Время перемен - Наталья Майорова

– Да это просто, – в тон ухмыльнулась Настя. – Фролу в ночь пожара померещилось, что искра залетела и крыша на конюшне занялась, он и велел двери открыть и коней вывести. А Голубка от веку строптивая была. Кроме цыганки да после отродья ее, никто с ней сладить не мог. Вот она вырвалась да и убежала. В поля или еще куда. Бродила там, от людей хоронилась. А Груня ее и приманила – они же с Любой в детстве в усадьбе играли, ходили вместе везде – два сапога пара. Лошадь ее знала; как стало голодно, так и пошла. Грунина семья безлошадная, в усадьбе после всех смертей, да пожара, да солдат не до того было, Торбеевка от Синих Ключей далеко, вот они и воспользовались. Зимой хворост возили, весной надел вспахали… Удивительно только, как они такую злыдню запрячь сумели… Фрол-то, старый дурак, думал, что Голубка вместе с барышней в одну ночь погибла, рассказывал, слезу утирал, вот, дескать, какое у лошадей преданное сердце, а она в то время тихо в Торбеевке крестьянской лошадкой утруждалась… Держали ее, видать, где-то на старом выгоне или в зимовье, никто, кроме своих, и не прознал, а кто знал, Анисью многодетную жалели… Больше года прошло, как отец Даниил опекуну вашему рассказал. Тот рассердился очень, говорил: «Под суд за воровство пойдут!» Кто пойдет-то? Девчонка глухонемая? Или мать полутора десятка детей?.. Ну уж мы с Феклушей у него отмолили, Голубку Груня с Торбеевки в нашу конюшню свела, заодно младшего брата туда пристроила да и сама поломойкой осталась. Иначе им без лошади да перед вспашкой-севом просто лечь и помереть… А толку-то с того чуть – к Голубке в денник только тот брат и может зайти, а уж взнуздать ее и вовсе…

– Слушай, Настя, – Александр оживился, приподнялся на локте, – а что, если я эту злыдню Голубку без всяких условий Груниной семье отдам, а заодно и Агриппину с ней вместе спроважу, а? Хорошая мысль, по-моему! И доброе дело. Здесь лошадь даром корм ест, а там трудиться будет. И семье помощь. Так и сделаю! Завтра же!

– Воля ваша, барин, – сказала Настя и поджала губы.

Она сочувствовала Груне, которой придется вернуться в семью, под гнет к ненавидящей ее матери, но одновременно понимала, что Александр горд самостоятельно найденным решением и оспорить его не позволит никому. Что ж, девочка явится с существенным прибытком, мать не так пилить будет. А Насте своя рубашка ближе к телу. Барин-то вон как воодушевился. Тем пока и воспользуемся…

– После соития все животные бывают печальны, – процитировал спустя время Александр и, словно иллюстрируя сказанное, снова впал в меланхолию. – Если бы только в этой уродливой Груне все дело было… Много их. Степан опять же…

– А Степка-то вам чего? – длинно вздохнула Настя и, зевнув, деликатно прикрыла рот ладошкой.

Молодой барин, конечно, попригляднее будет, и телом жаден и свеж, но душа-то… Вялая у обоих, да старый-то все-таки потверже был…

– Вы ж его сразу с усадьбы в деревню отослали…

– Ну и что ж! Вся его семья – отец, сестра с мужем, оба брата, – все давно из Черемошни в город подались. Чего ж он-то остался? Чего ждет?

– Ох… Бабка у них старая в дому. Который год в лежку на печи лежит. Не помирает. Не везти же ее в город…

– Придумала! – Александр сильно сжал пальцами Настину грудь. – Сдали бы бабку в богадельню при монастыре – и все дела.

– Не по-христиански это, – наставительно сказала Настя, мягко высвобождаясь и борясь с наползающей дремой. – Мать у них рано померла, отец в артель ушел, чтоб детей прокормить, так как раз эта бабка их всех и вырастила – и сестру, и братьев. Нельзя им теперь бросить ее – Господь осудит.

– Да вот нашли кого с бабкой лежачей оставить – парня двадцатилетнего! – раздраженно воскликнул Александр. – Чего ему? И про осуждение Господа кто бы говорил! Ты, Настя, с Николаем Павловичем в постель ложилась, теперь со мной… это как же – по-христиански или не по-христиански выходит?

Хотел обидеть, да не получилось.

– Это по обычаю. – Настя закинула руки, со вкусом потянулась на кровати, из подмышек пахнуло теплом. – При чем тут Иисус-то? Издавна так повелось: барин выбирает самую красивую девку в усадьбе и с ней перину мнет. А у нас в Синих Ключах самая красивая как раз я и есть…

Александр крепился как мог, но, не выдержав, в конце концов рассмеялся и привлек Настю к себе. Странно, но ее наивное бахвальство всегда могло как-то успокоить и даже воодушевить его. Настя знала об этом и с простодушной самоуверенностью принимала как должное.

Глава 13,

в которой Люша задумывается о будущем, посещает Аркадия, лечит Камишу и снова встречает друга своего детства. Александр, как никогда, близок к исполнению своих мечтаний

– Любочка, деточка, настало время поговорить серьезно.

Обычно Лев Петрович в домашней обстановке пребывал в домашнем же уютном наряде – эффектном темно-синем халате с золотой тесьмой, хорошо сочетающемся с большими мягкими остроносыми туфлями и с феской на лысеющей голове. Нынче он был одет в сюртук, что означало официальность случая.

Юрий Данилович, выпрямившись, сидел на стуле, и вид у него был недовольный. Люша бодро ощутила в себе почти погасшие среди венецианцев желания: стукнуть престарелого профессора по лбу неврологическим молоточком; показать дядюшке Лео язык… Усмехнувшись, подавила их в себе, сделала серьезное лицо, попутно отметила странное пошевеливание низко свисающей скатерти: может быть, под столом ходит одна из болонок, но не выглядывает ли оттуда длинный нос любопытной Луизы?

– Ты живешь с нами уже почти год, за это время сделала большие успехи, это все отмечают…

– Я вам уже надоела? – не удержалась Люша.

– Господи, Любочка, да как ты можешь так говорить! – Лео хрустнул длинными пальцами, скорчил обиженно-трагическую гримасу и отчего-то с упреком взглянул на друга.

Юрий Данилович послушно перехватил инициативу:

– Люба, из хитровской босячки ты за этот год превратилась во вполне воспитанную и весьма взрослую молодую барышню. Основная заслуга в этом, конечно, Лео и его семьи. Но я тоже горд и счастлив твоим чудесным преображением и жалею лишь о том, что Николай не может увидеть тебя сейчас. Теперь можно и нужно думать о твоем будущем. Знаешь ли ты что-нибудь о завещании твоего отца?

– Ничего. Откуда? Он со мной не делился. Да вы же меня тогдашнюю помните, Юрий Данилович, – улыбнулась Люша. – Я тогда все больше в конюшне да по деревьям скакала. А после, когда на Хитровке жила, мне тоже все было как-то недосуг к нотариусу заглянуть…

Юрий Данилович снова поморщился. Явная ирония девушки задевала и тревожила его.