В небе Китая. 1937–1940. Воспоминания советских летчиков-добровольцев. - Юрий Чудодеев

На обед все клиенты являлись одновременно — таков порядок. Блюда следовали одно за другим, их было много, но порции мизерные. И еще быстрее эти блюда убирали независимо от того, съедена порция или нет. Такая форма обслуживания вызывала у нас улыбку.

Устроившись в Ханькоу в японском квартале, где в связи с войной не осталось ни одного японского жителя, мы чувствовали себя несколько отрешенно. Множество домов — и ни души. Впрочем, днем мы там почти не бывали. Едва поднимается солнце — спешим па аэродром. Надо проверить, достаточно ли запасов бензина, боеприпасов, подготовлены ли помещения для жилья, столовые. На это требовались по одни сутки.

И вот вечером 30 мая небольшими группами на малой высоте стали прибывать наши истребители. А на рассвете, как и планировалось, прилетели остальные. Всего на аэродромах Ханькоу собралось более 100 «ястребков». Мы побеседовали с летчиками, заблаговременно наметили порядок действий, составили боевой расчет — в то время это было очень важно: без радиосвязи командирам групп трудно руководить боем.

Наконец все готово. Экипажи у самолетов. Время тянется томительно медленно. Закрадываются сомнения: а вдруг японцы не прилетят? Не ошибочны ли сведения, которые мы получили? Тогда вся эта затея никчемна.

Однако волнения напрасны. Наша разведка не подвела. Около 10 часов с постов наблюдения поступили донесения, что к Ханькоу под прикрытием истребителей приближается несколько крупных групп вражеских бомбардировщиков.

Над вышкой командного пункта взмыл синий флаг — сигнал к боевой готовности, затем взвилась зеленая ракета — сигнал на вылет. Благовещенский, как всегда, взлетел первым.

Мы с инженером и полковником Чжаном объехали самолетные стоянки. Надо предупредить техников и механиков о возможном налете на аэродром, о необходимости быть готовыми к повторному обслуживанию машин.

Между тем истребители по заранее разработанному плану воздушного боя заняли исходное положение. Внизу И-15, на вы соте 4 тыс. м и выше — И-16. Японские бомбардировщики долго не появлялись, зато на одну из наших групп неожиданно из-за облаков начали пикировать искусно камуфлированные И-96.

Оказывается, они незаметно подкрались па высоте около 6 тыс. м.

И все же внезапности не получилось. Наши истребители су мели выйти из-под удара невредимыми. Замысел японского командования был раскрыт: связать боем советский заслон и дать возможность тяжелым бомбовозам прорваться к городу.

В бой с И-96 вступило несколько «ястребков», остальные силы приберегались для встречи главной ударной группы противника. Когда наконец появилась первая девятка тупорылых двухмоторных машин, на нее стремительно набросились истребители А. С. Зингаева. Вскоре два бомбардировщика, объятые пламенем, рухнули на землю. Одного из них, как выяснилось после боя, поджег сам Зингаев. Мы видели, как сбитый флагманский самолет прочертил в небе широкую черную полосу и упал на окраине города.

Стремясь облегчить себе оборону, оставшаяся семерка сомкнула ряды. Но в результате непрерывных атак наших истребителей тут же рассыпалась и, беспорядочно сбросив бомбы, повернула обратно. «Ястребки» только того и ждали. Разрозненные, лишенные единого руководства, тихоходные бомбардировщики становились легкой добычей.

С той и другой стороны в бой втянулось не менее чем по сот не самолетов. Строй, конечно, распался, каждый действовал самостоятельно. Сверху несся непрерывный треск пулеметных очередей. Японцы теперь уже не рвались к Ханькоу, а оттягивали самолеты домой. Но бегство обходилось им дорого.

Наблюдая за боем, я стоял па бруствере окопа и думал: «А где же еще дне колонны бомбардировщиков, о которых нас предупреждали?» Позже я узнал от Алексея Сергеевича, что японцы, увидев советских истребителей, не решились подойти к цели. В погоню за ними бросилась группа наших летчиков: упустить такую добычу было бы непростительно.

Налет авиагруппы противника на г. Ханькоу завершился бес славно. На земле пылало 14 костров.

В небе Ханькоу мы потеряли два самолета и несколько машин было основательно повреждено. Судьба летчика Антона Губенко была неизвестна. До боли в глазах всматривались мы в белый от жаркого солнца горизонт. Что случилось? Сбит? Но тогда товарищи видели бы горящую машину. Увлекся боем, ушел далеко от аэродрома и на обратный путь не хватило горючего? С Губенко я успел подружиться и сильно переживал за него.

Долго стояли мы с врачом П. М. Журавлевым, теряясь в догадках. Вдруг на небосклоне появилась черная точка. Она росла на глазах и наконец обрела очертания самолета.

— Антон! Жив! — обрадовался я.

Да, это была машина Антона Губенко. Шла она неуклюже, покачиваясь с крыла на крыло. Заход на посадку. Пробег. Остановка на рулежной полосе. Подбегаем к самолету и не верим глазам: винт погнут, фюзеляж изрешечен. Как же Антон сумел довести и посадить такого калеку?

Губенко спокойно вылез из кабины, снял парашют, неторопливо обошел самолет.

— Хорошо изукрасили, — растягивая слова, вымолвил он и горько улыбнулся.

— Что случилось, Антон?

— Да вот, рубанул.

— Как рубанул? — не сразу сообразил я.

— Так вот и рубанул, — и снова усмехнулся.

Известно, что еще со времен П. Н. Нестерова такой прием в воздушном бою называется тараном. Кончался оп обычно гибелью летчика. А Антон жив, да еще и свой самолет сохранил. Как же все это произошло?

Истерзанную машину окружили техники, летчики. Перед вылетом, когда уже была объявлена боевая тревога, на самолете Губенко менялся мотор. Летчик не мог оставаться па земле и сел в дру1уто машину. Но и у этой, как на грех, работал только один пулемет. Поднявшись в воздух, Антон сразу же ввязался в бой. Ему удалось сбить один японский истребитель.

— Вижу, самурай выбросился, — рассказывал Губенко. — Ну, думаю, все равно далеко не уйдет, на земле китайцы возьмут.

В это время другой японец подвернулся под руку. Нажимаю на гашетку — пулемет молчит. А противник, видать, не из храбрых попался, начал удирать. Я за ним. Догнал и опять нажимаю на гашетку. А чего жать, когда ленты пустые? Вот так история: стрелять нечем, а упускать врага не хочется. «Попробую-ка посадить его па аэродром», — мелькнуло в голове. Подлетаю ближе, грожу кулаком, потом указываю па землю: спускайся, мол, туда. Смотрю, японец закивал и начал разворачиваться. Ну прямо как в сказке.

Заинтересованные рассказом, летчики плотнее окружили Губенко. В их глазах горело любопытство: что же дальше?

— А потом, — продолжал Антон, взяв протянутую кем-то папиросу, — потом все обернулось нескладно, Чиркнув зажигалкой, он жадно затянулся.