Покоя не будет - Михаил Аношкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он взял ее руку, прижал к своей щеке.
— Спасибо.
— А Петя Колокольцев просил извинить его. Стихи он так и не прислал. Приезжал к нам товарищ из редакции и увез тетрадку.
— Вот и хорошо. Я и в газете прочту. Это еще лучше. Ну, как живете, Дуся?
— Хорошо. Урожай собрали. Я вот отпросилась к маме съездить. Домики сборные к нам привезли. Теперь мы с Клавой живем в домике. А ты как?
— Еще трудновато. Но самое опасное миновало. Доктор обещает, что дело на поправку пойдет.
— Правда? Вот и хорошо! А мы ждем тебя, — и тихо добавила после паузы: — И я очень жду…
— И я скучаю… Дуся! А ты меня не узнала?
— Ты изменился очень. Но это ничего, не беспокойся.
Их беседу прервала сестра. Она сказала, что Дусе пора уходить.
— Так скоро! — воскликнул Андрей.
— Прошел уже час, — улыбнулась сестра, — а мне велели устроить свидание на тридцать минут и то в порядке исключения.
Дуся нагнулась к нему, неловко поцеловала в губы и прошептала:
— Я очень тебя жду, Андрюша. Очень. Не забывай меня.
Она ушла и будто унесла с собой частичку Андреева сердца.
Лежал с закрытыми глазами и все еще ощущал присутствие девушки. Будто сидит она рядом — протяни руку и коснешься ее. Даже, казалось, не испарился запах духов, смешанный с ароматом степных ветров, и кружил голову.
Он вспомнил…
На Южное отделение приехал в начале полевых работ. Были комсомольские дела, а вообще-то хотелось повидаться с Дусей. Встретил вечером на полевом стане после смены. Дуся улыбнулась ему устало, протянула обе руки.
— Здравствуй, Андрюша!
Изменилась она с тех пор, как попала на отделение: стала строже, сдержаннее. Сейчас была в комбинезоне, в сапогах, шапке. Пыль густо легла под глазами, осела в желобках возле носа, над верхней губой. Руки огрубели. Андрей потянул было девушку к себе, чтобы обнять. Но Дуся с ласковой укоризной покачала головой и пошла умываться. Ему сделалось неловко: думал, что товарищи заметили его порыв, — чего доброго, еще осудят.
После ужина устроились за вагончиком. Валялось там автомобильное колесо. Вот они на него и сели. С севера тянул прохладный ветерок. Небо нависло над землею темное, неприветливое. Недалеко стрекотали тракторы, покачивали на разворотах светом. Не было тишины, не было покоя. Степь гудела и ночью.
Дуся прижалась к Андрею, положив голову ему на плечо перебирала косу. Днем прятала ее под шапку. Андрей признался:
— Соскучился я по тебе, вот какое дело.
Дуся промолчала, только плотнее прижалась к нему. Догадался: улыбается она. Ни слова не говоря, он закинул ей голову и крепко поцеловал в горячие, обветренные губы. Дуся радостно ойкнула.
А трактора гудели и гудели. Сурком надрывался ветерок. На сотни километров вокруг распласталась темная степь — голая, неуютная.
— Дусь, — наконец промолвил Андрей, — я буду проситься к вам. Я же слесарь, на ремонте стану работать.
— Просись.
— Летом щиторазборные домики привезут. Возьмем один?
— Возьмем.
— Только к степи никак не привыкну, вот незадача. Какая-то она пустая — шаром покати: ни деревца, ни кустика. А у нас горы.
— Привыкнешь.
— Да с тобой я хоть где согласен жить.
Из вагончика выпрыгнула чья-то тень, и хриплый злой голос крикнул:
— Эй, Синилов! Хватит лясы точить. Дусе завтра чуть свет на прицеп. Совесть надо иметь.
Дуся тихонько засмеялась. Андрей огрызнулся:
— Спи, горемышный. Я сам поработаю за нее.
— Толку-то от тебя!
— Ладно, ладно.
Он прожил на отделении три дня, помогал ремонтникам. Кажется, тогда и простудился, первый раз и дала о себе знать проклятая болезнь. А через неделю после этого Андрей лежал уже в беспамятстве.
И вот…
— На твоем месте, — сказал после ее ухода Семен, — я б на другой день выздоровел и убежал следом за этой красавицей.
— Я бы тоже не возражал, — улыбнулся Андрей. — Но… — и он тяжело вздохнул.
6
Вскоре после отъезда Дуси выписался из больницы Семен Колечкин. Только тогда понял Андрей, как привязался к веселому шоферу. Семен перед уходом присел возле Андрея и сказал:
— Вот как-то интересно в жизни получается. Встретились мы с тобой невзначай. И снова, как в море корабли, в разные стороны. Грустно даже, ей-богу.
— Гора с горой не сходится, а человек с человеком… — ввернул Зиновий. Но Семен поморщился и оборвал его:
— Обожди ты со своими пословицами, — и продолжал, обращаясь к Андрею: — Не попал бы я в аварию, значит, не встретились бы. А я бы не попал в аварию, если бы тот дуролом не хлебнул лишнего. Он бы не хлебнул лишнего, если бы…
— Сказка про белого бычка, — опять не выдержал Зиновий. Андрей рассмеялся.
— Ну вот и порядок, — улыбнулся Семен. — Лучше посмеяться при расставании, чем нос вешать. Ты приходи ко мне в гости, Андрей. Выпишешься — и давай. Живу я в Заречье. И вообще, останавливай любую машину, спрашивай, где найти Семена Колечкина, и девяносто девять шоферов из ста тебе это скажут.
— Загнул! — усмехнулся Зиновий. — Вот уж загнул, так загнул!
— А ты все скрипишь, — обратился он к Зиновию. — Скрипи, скрипи. Меня это уже не касается. А спорили мы с тобой, Зиновий, здорово. Только перья летели. Человек ты вообще ничего, мог бы я взять тебя в товарищи. Один в тебе изъян — больно ты нудный человек, а с таким жить мука одна, ей-богу.
— Я тебе посоветую, Семен, на прощанье: брось философию длинного рубля.
— Вот мы и квиты, — рассмеялся Семен и стал прощаться. Уже у двери он обернулся и сказал, обращаясь ко всей палате:
— Поправляйтесь быстрее, ребята! — и, помахав рукой, вышел.
Несколько дней Андрею не хватало Семена, а потом привык. На его место положили какого-то старика. Тот по ночам жалобно стонал и не давал Андрею спать.
Чуть позднее выписали и Зиновия. Собирая нехитрые пожитки, он то и дело поглядывал на Синилова, словно собираясь что-то сказать. Но не сказал, а только сухо кивнул головой, проговорив:
— До свидания!
И заковылял к выходу, ссутулив спину. На его уход в палате никто не обратил внимания. Андрей подумал о том, что вот еще одного случайного товарища по несчастью проводил из этого тихого мирка в шумную жизнь, а ему неизвестно еще сколько лежать.
А пролежал Андрей до весны.
Перед выпиской хирург сказал:
— Теперь могу тебе сказать откровенно, боялся я за тебя, тезка, и основательно боялся. А ты оказался молодцом.
— Вам спасибо, доктор.
— Мне что! Организм у тебя сильный, закаленный. Он тебя вывез: физкультурой раньше занимался?
— Не совсем. Я, доктор, по горам много ходил, жил на озерах, с тех пор как себя помню. Охотничал, рыбачил.
— Понятно. Скажите, у вас в этом городе из близких родственников кто-нибудь есть? Или знакомые просто?
— Никого!
— Жаль. Мне бы хотелось еще некоторое время оставить вас под своим наблюдением. Скажем, в недельку бы раз вы ко мне заходили. Подумайте.
— Ладно, доктор.
Сложную задачу задал хирург. Но решилось все просто. Видимо, доктор кому-то сказал о затруднении Синилова, и няня из другой палаты, пожилая женщина, согласилась приютить Андрея. Он обрадовался, принялся ее благодарить. Она сказала:
— Мне ведь это ничего не стоит, а тебе деваться некуда. Живу одна, сына в армию проводила, а дочку — на целину. Дом у меня свой. Живи на здоровье.
Андрей написал Демиду, просил привезти пальто и из бельишка кое-что. Демид не замедлил явиться. Новостей особых в Кыштыме не было. В семье все живы-здоровы, шлют поклоны. Нет, одна новость есть.
— Дядя Виктор приезжал, — поведал Демид.
— Виктор? — удивился Андрей. — Чего вдруг?
— Удрал он из Свердловска. Намошенничал. Его хотели в кутузку запрятать, он и дал деру. Отец как узнал об этом, так сказал: «Я старше тебя, но за всю жизнь ни одной чужой копейки не прикарманил. И не хочу прятать мошенника. Мне б заявить на тебя в милицию, да я грех на душу возьму: не заявлю. Все же ты мне брат, родная кровь. Но из дому убирайся и сию же минуту».
— Где же он теперь?
— Где же больше — в тюрьме, наверное. Где же ему еще быть? Не иголка в сене, поди, нашли давно.
Демид выразил желание посмотреть квартиру, на которой Андрей собирался остановиться. И тетя Нюра, так звали няню, повела его туда. Пришел Демид уже на второй день.
— Все в порядке, — сказал он. — Жить можно. А мне пора ехать. Отпросился всего на два дня. Летом ждем.
Через несколько дней Андрей перебрался к тете Нюре.
— Брат-то у вас хозяйственный, — похвалила Демида хозяйка.
— Это не брат, — улыбнулся Андрей. — Это мой племянник.
— Гляди-ка ты! — удивилась тетя Нюра. — Обличьем-то он вроде немного на тебя смахивает. Али нет? Показалось мне старой. Ты чернявый, а он русый и суровее тебя. Койку вот тебе купил, матрац, из мелочишки кое-что, дров наколол.