Покоя не будет - Михаил Аношкин

— Ладно, садись. Да куда ты к дьяволу полез! — крикнул он, видя, что Андрей неловко пытается залезть в кузов. — Садись в кабину!

Подождали поезд, но на этой станции никто не сошел. Когда тронулись, шофер, искоса взглянув на Андрея, спросил:

— Рука-то не действует?

— Плохо.

— А ты не сердись, — миролюбиво продолжал шофер. — У нас тут всякая птица водится. Ездят некоторые гастролеры, деньгу ищут, как будто она валяется на дороге: остановился и собирай сколько хочешь. Иному так и хочется съездить по нахальной морде. Жаль только, нельзя: под суд попадешь, ни за что пострадаешь.

Приехали в совхоз под вечер.

— Куда тебя подвезти? — спросил шофер.

— К комитету комсомола.

— Мигом!

Вот оно, знакомое здание конторы, а вон те два окна, самые крайние, — это комната комитета комсомола. Окна открыты. Видны головы, спины — много народа там собралось. Когда Андрей вылез из кабины и пожимал на прощанье руку шофера, в окно выглянуло знакомое лицо, кажется, Пети Колокольцева, может, чье другое — не уловил Андрей.

Голова снова скрылась, потом еще раз выглянула и вдруг заорала:

— Ребята, Андрей Синилов вернулся!

Несколько человек высунулись в окно по самый пояс, а остальные ринулись к двери. Не успел Андрей опомниться, как его окружили со всех сторон. Кто-то взял чемодан, чьи-то сильные руки осторожно обняли. Шофер радостно чмокал языком, мотал головой и говорил сам себе:

— Вот не знал, елки-палки! Вот не знал!

— Здорово, Андрюшка! — между тем кричали ребята.

— Привет Синилову!

— Молодец, Андрей, что приехал!

Своя, своя родная семья. У Андрея слезами заволокло глаза, и он шептал:

— Спасибо, ребята, спасибо…

Только Дуси не было. Когда все угомонились, Андрей спросил:

— Ребята, а где же Дуся?

— Как где? — уставились они недоуменно. — Она ж за тобой поехала. Ждала, ждала и поехала.

— Нет, кроме шуток, ребята?

— Какие тут шутки! Два дня как уехала.

— Куда?

— В Кыштым, понятно.

— Нет, ребята, не шутите. Я ее не видел. Вы, наверное, разыгрываете меня.

— Чудак человек! Зачем нам тебя разыгрывать? Ты ж сам довел до этого девушку — ни ответа, ни привета. Дивчина по тебе вся иссохла, а ты хоть бы что. Ну, мы еще к этому вернемся, спросим еще за это!

— Ладно, ребята. Больше не буду. Принимайте. Не могу больше без вас, свет не мил, тоска заела.

— Примем? — обратился к ребятам Петя Колокольцев. — Как, ребята?

— Примем!!! — гаркнули разом.

Андрей улыбался сквозь слезы и думал: «Вот оно мое счастье, среди этих славных ребят, рядом с Дусей. Большое, необъятное счастье, его хватит на всю жизнь…»

Эта повесть была написана в 1959 году. Событиям, которые в ней описаны, сегодня уже около полутора десятка лет. В свое время повесть была опубликована, и я, откровенно говоря, просто забыл о ней. Но вот совсем недавно в газете встретилась знакомая фамилия. В небольшой корреспонденции сообщалось, что совхоз такой-то добился хороших показателей по животноводству, а директором того совхоза был Синилов. Я подумал тогда: может, это мой Синилов? Но, возможно, это был и однофамилец. Все собирался уточнить, да как-то не получалось, хотел даже съездить туда, но не мог выкроить времени.

Помог случай. Шло собрание областного партийного актива. Ораторы на трибуне сменялись один за другим. Вдруг председательствующий объявил:

— Слово предоставляется директору совхоза товарищу Синилову.

Я встрепенулся и чуть приподнялся, чтобы лучше разглядеть Синилова. Он спешил по проходу к трибуне, а я жалел, что вижу его с затылка. Он был коренастый, располневший, пиджак плотно обтягивал спину. А тот Андрей был сухощавый — тростиночка. Однако чуть не пятнадцать лет прошло ведь… Говорил Синилов толково и горячо. А я мучился: тот это Синилов или нет? Наконец, он, жестикулируя, приподнял правую руку. Сначала он ее как-то неловко отбросил в сторону, а потом уже вперед, но все равно выше плеча поднять не мог. Лишь по этому жесту я его и узнал. После операции рука так и осталась неполноценной.

В перерыве между заседаниями я разыскал его и сказал:

— Здравствуй, Андрей Синилов!

Он посмотрел на меня недоуменно. Темные волосы зачесаны назад, на висках — седина: рановато начал седеть, друг мой, рановато. И в плечах раздался и пополнел. Видно, сельский воздух очень ему полезен.

— Не узнаешь?

Андрей сконфуженно улыбнулся:

— Простите, но…

Я назвался. Андрей обрадовался, взял мою руку и тряс, теперь уже широко улыбаясь.

— Как же, как же! — говорил он. — Мы с Дусей иногда вспоминаем вас, и книга ваша у нас есть, вот только без автографа.

— Ну, это дело поправимое. Давно директором ходишь?

— Второй год, я еще молодой директор.

Вечером мы забрались в ресторан и разговаривали, не обращая внимания ни на музыку, ни на танцующих, ни на шумные споры за соседними столиками.

Три года назад Андрей окончил сельскохозяйственный институт, а Дуся чуть раньше его — педагогический.

— Мне-то вообще туго пришлось, — сознался Андрей. — У меня ж, помните, всего восемь классов было. Думаю, самые лучшие годы убьешь на учебу, а жить когда? Сколько раз собирался бросить, только Дуся не дала, она у меня такая, настойчивая.

— Наверно, ее тоже трудно узнать?

— Что вы! — улыбнулся Андрей, и лицо его засветилось нежностью. — Она почти не изменилась, все еще как девушка, ее и годы будто не берут, это меня вот повело, ну, да ничего — директору солидность не помешает, — усмехнулся Андрей. — А сыну нашему скоро десять.

— Большой мужик.

— Тоже Андреем назвали, это все Дуся настояла. Андрей Андреевич. Мы с ним большие друзья.

— Один?

— Пока. Дуся обещает дочь. Представляете, у нашего Демида уже трое детей и все дочери. Тужит мужик по сыну.

— Он все в Кыштыме?

— А где же еще? Его оттуда клещами не выдерешь.

— Тебя туда не тянет?

— Нет, я теперь степняк, хлебороб. Приезжайте к нам, не узнаете — такой мы поселок отгрохали, с водопроводом. И степь у нас хорошая.

— Ну, степью нужно летом любоваться!

— Это кому как. Для меня степь в любое время года хороша, даже зимой. Осенью уснет она, укроется белым одеялом и спит себе в удовольствие, а что? Еду я по такой степи и думаю: здесь под снегом стерня, перепахать не успели, а рядом зимует зябь, она вся прозябла, но бережет силенки до весны, а вон там — должны быть озимые. Стрелочки всходов поблекли, но снег надежно их закрыл от буранов, в них затаилась жизнь, да еще какая могучая! Только-только растает снег, только-только солнышко пригреет, эта жизнь и начнет набирать силу: стрелочки соком нальются и к солнцу потянутся, попробуй останови их!

— Здорово ты рассказываешь!

— А что? — горячился Андрей. — Если этого не чувствовать, не понимать, то бежать надо из степи без оглядки. Душой я к ней прирос. Наверно, думаете — хвастаюсь?

— Что ты!

— А время неумолимо движется и движется, — задумчиво произнес Андрей. — Вроде я в совхозе всю жизнь живу. Да, в прошлом году интересная встреча у меня была на вокзале, в Симферополе. Домой из санатория возвращался. Сижу и жду поезда. Подходит ко мне лейтенант, молодой еще, щелкает каблуками и говорит:

— Здравия желаю, дядя Андрей! Разрешите представиться? Лейтенант Орлов!

Вот так да! Борис! Оказывается, окончил военное училище, служит где-то на Украине, женился. И мать с ним. Поговорить долго не удалось, объявили посадку, потом всю дорогу я думал о Борисе, вспомнил Егозу, козочку, Нину Петровну… Да, время, время… Каждый ищет в жизни свою дорогу. А как вы? Что у вас?

Прощаясь, я пообещал Андрею приехать к нему в гости, но все как-то не выберу времени на поездку.