Уир Гермистон - Роберт Стивенсон

Стивенсона глубоко занимала эта ситуация. «Судья вынес прежде нескольким людям высший приговор. И вот в силу определенных свидетельств тяжелое обвинение выдвигается против сына самого судьи», — так намечал Стивенсон центральную сцену романа в письме к Чарлзу Бакстеру, своему другу и душеприказчику (декабрь, 1892). Выношенная, продуманная психологическая линия книги приходила, однако, в противоречие с фактической достоверностью: шотландское судопроизводство исключало столь драматическое положение — отец-судья вершит судьбу сына. Лорд Уир Гермистон мог лишь участвовать в процессе, но окончательного слова он был бы на этот раз лишен. Стивенсону же хотелось довести столкновение отца и сына до крайности. Он советовался с Бакстером, юристом по профессии, просил судебных документов и книг, прибегал к мнению других знатоков истории и закона. Кроме того, из окружного суда, где председательствовал верховный судья Гермистон, дело Арчи должно было поступить на рассмотрение лорда генерального судьи, а для этого процесс и вместе с ним действие романа пришлось бы перенести в Эдинбург. Это также оказывалось препятствием в развитии сюжета, как задумал его автор.

Последняя книга стоила Стивенсону больших трудов и сомнений. Он вкладывал в нее необычайно много надежд и потому был особенно требователен к самому себе. В том же письме к Бакстеру говорится: «У меня сейчас на столе роман, который будет озаглавлен „Верховный судья“. Роман весьма шотландский, главный герой взят с Браксфилда (да, кстати, пришли мне „Мемуары“ Кокберна), и все повествование, надо сказать, очень своеобразно. Героиня подвергается бесчестью от некоего человека, а потом бежит с другим, который пристрелил первого… Имей в виду, я надеюсь, что „Верховный судья“ станет моим лучшим произведением. Браксфилд уже получился у меня прекрасен и вечен, ибо он и должен стать самым сильным из моих персонажей».note 7

Браксфилд, точнее лорд Браксфилд, о котором говорится у Стивенсона и который послужил ему моделью для Уира Гермистона, лицо историческое и заметное. Его и называли «судья-вешатель». Роберт Маккуин (таково было имя Браксфилда до получения титула), сын шерифа из Ланарка, выдвинулся в пору англо-шотландских распрей 1745 года, когда он действовал умно и твердо в пользу английской короны. В 1788 году он был назначен лордом верховным судьей и в 1793 году вновь показал себя на сложном процессе человеком волевым и проницательным. Современники отдавали должное его даровитости, его силе, но все же посматривали на него с опаской и даже с некоторой брезгливостью. Кокберн, упомянутый Стивенсоном, оставил в своих «Мемуарах» выразительный портрет Браксфилда: могучий духом и телом, по внешности «здоровенный кузнец», он производил впечатление человека грубого и неотесанного, несмотря на университетское образование. Кокберн так и называет его «безграмотным», однако тут же подчеркивает в нем природный ум.

Стивенсон в самом деле довольно точно «списал» своего Гермистона с Браксфилда, повторив и суть его натуры и отдельные его черты и свойства: способность «просиживать за графином до зари и прямо из-за стола отправляться в суд, сохраняя ясную голову и твердую руку», его резкий язык и особый шотландский выговор. Однажды Браксфилду, упрямо державшемуся консервативных правил, заметили, что «сам Христос-спаситель был преобразователем». «За это его и казнили», — последовал ответ. «Давайте преступников, а законы, чтобы отправить их на виселицу, найдутся!» — такова была его поговорка. Как видно, Браксфилд очень похож на Уира Гермистона, который своей будущей жене, спросившей, что произошло с неким подсудимым, без лишних слов отвечал: «Повешен, сударыня, повешен».

Судьба Гермистона, трагическое положение, в котором он очутился, были, однако, вымышлены Стивенсоном. Браксфилд жил иначе: был дважды женат, имел от первого брака двух сыновей и двух дочерей, и никогда его совесть не подвергалась такому страшному искушению, как произошло это с Уиром Гермистоном.

Что же будет делать Гермистон? Какое решение он примет? Смертный приговор. Арчи ждет казнь. «Ясно, именно так должны развиваться события», — признавал Стивенсон в письме к Дж. М. Барри, известному писателю (ноябрь, 1892). «Однако, — продолжал Стивенсон, — обратившись к моим второстепенным персонажам, я обнаружил среди них пять человек, которые могли бы, — а в каком-то смысле даже непременно должны были бы, — ворваться в тюрьму и попытаться спасти осужденного. Люди они толковые и крепкие, так что попытка эта вполне могла бы и удаться. Почему же в таком случае им не попробовать? Почему бы затем молодому Уиру вовсе не покинуть родину? И быть счастливым, если только он сможет со своей… Но нет, не стану выдавать своих секретов, своей героини». Кто же эти спасители Арчи? Братья Керсти; они узнали правду, они уверовали в невиновность Арчибальда Уира и решают его спасти. Люди столь же исконно-шотландской складки, как и тот, кто приговорил молодого человека к смерти, «черные братья» склонны действовать на свой лад и крайне решительно: взять тюрьму приступом. Тут на пути Стивенсона и вставали новые сюжетные трудности: если соблюдать верность судейским правилам, то окончательный приговор Арчи должен быть вынесен в Эдинбурге, а там «пиратский» приступ невозможен.

Вообще ход событий в «Уире Гермистоне» представлялся самому Стивенсону несколько надуманным, искусственным. «Сюжет не очень-то хорош, я боюсь», — писал он земляку-шотландцу, жившему как раз в тех местах, где развертывалось действие романа. «Сюжет надломился под тяжестью характеров», — отмечал тогда же Г. Дж. Уэллс, наблюдавший, как английский роман, сосредоточивая все больше главный интерес на «характерах» и «проблемах», все меньше и хуже умещается в рамках традиционных «приключений». И эти слова вполне определяют трудности, возникшие перед Стивенсоном.

Все же, по свидетельству Айсобель Стронг, «последнего свидетеля Стивенсона», как ее называли, иного пути писатель не видел: четверо «черных братьев» спасают Арчи, и он, соединившись с Керсти, бежит в Америку. Поверженный духовно, лорд Гермистон умирает. Неясной оставалась судьба Кристины Эллиот-старшей. Во всяком случае, ее роль в романе становилась все более значительной.

Существует мнение, что первая половина, начало книг Стивенсона, как правило, сильнее конца. Даже в несравненном «Острове Сокровищ» чувствуется некоторое ослабление читательского интереса по мере того, как дело движется к развязке. Возможно, таковы вообще пределы приключенческого жанра, где таинственность всегда действует на воображение сильнее, чем раскрытие тайны. Временами, впрочем, Стивенсон просто спешил: так вышло с «Похищенным» и «Катрионой». Многие почитатели Стивенсона и не жалеют, что «Уир Гермистон» оказался оборванным. Писатель успел, по их мнению, создать лучшую часть романа и, в самом деле, едва ли не лучшие страницы своей прозы. Он органично соединил в этой книге «историю народа и семейное предание», он создал могучую и трагическую фигуру лорда Гермистона, возвышающуюся даже среди таких памятных его героев, как одноногий Сильвер, владетель Баллантрэ и мистер Хайд.