Огненный дождь - Денис Субботин

Ивещей и его тысяча, меж тем, порядком потрепали выступившие против них когорты. Первую – и идущую тоже первой – выбили стрелами и дотоптали конями. Вторая неожиданно упёрлась… В ней почти не осталось панцирнников, но велиты, хоть единственным доспехом у них были холщовые рубахи, сражались отчаянно, а потери дружинников росли слишком быстро. Слитный залп сотни пращников, он тоже страшен. Притом убитых было немного, больше – раненных. Знахари-травники сотен прямо под копытами мечущихся коней перевязывали им раны, заговаривали…

-Не пойдёт! – заорал вдруг Ярослав, когда третий подряд накат конницы не принёс результата и тысяча вновь откатилась, теряя людей и коней. – Воевода, надо менять что-то!

-Что?! – взвился в седле Ивещей, советчиков из молоди не любивший – жуть. – Что ты мне посоветуешь?! Тут пехота нужна, чтобы их взять! Неспешно врубиться, удара снизу не боясь! И – припереть их к лесу!

-Так… Мы что, пешими драться не сумеем?! – возмутился слышавший разговор сотник Дуб, прозванный так не за глупость, но за сугубые рост и крепость тела. – Прикажи, воевода! Я – готов!

Ивещей и рад бы приказать, да что-то против души ложилось. С князем посоветоваться?.. А где он, князь? Это перед боем – разумник не по возрасту, осторожный и восхищение вызывающий. Как бой… Ищи князя в самом пекле!

-Вели, воевода! – поддержал Ярослава и Дуба ещё один сотник – Берсень, только вышедший из боя и выведший туда же свои потрёпанные десятки. – Ну же, пока не поздно!

-Вот вы втроём и пойдёте! – озлился Ивещей. – Что я уговариваю дурней?! Всё одно кони устали, тулы опустели… Ярослав, ты – старшой!

-Благодарю, воевода! – скрыв довольную улыбку в поклоне сотник. Велика честь, вести три сотни, когда рядом – куда более опытные!

-Благодарить будешь, коли из боя живой вернёшься! – огрызнулся воевода. – Сам бы повёл, да куда там… И в поединке – обузой буду!

Тут Ивещей, пожалуй, лукавил. То, что стар – верно. Толст сверх меры… кольчугу специально шили. Но булава его, огромная и в чужих руках – неповоротливая, летала пёрышком лебединым. Да и в двобоях на дружинном поле, на булавах и мечах, секирах и сулицах, равных себе если и знал, то – редко. Ярослав один раз – одолел. Мокрый потом был, как мышь. И бока болели, в синяках были…

Пока воевода Ивещей страдал, шестым воеводским чувством ощущая неправоту своего согласия, три дружинных сотни торопливо спешивались. Многие – особенно ветераны, побывавшие не в одном походе и пострашнее нынешнего – открыто жалели, что из щитов – лишь обычные гардарские – на перевёрнутую каплю похожие. На коне, может, и хороши. Но спустившись на твёрдую землицу, лучше иметь в левой руке щит вроде скутума – если в первом ряду, или круглого тарча – если в задних. А этот… Ноги стоящим впереди не прикрывает – они и для стрел с желудями, и для мечей с копьями уязвимы. В задних рядах тащишь его как бревно – бесполезное и тяжёлое. Неудобен… С другой стороны, по руке и коннику, и пешему. Потому родянская конница – универсальна, может и на земле сражаться, что эти щиты есть… Это, конечно, одна из причин, не единственная и не главная.

Ну, как бы там ни было, сбили клин – против фаланги первейший способ пешей атаки. Можно, конечно, стенка на стенку атаковать, но – не выгодно. Надавить с такой силой не получится, а пока базиликанскую фалангу – четыре первых ряда, из самых защищённых воинов составленную не проломишь, до честного боя всё равно не доберёшься. В «свинье» же, как нередко именовали клин, идущие впереди тяжело вооружённые богатыри, лучшие воины – самые смелые и умелые, первыми пробивали вражеский строй. Следом шли те, у кого и доспех похуже – лишь нагрудник булатный, и меч – с булатной оковкой, а то и вовсе без оной… Молодь, одно слово!

Три сотни – не три, но две с половиной точно – ударили разом по врагу. В сто ужасно медленных, на самом деле – широких и яростных шагов дойдя до базиликанского первого ряда, врубились яростно и зло. В первом ряду и впрямь лучшие богатыри – Ярослав со своей страшненькой секирой, Яросвет и Дуб. Берсеню, как ни орал, как ни брызгал слюной, отвели место в середине. Там он и пал – первый из них, получив свинцового «жёлудя» в лоб от руки меткого велита… Погиб ли – никто не думал, на всякий случай оттащили в обоз…

-Слава! – стоял многоголосый рык над полем. – Слава Роду!..

3. Князь Лютень и Ярослав. Поле недалеко от Сальма. 28 день месяца Серпеня.

Князь Лютень, хоть и хаял его Ивещей – по делу, к слову – в самом пекле не был. Бой был тяжёл, воинам не мешал пример лично княжеский… Но в пекло его не пустили бы. Как сейчас, когда сражаться ему пришлось с самого краешку… Рядом, по обычаю Рода защищая господину спину, сражались Ратша с Мироном, вокруг – сплошь княжие можи, вящая часть дружины. И немного их – если с витязями – сотня, а каждый десятерых стоил. Могуч, яр… Молод довольно. Редко когда в можах задерживались после тридцати вёсен. Тридцать – почти старик, а ещё не боярин, не воевода острожный?! Значит, либо трус, либо дурак. А таким и в дружине делать нечего…

Меж тем, бой шёл вовсе не так, как полагал Лютень. Если Ивещей своей хитроумной задумкой – пешим ударом в лоб – сумел сломать ход боя и там уже шло истребление, а спешенные сотни в основе своей вышли из боя и в резерве садились на коней, то эти три когорты упёрлись всерьёз. И – что всё время заставляло князя нервничать – на левом фланге по прежнему держали «аспид». На один залп там всего, десять-двенадцать воинов накроет… Но обидно даже столько терять, коль дело уже почти выиграно. Да и так уже обильно покропили фронтирскую землю родянской кровушкой…

-Слышь, князь! – окликнул его, отирая кровь со лба, отдыхавший неподалеку Рудослав. – Может, повторим маневр твоего воеводы? Я берусь с Турами атаковать пешим!

-Я и сам бы атаковал, если б возможность видел! – поморщился Лютень. – Кони устали и вскоре мы не сможем атаковать… Да этот «аспид» покою не даёт! На один залп там, но если по пехоте, многие сгорят! Не хочу такого!

Сидели рядом, видели – очередная атака захлебнулась так же, как и предыдущие. Хорошо ещё, здесь отборная конница была, вои гордые и к тяжёлым боям привычные. Будь ополчение, уже побежало бы… А что, и родяне, случалось, бегали!

Князь уже раскрыл было рот, готовясь разрешить пешую атаку, а быстрый до дурности Рудослав начал с коня слезать… Помешало пение труб. Только вот… Если пение родянских рогов, пение серебряное и весёлое, взвеселило бы сердца воинов, то это – заунывное и протяжное – вызвало если не уныние, то изумление и смущение. А потом из-за треклятого раменья медленно, на ходу перестраиваясь в боевые порядки, выдвинулись свежие базиликанские когорты. Сначала – четыре, потом ещё два раза по столько. Наконец, в конце – ещё две…