Ирка Хортица и компания - Илона Волынская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Присаживайтесь, фройляйн… – красивая дама вопросительно приподняла брови.
– Фройляйн Штольц. Госпожа Островская, Вера Сергеевна, здешняя дворянка. – поспешил представить Александр Николаевич.
– Присаживайтесь и раскройте нам тайну: как вышло, что у столь рано и трагично покинувшего нас Григория Варфоломеевича в Лемберге – почти взрослая дочь? И мы вовсе ничего о ней не знаем. – сладенько протянула госпожа Островская, бросая на генеральшу насмешливый взгляд.
– Да-да… – генеральша с силой провела ладонью по лбу, точно пытаясь проснуться от кошмара. – Пусть подадут еще чаю. Ну что же ты встала? – генеральша уставила на замершую посреди залы Лизу дышащие яростью зрачки. – Или ты русского языка не разумеешь? Она говорит по-русски, фройляйн?
– Да, ваше превосходительство. – пробормотала Лиза.
– Так и садись! Вон туда, в кресла, где Оленька!
Оленька, что за Оленька? Испуганной мышиной побежкой Лиза проскочила к указанному ей креслу.
– А Оленька – это я! – из-за прикрывающей ее загнутой спинки выглянула хорошенькая, как куколка, белокурая девочка – и тут же спряталась обратно, утонув в глубинах кресла.
– Панночка Елизавета владеет несколькими языками, в том числе и русским. – принимая чашку чая, с достоинством сообщила фройляйн. – А тайны никакой нету. В 1870 году, будучи секретарем дипломатической миссии, направлявшейся в Вену, молодой господин Хортица подхватил весьма изнурительную лихорадку, и был оставлен на излечение в поместье шляхтичей Галицких. Где и познакомился с двоюродной племянницей хозяев панной Ядвигой, каковое знакомство и завершилось весьма… скоропалительным венчанием, совершенным без согласия дядюшки и тетушки панночки, как ее законных опекунов.
«Еще бы они согласились, когда своя дочка есть» – подумала Лиза и губы ее едва заметно скривились. Маленькой она изрядно страдала от тиранства панночки Беаты, матушкиной троюродной сестрицы, красивой, обласканной что родней, что прислугой… и безмужней. Как не хороша была панна Беата, а заезжий молодец взял, да и выбрал тихую бесприданницу, живущую у родни из милости.
– После имевшего место изрядного скандала, Григорий Варфоломеевич отбыл к месту службы. Взять с собой молодую супругу он не имел возможности как по причинам служебным, так и в связи с ее… деликатным положением.
– Как же так, Агафьюшка? – сухопарая дама в черном, та, что едва не обронила чашку при Лизином появлении, всплеснула руками. – А что же мы-то? Надо же было девочку сюда забрать!
– Ежели Гришка, паршивец, женился без теткиного позволения, так и о супружнице своей должон заботится сам. – проворчала генеральша и уже тише добавила. – Да и не знала я.
– Да и не интересовались знать. – вроде бы собственной чайной чашке сообщила госпожа Островская. – Что у нас там в 70-х то было? – она прищурилась как кошка. – Йоська Аптекман со товарищи «в народ ходил»? Наладил кузню в Славянке: ковал плохо, зато насчет французского социализма окрестных крестьян просвещал изрядно хорошо, за что был теми же крестьянами столь же изрядно бит. То ли за социализм, то ли за погнутые при увлеченности разговорами рессоры, да неподкованных коней. А любезнейшая Агата Тимофеевна всячески его деятельности способствовала.
– Вера Сергеевна, как вы можете столь уничижительно! Да еще при господине Карпасе13! – вскинулась сухопарая дама.
– Мое замечание не имеет отношения ни к национальной, ни к религиозной принадлежности уважаемого Моисея Юдовича, а только выражает крайнее неодобрение деятельности господина Аптекмана. – Вера Сергеевна кивнула.
– Я на свой счет и не принял. – раздался ответ, и Лиза только сейчас заметила двоих, сидящих также тихо, как и она сама. Один был невысок и субтилен, одет солидно, как одевались молодые шляхтичи из строгих семейств Лемберга, только характерный профиль выдавал, что к шляхте г. Карпас никак принадлежать не мог.
– Йосип Аптекман был великий человек! – с чувством прогудел второй молодой человек – вполне славянской внешности, наряженный как рабочий на праздник, и огромный, точно медведь. И такой же небритый-лохматый. – За то на него жандармы и взъелись.
– Он и сейчас такой же великий человек – в Германии. – не оглядываясь, бросила госпожа Островская.
– Господа, быть может мы дослушаем Анну Францевну? – взмолилась сухопарая дама.
– Это моя мама. – сообщила Оленька, снова выныривая из глубин кресла так неожиданно, что Лиза невольно вздрогнула, расплескав поданый горничной чай. – Бедный папенька был младшим братом генерала Андреевского, мужа тетушки Агаты. – и снова спряталась.
Лиза печально посмотрела на свою чашку – обод блюдца был неопрятно залит чаем. Как у крестьянки какой. Она покосилась на горничную: конечно, та видела! Фу, стыдно как, а уж что скажет фройляйн… Денег нет, платий – тоже, и манерами блеснуть не вышло. Лиза тяжко вздохнула и поднесла чашку к губам – с дороги пить хотелось неимоверно.
– Гхм… э-э… – Анна Францевна смущенно откашлялась. – Будучи в отсутствии по делам службы, Григорий Варфоломеевич регулярно высылал жене и дочери часть своего жалованья.
«И только благодаря этим деньгам нас не выкинули вон. Поиздержались шляхтичи Галицкие в поисках достойного жениха тетушке Беате». – Лиза сделала глоток чая.
Гости смотрели кто куда, лишь бы не на Агату Тимофеевну. Толстые щеки генеральши налились свекольной краской. Вера Сергеевна не улыбалась: не дрогнули брови, не появилось саркастичной складочки в углу рта. Она невозмутимо пила чай.
Лиза замерла с чаем во рту и молилась только о том, чтоб на нее саму никто не взглянул.
– Но после трагической гибели Григория Варфоломеевича в первые же дни русско-турецкой войны14, и этот источник средств пресекся. – не отрывая глаз от собственной чашки продолжала бубнить фройляйн. – А уж после смерти пани Ядвиги всего через два года опосля супруга, господа Галицкие и вовсе не имели возможности содержать сироту, и предприняли меры к розысканию ее родичей.
«Хорошо хоть вовсе не выкинули как щенка шелудивого. Или не столь уж хорошо?» – Лиза аккуратно, очень аккуратно поднесла чашку ко рту и опустила обратно.
– …каковые через некоторое… через изрядное время и увенчались успехом. – Анна Францевна, не вставая, поклонилась генеральше.
– Что там у нас было в 1877 да в 78-м? – меланхолично вопросила дотошная Вера Сергеевна. – Неустанным попечением Агаты Тимофеевны об отечественных liberté, égalité, fraternité15 наши здешние господа «сен-жебунисты»16 в Париже обретались, да брошюрки, повествующие крестьянам об их тяжкой доле, во французских типографиях печатали.
– Я счастлива, что молодые люди наднепрянских земель столь неравнодушны к будущности державы! – горячо вскричала генеральша. – Что они готовы идти по пути реформ, готовы бороться со всем старым и костным! Придет день, дорогая
