Широкая Щель, ул. Прибрежная, 17. Возглавляет ООО «Цемент-импорт» и ООО «Цемент-капитал».

Данилов А.С. проживает в г. Москве с 1993 г. В 1998 г. окончил Московский педагогический университет. Специальность – преподаватель английского, испанского языка; переводчик.

В настоящее время работает переводчиком с испанского и португальского языков в сетевом американском рекламном агентстве «Ясперс энд бразерс».

Задержания милицией – нет.

По оперативным данным, отношения к противоправным организациям террористического и националистического толка не имеет. В объединенных преступных группировках не участвует. В употреблении наркотических веществ не замечен. Связей с группами лиц, употребляющих наркотики, не поддерживает.

«Нет… Не замечен… Не поддерживает…» Золото, а не досье! Прямо-таки солнечный мальчик!

В то же время, чем дольше капитан Буслаев вчитывался в скупые строки жизнеописания, тем более убеждался, что пути его с этим двадцатитрехлетним мальчиком уже пересекались. Но где? И когда?

Алексей Данилов… Алексей Данилов… Где-то Буслаев уже слышал это словосочетание… Где-то встречал его… Причем у него было ощущение, что встречал он эту фамилию некогда при обстоятельствах необычных… Но вот при каких?

Как ни вглядывался капитан в лист с данными на юношу, в его фотографию, сделанную скрытой камерой, – вспомнить, отчего ему знакомо это имя, он никак не мог…

Но оно ему знакомо! В этом капитан был уверен на все (как он любил говаривать) сто пудов.

Даже одного взгляда, брошенного за иллюминатор, было довольно, чтобы понять, как же там жарко.

Самолет припарковался, и тут же, без секундного промедления, из его грузового люка принялись выкидывать багаж. Дюжие, мускулистые, загорелые грузчики, совсем непохожие на евреев, принялись очень быстро укладывать чемоданы и сумки на тележку. Сразу же, без томительного российского ожидания, пригласили выходить пассажиров.

Я снова взял Наташу за руку, и она опять благодарно пожала мою ладонь.

Весь полет мы проболтали, делая перерывы на еду и на то, чтобы выпить по паре самодельных коктейлей из беспошлинного джина с тоником. Мы, видать, чем-то понравились стюардессочке, и она охотно таскала нам лед. Плешивый социолог выпивать с нами отказался и угрюмо-демонстративно погрузился в собственный ноутбук, на экране которого мелькали диаграммы, графики и многоэтажные формулы.

Не знаю, что со мной происходило, но мне едва ли не первый раз при общении с женщиной не хотелось завоевывать ее, строить далеко идущие планы и подталкивать, за пядью пядь, к постельке. Мне просто радостно было сидеть рядом с Наташей, говорить с ней, заглядывать в глаза, слышать, как она радостно хохочет, отзываясь на мои шутки… «Пожалуй, – прошла краем сознания мысль, – я влюбился в нее?» Но это предположение не испугало меня (как случилось бы прежде – я всегда боялся потерять свою независимость, свою волю) – напротив, показалось веселым…

Мы спустились по трапу в толпе пассажиров. Я по-прежнему держал Наташу за руку. На нас сразу же навалилось солнце. Оно оглушало. Отраженным светом слепили окна и никелированные поверхности самолетов, загорающих на огромном летном поле. Жарко, словно вошел в сауну.

Пассажиры короткими перебежками бросились к гигантскому зданию аэропорта. Нас, кажется, никто не сопровождал. Мы с Наташей невольно ускорили шаг.

В аэропорту царила ласковая кондиционированная прохлада. Уж на что люблю тепло, но даже я вздохнул с облегчением после слепящей пустыни летного поля. «А ведь сейчас апрель, – мелькнула мысль. – Что же творится здесь в июле?»