Прометей № 1 - Альманах Российский колокол

Ключевые слова: Кочетов, Хрущев, Брежнев, Суслов, Шолохов, Союз писателей, советская литература, «оттепель», консерваторы, «почвенники», социализм, коммунизм.

Писатель, журналист, военный корреспондент Всеволод Кочетов в своем рабочем кабинете. 1964 г.

110 лет назад, 4 февраля 1912 года, на новгородской земле, в семье унтер-офицера, родился Всеволод Анисимович Кочетов.

Так случилось: он стал самым одиозным писателем второй половины XX века. Ему часто отказывали в таланте, но считали лидером охранительного направления советской культуры. Демонизировали. То и дело проклинали. Многие задолго до смерти писателя с наслаждением заставили бы его навсегда замолчать, да и он всегда был не прочь на чужой роток накинуть платок, если этот роток изрекает нечто антисоветское.

Кочетова часто вспоминают как «душителя свободы», резкого, авторитарного литературного начальника, который устраивал преувеличенно жесткие разносы неблагонадежным писателям. И, конечно, как главного редактора журнала «Октябрь», который противостоял оттепельным явлениям в нашей словесности и не только в ней, нередко прибегая к жёсткой стилистике. Противостояние «Октября» с «Новым миром» Александра Твардовского обернулась самой настоящей литературной войной – более яростной, чем схожие кампании XIX века. Всё это можно оценивать по-разному, но отрицать бессмысленно. Но, быть может, главным было другое?

Ленинград

Война. Блокада. Беспартийный Кочетов – корреспондент «Ленинградской правды» – признан негодным к строевой службе. Он становится армейским репортером: стыдно отсиживаться в редакции. Бывал на грандиозном строительстве укреплений, разговаривал с бойцами, с ополченцами, выискивая материал для статей. Объезжал на «Форде» армейские части – конечно, почти ежедневно мог погибнуть, о чем вспоминать считал недостойным. Потом, после конфликта с главным редактором, он перешел во фронтовую газету «На страже Родины». Словом, прослужил в Ленинграде всю войну. Кочетовские записи военных лет (позже изрядно подредактированные автором) «Улицы и траншеи» и повесть «На невских равнинах» надо бы читать и в наши дни. Ленинградская блокадная тема придает трагического благородства и прозе, и стихам.

Но заметным именем в литературе Кочетов стал после выхода романа «Журбины» в 1952 году. Это действительно была большая удача – возможно, он так и не превзошёл уровень этого романа. И фильм Иосифа Хейфица «Большая семья» вышел таким живым и колоритным вовсе не вопреки литературной основе. Конфликты там вроде бы вполне предсказуемые, даже шаблонные. Старое и новое. Честная скромность и павлинье зазнайство. Канонам соцреализма Кочетов следовал строго: отстаивал прогрессивные технологии, прославлял рабочий класс, который, несмотря на добродушный конфликт отцов и детей, остается монолитным. Но есть и эмоциональный накал, и народный юмор, и понимание того, как работает огромный коллектив. Если попытаться реконструировать идеологию этого романа, то окажется, что Кочетов уже тогда, как футбольный арбитр, показывал «желтую карточку» советской интеллигенции. Видел ее избалованность, привычку к приличным зарплатам, к удобным и элегантным костюмам. Самоуспокоенность и самоупоенность. А нам, чтобы достичь настоящих высот, нужно еще много и напряженно работать – как это делают Журбины, рабочая династия корабелов.

С тех пор Кочетов стал литературным начальником – союзписательским деятелем, главным редактором газет и журналов. Иногда он напоминал инквизитора, по крайней мере, адепта красной веры, ее служителя. Ершистого, не всегда следующего партийной дисциплине, чаще охваченного собственными идеологическими догадками. Его первая должность – секретарь правления Ленинградской писательской организации, одной из самых проблемных в Союзе. Кочетов считал, что критиковать можно и нужно всех – и он не побоялся поднять голос против «священной коровы», сталинской лауреатки Веры Пановой – писательницы, несомненно, талантливой. Ее новый роман «Времена года» Кочетов счел «мещанским» и не умолчал об этом. Панова даже жаловалась на него в Москву.

В конце концов, транзитом через «Литературную газету», его, по инициативе одного из главных идеологов страны Михаила Суслова, назначили главным редактором литературного журнала «Октябрь». Там Кочетов получил свободу действий. В системе сдержек и противовесов, которую создавал Суслов, он играл важную роль – левого охранителя, вечного возмутителя спокойствия в литературном болотце.

Он выступал за консерватизм по-советски: зашторить окна, закрыться от вредного влияния из вне, перевоспитать шалунов, которые расшатывают ситуацию… И выступал, конечно, не только с трибун, но и в книгах.

Прогрессивный секретарь

В романе «Секретарь обкома» Кочетов впервые явно попытался продиктовать идеологическую повестку дня, очертить проблематику, главную злобу дня. Сюжет он для этого избрал вполне узнаваемый. Из газет. Рязанский секретарь обкома Алексей Николаевич Ларионов (у Кочетова – Артамонов) совсем недавно погорел на желании слишком рьяно «догнать и обогнать» Америку по мясу. Он пустил под нож всё поголовье, лишь бы сдать побольше драгоценного продукта – и поначалу его даже наградили Звездой Героя Соцтруда. Но на следующий год сдавать было уже нечего, и Ларионов не вынес позора, застрелился. У Кочетова всё происходит немного иначе, но ассоциации очевидны. Он поместил по соседству с владениями Ларионова область прогрессивного партийного секретаря Василия Денисова, в котором самые въедливые читатели угадывали перспективного партийного деятеля (и давно уже не секретаря обкома, а члена Политбюро!) Фрола Козлова. Хрущев в то время делал на него ставку. Хотя, думается, в этом романе Кочетов не был столь прямолинеен. Он критикует и почивающих на лаврах директоров явно сталинского замеса, и молодых модных поэтов в лице провинциального Евтушенко, задиристого, но пустоватого Птушкова. Денисову, как водится, поначалу не везет. Кажется, что он останется в тени Артамонова. И все-таки правда побеждает. Важно не только то, что это книга страстная и остро субъективная. Но и то, что Кочетов – сторонник сурового, боевого пути к коммунизму – на этот раз отдал должное и гуманистической стороне своей веры. К тому же, история, в которой действуют большие начальники, сплошь члены ЦК – нередко почти детективная, а иногда мелодраматическая – читалась не без досужего интереса. Как детектив. Любопытно же, что происходит на властном Олимпе. Желтой прессы в то время не было, а основательный роман вызывал доверие. Кочетов понимал, что идею нужно подавать в яркой обертке, иначе она превратится в холостой выстрел. О романе спорили, в том числе – в верхах. По-видимому, это и требовалось Кочетову: он стремился влиять на политику страны, на тактику построения коммунизма, в который верил. Экранизация прошла тише, чем можно было предположить, а в брежневское время этот фильм вовсе не показывали: слишком многое там соответствовало специфической проблематике хрущевских времен.

В наше время этот роман иногда называют «сталинистским» – по инерции. Кочетов в «Секретаре обкома» скорее искал новый управленческий стиль, подходящий для мирной жизни – не мобилизационный. Но есть в романе