Когда падают звезды... - Вайолетт Лайонз

Девушка подумала, не запустить ли ему в голову грязной тарелкой, но в этот момент наконец объявили посадку на рейс Рабат – Нью-Йорк. Джеффри расплатился, и они поднялись из-за стола.

– Попрощайся с ребятами, – напомнил Джеф.

– Господи, да мне же с ними лететь до самых Штатов! – вздохнула Сильвия. – Они еще успеют надоесть мне хуже горькой редьки.

На самом деле она чувствовала, что ей будет не хватать этих двух балбесов, которых она уже совершенно простила. Но гораздо больше ей будет не хватать Джеффри во время полета.

– А вот и нет, радость моя, полетишь ты со мной, – пропел ей Джеффри в самое ухо.

– Это каким образом? Я же сама брала билет на место рядом с ними.

– Извини, милая, – в притворном покаянии склонил он голову, – я забыл спросить, в каком классе вы летите, поэтому купил еще два билета в первый.

– Ты умница, – поцеловала его Сильвия. – Но тогда мне нужно сдать мой билет.

– А давай, ты оставишь его на память о нашем волнующем приключении, – предложил Джеффри.

– А, давай, – тряхнув головой, улыбнулась Сильвия.

Они попрощались с Колином и Стэнли и отправились забирать вещи из камеры хранения. Через некоторое время они уже устраивались в удобных креслах салона первого класса.

12

– Я намерена спать! – капризно заявила Сильвия после недвусмысленной попытки Джеффри посадить ее к себе на колени. – Я ужасно устала от роли похищенной принцессы. И хватит тянуть ко мне свои грязные лапы, – добавила она, уютно положив голову ему на плечо.

– У меня совершенно чистые лапы! – продемонстрировал Джеф свои изящные ладони.

И как только ему удавалось оставаться чистым в любой ситуации! Сама Сильвия так и не смогла как следует отмыться от земли и пыли.

– И разве ты не хочешь меня обнять?

– Еще чего! – отозвалась она, возясь в своем кресле.

Положение, которое только что казалось ей очень удобным, внезапно перестало быть таковым. Если бы не люди вокруг, она бы немедленно пересела к нему на колени.

– Почему я должна хотеть обнимать такого мерзкого типа, как ты?

– Потому что я – милый, нежный и обаятельный молодой человек, наделенный фантазией и чувством юмора. Кажется, так ты меня назвала?

– Ты ужасное, кошмарное чудовище с совершенно извращенной фантазией и чувством юмора дикаря! – пропыхтела девушка, пытаясь свернуться на сиденье калачиком.

– Угу! – сказал Джеф, улыбаясь, – и у меня самые красивые глаза на свете. После твоих, конечно. А еще тебе очень нравятся мои руки. Ну согласись хоть на глаза! – нетерпеливо попросил он, поскольку Сильвия ничего не отвечала.

– Глаза у тебя наглые и непозволительно масляные, – сказал она наконец мечтательно.

– Вот и поговорили! – неожиданно обиделся Джеф. – Значит, я тебе совсем не нравлюсь?

– Очень нравишься, в том-то и ужас, – призналась Сильвия со вздохом. – И что я буду с тобой делать?

– Ты выйдешь за меня замуж и будешь со мной жить! – с воодушевлением пропел Джеффри.

– Подожди, – вдруг поперхнулась девушка. – " Но ведь для этого мне придется принять ислам. О Господи, я совсем об этом не подумала!

– Принять ислам? – удивился Джеффри. – Я знал, что моя будущая жена очень эксцентрична, хоть и претворяется обычной девушкой, но что она не может выйти замуж, не сменив вероисповедания… Ну хорошо, если ты так этого хочешь. Хотя тогда мне тоже придется его сменить… Ладно, я согласен, раз уж ты не можешь без этого обойтись. Ради тебя я готов почти на все. Даже на обряд обрезания.

Сильвия с изумлением выслушала эту речь, опять не понимая, где юмор, а где – правда.

– Слушай, хватит мне голову морочить, – взмолилась она наконец. – Ты можешь хоть что-нибудь сказать попросту? Разве ты не мусульманин?

– Я? – засмеялся Джеффри. – Я католик, разве я тебе не говорил?

– Ни слова, – пораженно сказала девушка. – Час от часу не легче!

– Но, ты знаешь, я совершенно не испытываю любви и почтения к папской церкви. Ничего не имею против, если нас обвенчают по протестантскому обряду. Ведь ты из протестантской семьи?

– Так, – сказала Сильвия. – Рассказывай немедленно! Каким образом сын арабского, ну хорошо, берберского… м-м-м… не знаю кого, может быть католиком? И почему у тебя испанская фамилия? И как, в конце концов, тебя на самом деле зовут?

– Меня зовут Джеффри Альварес, я тебе уже представлялся. А по-арабски меня зовут Джафар-аль-Исмаил, поскольку имя моего отца – Исмаил. Это я тебе тоже уже сказал. Я вообще тебе ни разу не соврал.

– Я больше не могу! Если ты мне немедленно не расскажешь, как все это получилось, я просто лопну от любопытства, – воскликнула девушка. – Я намерена немедленно выслушать рассказ о твоей жизни. Нам все равно еще несколько часов нечего делать.

– Может, мы лучше выпьем чего-нибудь? Хочешь мартини? Или сока? Или, может быть, минеральной воды? Нет, мороженого? – соблазнительно прошептал Джеффри ей в самое ушко, намеренно щекоча губами шею.

– Я хочу только правды! – патетически заявила Сильвия, пытаясь не засмеяться от щекотки. – Иначе…

– Ну, из окна самолета ты не вылезешь, – проговорил Джеффри. – Я надеюсь. – Он на всякий случай искоса на нее взглянул.

– Я просто лягу спать и до самого Нью-Йорка или… – не помню, где там у нас дозаправка, – не буду с тобой разговаривать, – пообещала девушка.

– Но, милая! Это же жестоко!

– Все, я уже сплю, – сказала она, отворачиваясь от него и снова пытаясь устроиться в кресле.

– Ладно, счастье мое, – сдался Джеффри. – После такой угрозы мне остается только подчиниться.

Сильвия немедленно повернулась обратно.

– Рассказывай! – приказала она.

– Моя мать… – начал Джеффри со вздохом. – Черт, не могу, – воскликнул он вдруг. – Просто какой-то английский роман восемнадцатого века! «История Тома Джонса, найденыша». Не успею я дойти до половины, как ты умрешь от тоски. У тебя уже на лице все признаки смертельного утомления. Иди лучше ко мне на колени, я тебя немедленно вылечу.

– Ничего подобного, – возмутилась Сильвия, – я просто приготовилась внимательно тебя слушать. Потом, я тут очень удобно сижу, так что нечего соблазнять меня своими коленями. Зря рассчитываешь, что тебе удастся увильнуть, ты дал мне слово, и я не собираюсь тебя от него освобождать.

– Ну ладно, – страдальчески сморщившись, простонал он, – если ты вознамерилась наложить на меня такую епитимию за мои грехи, то лучше сейчас. Когда мы прилетим, у нас с тобой найдутся дела поинтереснее.

– Разумеется, – заверила его девушка. – Начинай.

– Хорошо, только не перебивай и потом не жалуйся, – пробурчал Джеф. – Итак, моя мать была дочерью испанских монархистов, бежавших от революции в 1932 году. Они обосновались в Бостоне, так как сеньор Альварес, бывший преподаватель Саламанки, был приглашен читать лекции в Гарвардский университет. Он считался известным в академических кругах специалистом по древним американским культурам. Мой дед был, как полагается, истовым католиком, к американцам, да и почти ко всем окружающим относился с надменным презрением, а английским языком пользовался только на службе. Дома все говорили исключительно по-испански. Разумеется, сеньор Альварес рассчитывал на то, что «беспорядки» в Испании быстро кончатся и семья вернется на родину. Но время шло, а беспорядки все не кончались, мало того, в 1939 году к власти пришел Франко, так что даже деду пришлось признать, что в Штаты семья приехала надолго, если не навсегда.