Чарусские лесорубы - Виктор Савин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно, сейчас оденусь.
Выехали они из Сотого квартала в сумерках. Дорога была грязная. В некоторых местах колеса по ступицы утопали в черной жиже, на корнях деревьев и камнях качалку кидало из стороны в сторону, лес по бокам стоял мрачный, суровый. А узенькая, чуть заметная полоска огненной зари, зажатая между туч, казалась холодной.
— Кабы ночью-то не выпал снег, — сказал Голдырев.
— Пора уже, — в тон ему сказал Ермаков.
— Рановато бы еще снегу-то быть… В колхозах, наверно, еще хлеб не везде убран, картошка не вся выкопана.
Сергей на это ничего не ответил. Замолчал и Голдырев.
Потом мастер снова заговорил.
— Эти, комплексные-то бригады, в каких леспромхозах организованы?
— Во многих.
— Ну, и толк, говоришь, от них большой?
— Есть толк… Там, где люди думают о государственных интересах.
— А где теперь о них не думают? Все думают.
— Все ли, Степан Игнатович?
— Все, Сергей, все! Я вот за последние дни плохо даже сплю, все о жизни думаю. И так, и сяк раскидываю умом. Спрашиваю себя: может, не так живу, как надо? Думаю, за что же люди на меня косо смотрят? И никак не пойму. Обязанности мастера я знаю — не знал, так давно бы выгнали. Работаю не меньше других, чуть свет — я уже на ногах, из делянок ухожу последним. Обиды людям, ровно, никому не делаю, со всеми обхожусь по-хорошему, ни с кем не грублю. Какое же еще, особенное, у человека должно быть поведение? Нет, Сергей, напрасно на меня люди обижаются… Некоторым колет глаза, что у меня скотины много.
— Вот в этом и дело, Степан Игнатович!
— А что тут плохого? Запрету ведь на это нет. Налоги я плачу. Правительство само заботится о развитии животноводства, хочет, чтобы в стране было больше мяса, молока и прочего.
— Степан Игнатович! Да ведь мы здесь, в лесу, призваны не животноводство развивать.. Твое личное хозяйство уже заслонило от тебя лесозаготовки. Вот в чем дело-то, вот почему на тебя и косятся люди.
— Не я один скотину держу…
— Другие держат не для наживы. А ты развел столько, что уж самому не под силу, тебе батраки нужны. Ты в кулаки метишь.
— Ну, какой я кулак! Душа у меня крестьянская, это верно. А насчет кулаков — сохрани и помилуй меня от них.
На собрание они приехали с запозданием. Доклад делал Чибисов. Он говорил о значении поточно-комплексных бригад, о почине Ермакова, который партийная организация леспромхоза решила поддержать и широко распространить на всех участках. Увидев вошедших в зал Голдырева и Ермакова, забрызганных грязью, он сказал:
— Что ж это вы пожаловали к шапочному разбору?
— Дорога плохая, — сказал Голдырев. — Ты по лошади — хлесть, а она — слезь! Все время шагом пришлось ехать.
— Пораньше надо было выезжать. Вас этот вопрос больше всех касается.
Оглядывая собравшихся, Голдырев увидел на скамейках в первом ряду все руководство леспромхоза: и директора, и главного инженера, и замполита, и председателя рабочкома. Он сразу как-то подтянулся, подумав: «Ого, видно, действительно очень серьезный вопрос!»
После Чибисова Фетис Федорович Березин, проводивший собрание, дал слово Ермакову. Парень скинул с себя жесткий брезентовый плащ, стеганую фуфайку, остался в синей сатиновой рубашке с карманом на груди, где лежал блокнот, и прошел на трибуну.
— Комплексная бригада на этих днях будет создана, — начал он. — Мы уже толковали с электропильщиками, сучкорубами, трелевщиками. Никто против объединения не возражает. Завтра или послезавтра поговорим с рабочими эстакады. Они, я думаю; тоже присоединятся к остальным. Богданова я еще не видел, да и сейчас его, кажется, тут нет.
— Харитон болеет, — послышалось из зала.
— Богданов, конечно, не враг себе, — продолжал Сергей. — С ним, я думаю, мы договоримся… Меня смущает лишь одно…
— Что тебя смущает, Сергей? — насторожился Яков Тимофеевич. Он сидел в зале и что-то записывал в свою памятную книжечку.
— Мастер Голдырев не обеспечит руководство и помощь нашей бригаде. Как он работает — я уже говорил замполиту Зырянову. У него на первом плане свои личные интересы, свое хозяйство. Он уже дошел до того, что подчиненных рабочих заставляет батрачить на себя. Угодных ему людей он поощряет за счет неугодных: одним делает приписки, а других обкрадывает.
Наступила грозная тишина, а потом прошел гул. Некоторые коммунисты даже встали со своих мест.
— Факты, факты, Ермаков! — говорил Антон Полуденнов, большой, возбужденный, стоя среди зала и поглядывая то на Сергея, то на Голдырева, сидевшего в заднем ряду, побелевшего, точно мел.
А Ермаков продолжал:
— Всем известно, что некоторые рабочие батрачили на Голдырева. Я сам страдовал у него на покосе, возил ему домой дрова, сено. Он за это никому ничего не платил. На днях Голдырев проговорился, что делал мне приписки за то, что я на него батрачил. Как же после этого мы можем ему доверять?
Собрание загудело, будто в помещение ворвался вихрь.
— Ермаков прав. Есть у Голдырева такие замашки.
— Расследовать это дело, назначить комиссию!
— Выгнать Голдырева из мастеров!
Когда шум стих, с места поднялся Черемных, отыскал глазами Чибисова и приказал:
— Евгений Тарасович, завтра же снимите Голдырева с работы, пошлите с топором, с пилой рубить лес.
29
Трактор «Котик», наматывая на гусеницы снег, перемешанный с грязью, легко и плавно тащил к эстакаде пучок длинных хлыстов. В стороне от волока валялись выкорчеванные разлапистые пни и размочаленные валежины, припущенные сверху свежим, выпавшим ночью снежком. В кабине рядом с трактористом Спиридоновым сидели Сергей Ермаков и Фетис Федорович Березин.
— Ай да молодцы, ай да молодцы, ребята! — восхищался парторг. — Славную дорожку сделали, по такой любо-мило ехать.
Харитон Богданов издали заметил трактор с пассажирами и пробурчал себе под нос:
— Опять нелегкая кого-то из начальников несет.
Трактор поднялся на помост. Еще не успели из кабинки выйти Березин и Ермаков, как с другой стороны, верхами на конях, к эстакаде подъехали Чибисов и плановик из Чарусской конторы.
Прибывшие подошли к Богданову и поздоровались с ним за руку.
— Комиссия, что ли, какая? — спросил Харитон.
— Комиссия не комиссия, а что-то вроде этого, — ответил парторг.
— Ступайте пока к костру, погрейтесь у огонька, а я тем временем воз разделаю, — и Богданов дал команду раскатывать хлысты по эстакаде.
Чибисов вспылил:
— Богданов, вернись! — крикнул он, с неприязнью оглядывая широкую спину Харитона. — Вернись, тебе говорят!
Бригадир остановился, вполоборота повернулся:
— Ну, что?
— Айда сюда! Мы не в бирюльки играть с тобой приехали. После разделаешь воз.
— А кто мне за простой заплатит?
— Пушкин.
— Кто?
— Пушкин, был такой, «щедрый» человек.
К Чибисову подошел Березин и тихо, внушительно сказал:
— Ты брось пушки-то отливать. Так всю обедню испортишь. Разве не знаешь характер Богданова?
— Очень даже знаю, терпеть не могу его упрямства.
— А ты терпи, терпи. Ты начальник. Тебе по штату положены выдержка и самообладание. Если не можешь с людьми по-человечески разговаривать, так помалкивай.
И, обращаясь к Харитону, сказал примиряюще:
— Бригада пусть разделывает хлысты, а сам-то ты иди сюда, да побыстрее — проведем маленькое совещание.
Богданов нехотя подошел.
— Дело к тебе есть серьезное, — продолжал парторг. — Идем, посидим вон на бревнышке. — Взял Богданова под руку и повел к штабелю. Остальные последовали за ними.
— Садись, Харитон Клавдиевич! Закуривай, если куришь.
— Не курю и другим не советую.
Богданов достал из кармана беленькую таблетку и сунул в рот.
— Ты, Харитон Клавдиевич, распорядками в лесосеках недоволен, — начал Березин. — Ермаков лесу навалил — тебе его за месяц не разделать, а ты жалуешься на простои. От непорядка тут страдаешь ты, а строители где-нибудь на Каме, на Волге нелестно отзываются о лесорубах. Подумали мы, раскинули умом, как лучше выйти из этого положения. Находчивей всех нас оказался Сергей Ермаков, вот познакомьтесь с ним поближе, может, от одной краюхи питаться станете.
— Как это от одной?
— Слушай дальше. Ермаков предлагает организовать в лесу комплексную бригаду. В этой бригаде должно быть объединено четыре звена: вальщики, обрубщики, трелевщики и разделочная эстакада. Все работают сообща, весь заработок поступает в общий котел, начисляться он будет уже за готовую древесину, выложенную вот в эти штабеля. Ваше звено станет конечным, я бы сказал, главным. Чем больше сделаете вы, тем больше заработает вся бригада. Понятно?
— Выходит, мы будем уже не бригада, а только звено, а у нашего звена будут сидеть на шее нахлебники из других звеньев? Покорно благодарю за такое предложение! Ищите дураков в другом месте.