Падение Твердыни (неполное) - Дмитрий Викторович Распопов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он очень серьёзно воспринял мои слова, заверив, что эти документы увидят только доверенные его люди, прежде чем он станет подключать в производство других мастеров. В понятие «коммерческая тайна» его посвящать было не нужно, тут мы понимали друг друга с полуслова. За документы в его руках, иной правитель мог отдать полкоролевства, поскольку нынешние-то наши небольшие зеркальца стоили каких-то заоблачных сумм и то, за ними стояла очередь, поскольку из-за трудности производства и малой численности посвящённых в тайну, выпуск был налажен небольшими партиями. С сегодняшнего дня, когда под нашу руку встали сотни лучших византийских мастеров, можно было начинать нормальный, полноценный выпуск, без повторения прошлых ошибок венецианцев, заключивших мастеров производящих зеркал в заточение на острове Мурано, откуда они с большой охотой сбежали к французам, вместе с технологией их производства. Да, у меня тоже все были под контролем, но город они с семьями могли посещать свободно, не говоря уже о высоких окладах тех, кто непосредственно был посвящён в эти тайны. Я сильно надеялся, что, как и в своё время в моей вселенной, именно с падения Константинополя и начнётся величие венецианских стеклодувов, обогатившихся знаниями и людьми, привезёнными мной из византийского города.
* * *Франческо, после осмотра моих бумаг, сказал, что останется поговорить со своими доверенными, поскольку это чрезвычайно важно, ведь сулило гигантские прибыли, поэтому мне пришлось откланяться и поехать к его дому одному. Нужно было успеть поговорить с Агнесс, пока ещё что-то важного не случилось.
На моё счастье герцогиня была дома, и обрадовалась, что я заглянул к ней. Она немного попеняла мне, что за всеми своими делами забыл о её существовании, но тут я лишь развёл руками, объясняя, что мне по-хорошему сейчас нужно было быть на пути в Рим, поскольку нужно было встретиться с Папой. Ойкнув, она ещё раз поблагодарила меня за уделённое время, и увела в сад, отогнав служанок и попросив меня чтобы моя охрана также отошла за пределы слышимости. Меня это сразу насторожило.
— Что-то случилось, ваша светлость? — удивился я, — к чему эти меры предосторожности?
— Витале, я ведь сколько раз просила тебя называть меня наедине Агнесс, — погрозила она чуть пополневшим с нашей последней встречи пальчиком, похоже она снова была беременна, — ты для нас с Франческо, словно ангел-хранитель и я не устану это повторять. Правда муж всё время морщится, когда я так говорю, но по крайней мере не спорит со мной.
— Это да, на него похоже, — улыбнулся я, представив лицо компаньона в этот момент.
— Прости, что всё так сумбурно, — чуть смутилась она, — но отец прислал мне письмо и попросил передать его тебе лично.
— Бертольд фон Андекс IV, герцог Миранский? — изумился я, — написал мне? Мы ведь с ним даже незнакомы.
— Да? — настала её очередь удивляться, — а он мне пишет о тебе только в восхищённых тонах и говорит, что ты оказал Франции и ему величайшую услугу.
— А-а-а, — вспомнил я про покойную змеюку и своё участие в этом деле, — вспомнил. Мы как-то раз обменялись с ним письмами, но не более того.
— Тем не менее, прошу тебя прочти при мне, поскольку он запретил показывать его кому-либо ещё, — как прилежная дочь, она вытащила письмо из небольшого шёлкового мешочка и отдала его мне.
Всё ещё удивляясь необычностью выбранного гонца для передачи мне этой корреспонденции, я пробежался глазами по первым строкам. Затем хмыкнул, внимательно осмотрел печать, которая была взломана только мной, и вернулся к чтению. Начало было похожим на первое наше письмо.
«Уважаемому сеньору Дандоло, третьему сыну дожа Венецианской республики. Милостивый сеньор Витале, у нас имеется для вас предложение, которое сможет ещё более сильнее сблизить наши семьи, ведь дочь и так не чает в вас души. К тому же, оказалось, что не она одна. Ещё одним вашим страстным поклонником оказался наш наследный принц Людовик, который после того, как узнал, где вы путешествовали длительное время, перестал есть и спать, требуя у Его величества, чтобы его направили к вам, дабы он мог также принять участие в подобных странствиях.
Вы возможно не знаете этого, но позвольте мне рассказать, что после двадцати лет вражды, Их величества король Франции Филип II Август и король Англии Ричард I Львиное Сердце, весьма сильно сдружились за время военной кампании по покорению Датского королевства, принёсшего обоим много горя и разочарования поступками прошлого короля, поэтому не удивительно, что и два наследных принца вскоре встретились и похвастались своими игрушками, привезёнными вами им в подарок. Всеобщим удивлением стало то, что обе маленькие армии так чудесно дополнили друг друга, что наследники стали постоянными гостями во дворцах чужих королевств, так что страсть Людовика к морю, передалась вскоре и принцу Эдуарду, которому о вас также много хорошего рассказывала его бабушка, знаменитая королева-мать».
Я, прервав весьма любопытное чтение поднял глаза на Агнесс, она сидела тихой мышкой и явно не была в курсе его содержимого, судя по её любопытному взгляду, которым она пыталась заглянуть в письмо. Укрыв его рукой, я продолжил чтение.
«Их взаимное увлечение морем, а также вашими приключениями вылилось в то, что они теперь оба стали просить у Их величеств, попасть к вам на корабль, в любом качестве. Причём своим упорством и настойчивостью довели обоих королей до такого состояния, что ничего другого поделать с юными отпрысками они не смогли, кроме как уполномочили меня провести с вами предварительные переговоры по этому вопросу. Стесняюсь привести дословные слова Его величества Ричарда I, скажу лишь, что он пожалел, что при первой встрече с вами, он не додумался вывести вас подальше в пустыню и не закопать там в песке, чтобы никто и никогда вас больше не нашёл».
Вытерев выступившие слёзы умиления с глаз, поскольку ясно представил себе гневный рык моего, несмотря на наши скверные отношения, любимого «львёнка», я вернулся к письму.
«Его величество Филип II Август мягко попенял его в этом, поскольку многое бы произошло к лучшему, если бы его венценосный брат осуществил этот акт милосердия к нашему миру, ведь он ещё немного
