Большая книга приключений и загадок - Юлия Кузнецова

Я обвела рукой клетки с птицами.

– Спасибо вам. Вряд ли мне еще когда-нибудь в жизни доведется покормить вьюрков и своими руками сделать совок, то есть садок для парижского кенара.

– А я благодаря вам открытие научное совершу, – сказал Никив торжественно. – Ведь это какое чудо – колония канареек в заброшенном доме, а? Я обязательно упомяну с благодарностью ваши фамилии в послесловии к своему докладу.

– Рады были вам помочь, – поклонился Ботаник и встал с кресла.

– Уже уходите? – расстроился старик.

– Не только уходим, но и уезжаем, – пояснила я. – Сначала в Москву, домой, а потом я лечу в Америку. Моего папу переводят туда по работе.

– В Америку? – оживился Никив. – Как думаешь, тебе удастся переслать мне парочку американских кенаров?

Я энергично закивала.

– Тогда запиши адрес.

– Думаю, Николай Иванович, – со значением сказал Ботаник, – нам ваш адрес уже не забыть.

Я с ним была полностью согласна.

– Давай по яблочку съедим? – предложил мне Ботаник, когда мы вышли от Никива.

Мы спрыгнули со скрипучего крыльца и приблизились к антоновке, которая скрывала пристройку. Жаль, что мы не заметили ее раньше…

Никив высунулся в окно.

– Я вас обманул, – признался старик смущенно, – у меня не восемьдесят пять, а восемьдесят шесть канареек. Я совсем забыл про Чичика. Когда-то я подарил его Тае, но он иногда прилетал навестить меня. Теперь Чичик вернулся насовсем.

Никив вытянул руку. Через секунду на нее приземлилась канарейка. Мне показалось, она узнала меня.

– Чичик – хороший, – любовно произнес Никив.

– Чичик – самый лучший, – подтвердили мы с Ботаником.

И, сорвав по яблоку, вышли на улицу.

Вверх по Почтовой промчались школьники-велосипедисты, сигналя и обгоняя друг друга. Мы проводили их взглядом.

– Что ж, – бодро сказал Ботаник, – мне пора в «Созвездие». Надо оторвать мою бабушку от господина Лопуховского. Боюсь, придется пустить в ход стреляющую клюку. Проводить тебя на автобусную остановку?

Я покачала головой.

– Нет, Сережа. Возвращайся в гостиницу, а у меня в Звенигороде еще одно дело есть.

– Как скажешь, – кивнул Ботаник. – Тогда я продиктую тебе свой телефон.

– Ты мне диктовал его уже два раза, – засмеялась я. – Какой же ты все-таки рассеянный!

– В таком случае – всего доброго. И до встречи в Москве.

Отойдя на несколько шагов, Ботаник обернулся и хитро добавил:

– Я бы на твоем месте поторопился. Обеденный перерыв в «Звезде» вряд ли длится более часа.

«Не такой уж он и рассеянный», – с удивлением подумала я.

Слава как-то упоминал, что ходит обедать домой. До всей этой истории с желтой канарейкой я бы не отправилась к нему сама. Но теперь, когда мы пережили столько приключений и нашли Антона, меня переполняла решительность.

Я резко потянула на себя тяжелую железную дверь подъезда, взлетела по ступенькам на второй этаж. Из квартиры, которая, по моим подсчетам, была Славиной, доносилась музыка – громкая и бодрая. Я нажала на кнопку звонка.

Музыка стихла. Дверь распахнулась. На пороге стояла темноволосая женщина в джинсах и вишневой футболке с логотипом «Звезды». В руках она сжимала трубу пылесоса. Женщина слегка улыбалась, раскрасневшись особым образом – у нее розовели только верхушки щек. Так же покраснел Слава, когда прижал мои руки к своим губам. Моя решительность испарилась.

– Здр-равствуйте… – пробормотала я.

– Добрый день!

За спиной Славиной мамы виднелись прихожая и комната – опрятная и уютная. Из магнитофона, стоящего на столике, понеслась новая танцевальная композиция. Славина мама улыбнулась. Я догадалась, что она пылесосила и танцевала.

– А Слава… Слава дома?

– Нет. Он уехал с отцом за спортинвентарем.

– А… Спасибо, – тихо произнесла я, ожидая, что вот сейчас дверь в квартиру захлопнется.

Заставила себя оторваться от созерцания прихожей, где висела Славина куртка. И, порывшись в кармане, вытащила маленький резиновый мячик с Пуккой.

– Передайте, пожалуйста, Славе, – попросила я.

Славина мама отставила в сторону пылесос, взяла мячик, недоуменно покрутила его в руках. Я развернулась и начала спускаться.

– Погодите! – окликнула меня Славина мама. – Вы… Гайка? Гаянэ?

– Да.

Я удивленно посмотрела на женщину, которая явно что-то вспомнила.

– Сын оставил вам письмо.

Славина мама снова улыбалась, но на этот раз – не музыке, а мне.

На пути к автобусному парку я остановилась у продуктовой палатки – купить в дорогу сандвич. У окошка стояли две пухлые туристки-американки в штанах цвета хаки и грубых сандалиях. Они что-то возбужденно обсуждали.

– Девушка! – окликнула меня тетка-продавщица, высунувшись из окошка ларька. – Ты по-английски понимаешь?

– Немного, – осторожно ответила я. – А что?

– Да эти американочки чего-то хотят. Только я их не пойму никак. Что им надо-то, а?

– Can I help you?[26] – обратилась я к «американочкам».

– Wow, yes! – обрадовалась одна. – We seek for «kachalochka». Do you know this kind of Russian salami?[27]

«Качалочка». Им нужна колбаса, которую звенигородцы называют «качалочкой». В памяти сразу всплыло: «Слава, а что такое «качалочка»?» В ответ он назвал меня инопланетянкой. Руки сами потянулись к рюкзаку, в котором лежало письмо. Но – нет, сейчас не время.

– Колбаса, – растолковала я продавщице, – им нужна качалочка колбасы.

– Спасибо! – вздохнув с облегчением, сказала тетка.

– Збазибо! – повторили радостно американки.

Я вспомнила, что скоро поеду в Америку. Как замечательно! Ведь Америка – родина комиксов о Супермене и человеке-пауке. Я улыбнулась на прощание американкам, купила сандвич и отправилась дальше.

На остановке почти никого не было. Подъехал автобус, современный, просторный, блестящий.

Я вошла в салон. Села на самое дальнее сиденье. Подняла колени и уперла их в кресло перед собой. Глубоко выдохнула три раза и вскрыла конверт.

Внутри оказался букетик ромашек. Я прижала его к губам и развернула письмо.

Крупные буквы, уверенный почерк. «Гайчонок! В моей голове давно живут три важных слова. Они предназначены тебе. Я не могу надеяться, но вдруг…» Я захлопнула письмо. Потому что боялась задохнуться от счастья.

Город мелькал за окном. Улицы, домики, фонари, собаки…

В голове звенели три важных Славиных слова. «Станешь моей девушкой?» – спросил он. Да!

Церкви, велосипеды, колонки для воды, заброшенный парк… Мне будет не хватать вас. Я не прощаюсь. Я говорю вам: «До свидания!»

Охотники на похитителей

Глава 1. «Три М» и Катя

I

– Коробка, – повторил Макинтош, усаживаясь на парту, – ИМХО[28], обычная, железная. Гоните версии!

– М-м, – пробормотал Маркиз, – м-могу п-предложить т-теорию, но…

– А на дне, говоришь, стрелка? – перебил Миша.

Мак кивнул и ухмыльнулся. Но при виде меня ухмылка слетела с его лица.

– Ты все-таки привел ее, – упрекнул он Мишу.

– М-м, – начал Маркиз.

– Привел, как и договаривались, – возразил Миша и повернулся ко мне, – Кать, там была коробка.

– Я все слышала, – кивнула я, добравшись до парты, за которой они собрались, – железная коробка с крышкой. На дне стрелка. Принадлежит пограничникам.

– Может, в нее что-то прячут? – предположил Миша.

– Ее используют, если пограничники идут на вызов. А вызывают их, только если кто-то перешел границу, – сказал Мак.

– Я выпущу Свити? – спросила я, усевшись за соседнюю парту.

Мак закатил глаза.

– Ну вот. Она с нами три минуты и уже отвлекает. Ты ее даже в школу с собой таскаешь?

– Мы расставались со Свити только один раз, – спокойно ответила я, – в прошлом месяце. Я ездила в Калугу на межгородскую олимпиаду по биологии.

– То есть, приняв тебя, надо будет принять и свинку? Никогда. Иначе команде конец.

Макинтош, или просто Мак, – костлявый, глаза узкие и зеленые, как у рыси. От него немного пахнет резиной – и зимой, и летом он не снимает плащ, которому обязан своим прозвищем. Впрочем, не только плащу.

– Почему конец? – спросил Миша.

Миша – коротышка. Доброе лицо с пухлыми щеками, темные кудри и вечно красные уши. От него всегда пахнет ванильными ватрушками.

– Потому что…

Мак дернул себя за длинный, почти прозрачный нос и отбросил назад светлые волосы.

– Потому что придется менять название. А мы уже заявлены на школьном «Брейн-ринге» как «Три М». Мак – Миша – Маркиз.

– А по-моему, – заспорил Мишка, – важно не то, как мы звучим, а то, как соображаем все вместе. Твой Маркиз тормозит процесс. А на городской олимпиаде по биологии, между прочим, Катька заняла второе место.

– Ну, – начал обижаться Маркиз.

Марк Изотов, сокращенно – Маркиз. Прозвали его так за бледность кожи, изящные манеры и за то, что живет с бабулей, которая не в курсе, что двадцать первый век наступил.