Кино для взрослых. Плутовка - Уильям Вулфолк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Разве существует что-нибудь новое?
— Нет, разумеется, но сам поиск — нов. Я постоянно бросаю вызов устаревшим представлениям о том, что считать нормой.
— Когда это началось, Ивен? Ты помнишь?
Он усмехнулся.
— Еще бы. Абсолютно точно.
* * *Мысленно он вернулся в те дни, когда воспитывался у иезуитов, и к несчастному по имени брат Джонатан, которого он, Ивен, со всей беспощадностью юности довел до грехопадения. Брат Джонатан. Такой мускулистый, мужчина с головы до ног, бездна подавляемой чувственности. Ивену особенно запомнилась одна ночь, когда этот богобоязненный человек пал на колени и начал молиться за своего юного, но уже развращенного друга. В конце концов отчаяние заставило его бежать в Бельгийское Конго, где — как Ивен узнал позднее — он скончался от малярии и дизентерии.
* * *— Помнишь, но мне не расскажешь, да? — спросила Шейла.
— Нет ничего скучнее прошлого. Какой смысл копаться в мертвечине?
— Жаль. Должно быть, это прелюбопытная история.
— Мне гораздо интереснее то, что впереди. К счастью, тебе тоже отведена роль в этом спектакле.
— Пол Джерсбах?
— Да.
— Не понимаю, что ты в нем нашел.
— Здесь есть и материальная сторона. Мне нужен человек, способный заменить Тома Фаллона. Макс старается, но он не понимает, что не все проблемы можно решить при помощи четырех действий арифметики.
Шейла скептически хмыкнула.
— Обычно интуиция тебя не подводила. Что от меня требуется?
— Ты должна стать приманкой.
— Предложи ему побольше денег — сразу прибежит.
Хендершот замялся: ему не хотелось показывать свое нетерпение. В основе ее бунта чаще всего лежали низменные побуждения.
— Все не так просто.
— Ты уверен? Значит, ты видишь в нем что-то такое, чего не вижу я.
Да. Ивену не хотелось признаваться в том, как часто в мыслях он возвращался к Полу. Любовь, как волна, вздымалась с каждым разом все выше и выше, угрожая затопить все и вся. Хендершот был убежден, что не преувеличивает потенциал этих отношений. Возможно, впервые в жизни его усилия принесут равноценную отдачу. Это помогало ему хранить свое увлечение в тайне. Усмирять непокорную волну и водворять на место.
Шейла равнодушно спросила:
— Чем он сейчас занимается? Или ты не в курсе?
— О, я держу его под колпаком. В настоящее время он в Нью-Йорке, с трудом сводит концы с концами, кропая литературные рецензии и рыская в поисках работы.
— Если он так талантлив, это не составит труда.
— Мы его избаловали. Он теперь хочет справедливого вознаграждения за свой труд.
— «Конфиденциальные кассеты» — не единственная такая фирма. Почему же никто не хочет платить ему столько, сколько он стоит?
— Он больше не хочет этим заниматься. Ищет путей праведных.
Шейла изящно изогнула брови в изумлении.
— Значит, он не для тебя.
Он не выдержал и вспылил:
— Позволь мне самому об этом судить.
По его мнению, Шейла видела только то, что на поверхности. Есть люди, которые на первый взгляд представляются незрелыми, но какой-нибудь малюсенький изъян показывает: процесс разложения уже начался. Этот процесс идет и в Поле. Результат известен заранее.
— Ты принимаешь это слишком близко к сердцу. Но мне все же кажется, что ты заблуждаешься. У вас с Полом мало общего.
— Он мне нужен в фирме, — мягко повторил Хендершот. — После смерти Фаллона никто не справляется.
Это было правдой. Легко купить технику, материалы, рабочую силу, студийные площади, все необходимое оборудование — от грузовиков до товарных складов. Даже такой организаторский дар, как у Макса Рэнда, поддавался оценке и подпадал под общее правило. Зато творчество не признавало никаких правил — одна интуиция, одно чутье. Но без него все остальное можно выбросить в канализацию.
— Не скрою, у меня есть и личный интерес, — добавил Ивен.
— Он слишком молод и наивен.
Как часто ему не хватало прямоты и непосредственности Пола!
— Я поделюсь с ним зрелостью.
Он, конечно, отдавал себе отчет еще в одном греховном мотиве. Через несколько лет его «я» окажется в клетке дряхлеющего тела. Ему будет не угнаться за соперниками. Но прежде чем это случится, он хотел иметь рядом кого-то, с кем мог бы разделить высшее блаженство взаимной любви.
— Ивен, я не верю в успех твоего плана.
— Дорогая, не следует недооценивать притягательную силу твоей фантастической чувственности. Пол уже заглянул в щелку. Открой дверь пошире. Научи ценить излишества. Тебе стоит только пообещать — у какого мужчины хватит сил отказаться от райского блаженства?
У Шейлы заблестели глаза.
— А вдруг мне захочется оставить Пола Джерсбаха себе?
— Это исключено.
— Почему?
— Как только ты его завоюешь, в тебе начнется процесс охлаждения.
— Ты так хорошо меня знаешь?
— Как никто другой. Измена — суть твоей натуры, а кто может совладать с натурой? — Он слабо улыбнулся. — Положись на мое мнение, дорогая: после того как ты его укротишь, ничто не помешает свершиться неизбежному.
Глава 22
Пол работал над новой рецензией и был полностью поглощен своими мыслями. В тишине комнаты пронзительно зазвонил телефон. Он поднял трубкук, и вдруг все смешалось в голове и сердце.
— Пол? Это Шейла.
— Шейла Томкинс?
Она весело хохотнула.
— Не знала, что в твоей жизни полно девушек по имени Шейла.
— Как ты меня нашла?
— Это было нетрудно. Позвонила в редакцию газеты, где напечатали твою последнюю рецензию.
— Очень мило с твоей стороны.
— У тебя есть какие-нибудь интересные планы на этот вечер?
Его бросило в жар.
— Я собирался поработать, — сказал он и даже попробовал хмыкнуть. — Не могу сказать, чтобы это было шибко интересно.
— Я приглашена на вечеринку, но осталась без кавалера. Разве что ты составишь компанию.
— Во сколько?
— Можешь заехать за мной на студию? Я поздно освобожусь — может, в шесть или семь. Успеем наговориться.
* * *В шесть часов Пол вновь очутился на Сто двадцать пятой улице. Обычно в это время студия закрывалась. Он пошел прямиком в просторный полутемный амфитеатр, где уже шла уборка. В углу двое вели деловой разговор. Один был режиссер «Медицинского журнала», Боб Джереми. Обходя протянутый по полу кабель и мусор, Пол пробрался в раздевалку. Гримуборная Шейлы находилась к конце коридора. Дверь была открыта; оттуда струился свет.
— Шейла?
— Заходи. Я более или менее одета.
Она сидела на стуле перед зеркалом, стирая грим. Полы халата немного разошлись.
— Через двадцать минут буду готова. Присаживайся, Пол, и расскажи, что с тобой произошло за то время, что мы не виделись.
— Не знаю, с чего начать.
Должно быть, от яркого света ее лицо, отраженное в зеркале, показалось Полу немного вульгарным. В глазах затаилась какая-то забота.
— Ну, Пол?
Он рассказал — предусмотрительно делая пропуски в щекотливых местах. Например, он ничего не сказал о Притчетте, своих статьях и предложении возглавить новую компанию. Зато не утаил предложение Макса Рэнда.
— Почему ты отказался? Недостаточно респектабельно?
Она повернулась к нему, и ее лицо без грима показалось Полу бесцветным, как будто из мела.
— Просто у меня другие планы. Да и куда мне столько денег?
Шейла снова отвернулась к зеркалу.
— Ну вот, я опять чувствую себя человеком. Как я выгляжу? Сильно похудела?
— Ты замечательно выглядишь.
На самом деле у Шейлы был усталый вид. Кожа стала прозрачной. Она походила на инвалида, собирающегося на свой последний парад.
— Я потеряла шесть фунтов. Это заговор. Они решили к концу «Синей Бороды» уморить меня по-настоящему.
Она наложила макияж, и произошло чудо: перед Полом снова возникла прекрасная экстравагантная женщина, которую он знал. Она встала и пошла одеваться, однако успела сбросить халат раньше, чем скрылась за ширмой. Он увидел ее нагую спину и почувствовал, что его страсть не умерла, что его с прежней неистовой силой влечет к Шейле Томкинс.
Выйдя из-за ширмы, она сделала перед ним пируэт. На ней было вызывающее алое платье в обтяжку, с глубоким вырезом.
— Нравится?
— Здорово, — севшим голосом ответил Пол.
Вечеринка проходила в пентхаусе Иззи Танена на Восточной Пятьдесят седьмой улице. Люди кучками переходили от бара к устроенному на веранде буфету. Иззи Танен был модным театральным агентом; среди гостей преобладали известные деятели шоу-бизнеса.
— Вот Рея Мэлоун, — сказала Шейла, указывая на знаменитую кинодиву. — Она начинала работать моделью одновременно со мной. Теперь — звезда.