Голова, которую рубили - Александр Матюхин

— Никто не знает, кто такой Миша Кретчетов на самом деле, — подумав, ответил граф. — Его никто и никогда не видел. Только этот голос, возникающий везде и когда угодно. Отсюда и называют его чревовещательным.

— Тогда откуда Сысоич узнал, что Миша здесь?

— Вот у Сысоича и спроси.

— Сколько раз повторять?! Не у Сысоича, а у Саря Сысоевича! Устаю повторять, марципаны! — гневно заметила голова. — Хотите, чтоб я вас скормил клубням?

— Отнюдь! — ответил Сева, бледный как простыня.

В разгорающийся спор влез бас Миши Кретчетова:

— Итак, собравшиеся. Рискну предположить, что все вы пришли сюда, чтобы узнать, где искать энергетического носителя, а попросту— тело Саря.

— Ого! Это твое знаменитое предсказание? — восхищенно спросил Ирдик.

— Нет. Просто совсем недавно, минут пять назад, ко мне приходил кое-кто еще, интересуясь тем же вопросом.

— Треб? — выпалил Яркула, серея. Причем это превращение произошло не только с ним самим, но и с его пиджаком и со стулом, на котором он сидел. А ботинки графа отчего-то сделались ярко-малиновыми.

— Что еще за Треб? Нет, ко мне приходили три картофеля в личинах пожилых людей. Отпетые негодяи, скажу я вам. Таких негодяев я встречал разве что в Трансервисе, когда прилетал туда на охоту. Это произошло прошлой весной. Снега лежали долго и все никак не хотели таять, а когда сошли, около замка Трансервис был найден промерзший насквозь вампир по имени Голова. Граф Яркула должен помнить эту удивительнейшую историю, ведь он там живет. Еще в декабре Голова вышел за дровами и пропал. Вернее — исчез. Когда же весной Голову нашли и притащили в замок, решено было отпаивать его кровью, но крови не было, и растирали водкой и уксусом. Первое к тому же заливали внутрь, поэтому очнувшийся вампир оказался чрезвычайно пьян и…

— Зачем ты их впустил, раз они такие негодяи? — перебил Сысоич.

Яркула к тому времени вновь приобрел свой обычный цвет, только ботинки продолжали сиять малиновым цветом.

— Негодяи они, может, отпетые, но я всегда прислушиваюсь к голосу своих шести сердец.

— А разве у тебя их не восемь? — удивился джинн.

— Восемь. Но два из них не умеют разговаривать, — пояснил бас Миши с потолка, — А сердца всегда советуют мне брать деньги. Вот, помню, холодным летом пятьдесят третьего…

— Так что с клубнями? — вновь перебил Сарь.

— Клубни? Ты имеешь в виду картофелин? Ничего особенного. Спросили, где тело. Я сказал. Они заплатили и ушли.

— Ох, Миша, сколько раз говорила я тебе, что, связываясь с преступниками, ты портишь себе репутацию, — сказал Капица.

— Не замечал, если честно, что порчу, — ответил бас из-под Севиного стула, — Деньги платят все. Потому что им нужна информация, которой я располагаю. Правда, припоминаю, неделю назад заявился ко мне, прямиком из ада, тамошний дворник Икар Икарович Икаров. Вернее, не ко мне, а пришел в лес, залез на дерево и стал звать: Миша Кретчетов, дескать, появись ясным солнышком. А ежели ты красна девица, то милым личиком, а ежели добрый молодец, то бородатой мордой… и так далее. Появиться-то я, конечно, не появился, просто спросил, чего ему, старому труженику метлы и совка, надо. Знаете, что он ответил?

— Не знаем, — хором сказали Ирдик, Сарь и Сева. Всем нам уже надоели длинные воспоминания Миши о своей жизни.

— Он сказал, что ничего мне не заплатит, потому что я, Миша, порчу честную фамилию семьи Кретчетовых и что я этой самой фамилии не достоин. И тут же потребовал, чтобы я предсказал ему, когда в аду выплатят зарплату за шесть месяцев. Ну я, стало быть, не стал напоминать ему, что папа мой, Зигфрид, был самым настоящим оборотнем и питался исключительно пальцами молоденьких немецких мальчиков, а мама основала в Трансервисе первый публичный дом…

На этот раз громко воскликнул граф Яркула, ботинки у которого исчезли вовсе, обнажив серые носки с дыркой на левом, из которой вылезал кривой мизинец.

— Публичный дом в моем Трансервисе?

— Давно это было, — туманно ответил чрево-вещательный бас.

— Достаточно! Воспоминаний! Наконец! — сказал багровый от злости Сысоич, — Уши уже вянут. Давайте вернемся к делу. Мы платим деньги, ты даешь информацию.

— Денги, — произнес бас из-под моего стула, пропустив в слове мягкий знак, от чего оно прозвучало презрительно. — Смотря сколько денег. Однажды некий И. И. Васильков предлагал мне деньги, но их было чрезвычайно мало для того, чтобы я…

— Мы платим много, — сказал Сысоич, старательно выговаривая каждое слово.

Яркула по-прежнему колдовал над своими ногами, но ботинки никак не появлялись. Ирдик задумчиво смотрел в то место, откуда лился бас Миши, а Дидро снова уснул, засунув книгу под мышку.

— Двести пятьдесят, не больше! — воскликнул Сысоич после некоторых дискуссий. Ясное дело, что нули после названной цифры шли как само собой разумеющееся.

— Это грабеж средь бела дня! — в тон ему орал Миша Кретчетов, — Даже И. И. Васильков предлагал больше!

— Не ври, Миша! Мы предлагаем гораздо больше, чем наскребет твой Васильков, даже если продаст свой дом, автомобиль и жену!

— У него нет автомобиля!

— Вот видишь! Значит, денег еще меньше!

— Двести семьдесят четыре! — сдался Миша, минуту назад требовавший полторы тыщи и ни копейки меньше.

— У меня только двести пятьдесят.

— К сожалению, я, как простой чревовеща-тельный бас, тоже не могу пойти на уступки. Всего один раз я уступил одному своему доброму знакомому. Это случилось около двухсот лет назад. Мне как раз исполнилось двадцать четыре тысячи, и я, еще совсем зеленый, принимал всего лишь двенадцатого своего клиента в жизни. На дворе стояла жгучая осенняя погода. Как раз один из немногочисленных дней этого времени года, когда солнце жарит во всю силу, а ртуть в термометрах поднимается выше пятидесяти градусов.

— Хорошо! — взвыл Сысоич. — Двести семьдесят пять! Только замолчи наконец!

— Четыре, — поправил Миша. — Мне лишнего не надо.

— Да хоть три! Сева, займи пятнашку.

— Постойте. Занимать деньги у людей категорически запрещено. Куда у вас смотритель смотрит (извините за тавтологию, граждане)?

— В пол, — ответил граф. — Он спит.

— Ого. Зачем надо было ронять на него полки с книгами? — воскликнул бас Миши Кретчетова из-под Севиного стула. Мой лопоухий друг вздрогнул.

— Она сама на него свалилась. Продолжим разговор о цене…

— Постойте, господа, а вы разве не знаете, как вернуть ему память?

— Не знаем, — сказал Ирдик, — и знать не хотим. И так хорошо.

Но Миша Кретчетов его не услышал.

— Совершаю добро бескорыстно! Будете в аду, отметите в моем личном деле! — довольно произнес он. — Это же элементарно. Делаем так…

И в это время Дидро открыл глаза…

2

Маленькому лысому Нефилософу можно было только позавидовать в плане сдержанности и ясной оценки обстановки.

Он не стал удивленно озираться по сторонам и спрашивать: «Где я?» — он не зашелся в истерике, требуя, чтобы его вернули, откуда взяли, а сразу сделал страшное лицо, выпучил глаза, надул губы и заорал дурным голосом:

— Что вы себе позволяете?! А?! Опрокидываете на частных лиц полки с книгами, а затем творите черт знает что?!

— Дидро, ты чего несешь? — изумился Сы-соич, — Да я ж… да мы же ж… да как же ж… Мы без тебя, если хочешь знать, шагу ступить не смели. В книгу твою то и дело заглядывали…

— В какую книгу?!! Вот в эту книгу?!! — Дидро подскочил, гневно потрясая томом «Философии». — Да как вы смели лапать своими грешными лапищами святая святых? За одно это вас можно и нужно расстрелять на месте без права помилования!

— А у меня рук нет, — нашелся Сарь.

— Тем более!! Мало ли чем ты открывал книгу! — Дидро оглядел комнату мрачным немигающим взглядом, словно старался запомнить всех, кого впоследствии предаст анафеме. На его лысом лбу выступили блестящие капельки пота, шея покраснела.

— Вот что вы у меня получите, а не гонорар! — сказал он, отдышавшись, и, подскочив к графу Яркуле, ткнул ему под нос кукиш. То же самое он показал и Ирдику. Джинн брезгливо отстранился. Дидро же на этом не остановился. Прижав книгу к пузу, он забрался на стул и заорал еще громче:

— Ну-с, посмотрим, как вы соблюдали Букву Закона! Молитесь, чтобы это были не слишком Тяжкие проступки, иначе…

Дидро положил книгу на колени и раскрыл ее ровно посередине. В потолок ударила струя белого света и растеклась по нему, явно не собираясь срываться вниз. Окунувшись в свет головой (Дидро стал похож на какого-то лысого демона из мультфильма), он послюнявил указательный палец и стал водить по строчкам, громко зачитывая:

— Итак! Статья триста двадцать шестая бэ. Хранение и использование мелкого Женового родственника в размере 1 (одного) человека. Статья одиннадцать-шестьдесят четыре. Уничтожение казенного имущества. Как то: шесть коек для трупов в городском морге, оконные рамы (три штуки), три банки формалина.