Очень древнее Зло - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как?
Эхо печали.
— Стой! — взвыла Теттенике. — Не уходи! Пожалуйста!
Она ведь знает! Наверное, только она, та, что была когда-то здесь, та… та, что не могла покинуть это место, ведь иначе зачем строить замок в забытых богами горах… она знает, как все было на самом деле! И чья там гробница…
…того, кто пришел умереть. Не сам. Человеческий век короток, но его отведенный ему сделали еще короче. Злою волей. Силой.
Ядом.
Он понял, что умирает, и пришел. К ней. Нет, он вовсе не надеялся спастись, хотя, наверное, когда-то она могла бы… давно… раньше… до того, как поделилась своей силой и жизнью. И поделилась бы снова, но он не принял дара.
Сказал, что она нужна будет детям.
Их детям.
Правда, не сказал, что память у людей такая же короткая, как жизнь. И да, после того, как его не стало, пришел сын. Старший. Он принял меч, венец и силу.
Силу?
Тело человека хрупко. На него сложно воздействовать. Другое дело — звездное железо. Оно готово было принять кровь. И ту же силу.
— Железо… — тихо повторила Теттенике.
Страшно.
И одновременно… она чувствует, что ей позволено прикоснуться к тайне.
Смешная девочка. И кровь жива. Это радует. Это значит, что, возможно, все было не зря.
Её сын, его сын, их общий сын построил гробницу, хотя кому это было нужно? Она не понимала.
Она была слишком другой.
И…
…и сын, многие годы спустя, привел своего сына. И передал ему меч, венец и силу. Так повелось. Правда, умирать они больше не приходили.
А потом, однажды, явился тот, в чьих жилах горела ядовитым пламенем кровь демона.
Это было оскорбительно.
Запоздалая вспышка ярости заставила демоницу упасть на колени.
— Нет! — взвилась Теттенике. — Не надо! Не убивай… пожалуйста. Она нужна! Не знаю, зачем, но… но я теперь все чувствую лучше. Она нужна! Без нее мир… их ведь связали, миры. Наш и тот. Демонов. И без нее не получится разорвать эту связь?
Ярость… полыхала.
И кажется, голова от нее заболела. И…
…не демоница. Просто кровь… древняя кровь… люди научились. Тот, кто пришел, он говорил. Много говорил. О силе. Им было мало тех крох, что получили они от творца. И тех даров, которые дала им она. Нет, людям хотелось больше.
И больше.
И они научились использовать чужую силу, приняв для этого чужую кровь.
Демоны?
Демоны злы. И полны ярости. Они пожирают слабых. Они несут огонь и разрушение. Они просто слишком другие, чтобы можно было терпеть их.
Но она попытается. Она верит.
И Теттенике стиснула голову руками. Картинки чужой жизни мелькали перед глазами её. Замок. Люди. Место. Они приезжали зачем-то. И привозили людей, которые работали здесь.
Они вгрызались в тело скалы.
И делали фигуры из камня. Люди странны. Но они не слишком мешали. Да и смотреть было интересно. Главное, чтобы другие, в ком дурная кровь, не подходили близко.
Они и не подходили.
А те, что работали, оставляли и вещи.
— Дары, — тихо сказала Теттенике. — Они приносили дары.
Да? Еще одна человеческая странность.
Зачем?
Они хотели что-то взамен? Но сил у нее почти не осталось. Но и они молчали. Если бы сказали, что им надо, она бы помогла. Возможно. Или нет. Что тоже возможно.
— Они тебя боялись. Считали божеством. Скорее всего. Я так думаю. Древним. Очень древним. И пытались угодить.
Золотыми игрушками? Зачем ей, лишившейся тела, почти утратившей разум, золотые чаши? Или вот монеты? Или фигурки?
— Так… принято… это подношение.
Она не знала. Она бы поблагодарила. Но вещи просто оставляли, когда их становилось слишком много, она убирала их. В горе много места.
— И люди решали, что ты принимала их дары, — Теттенике улыбнулась. Надо же, как нелепо получилось. Может… может и Матери Степей не так уж нужны жертвы? Те, которые живые? Может, и она не понимает, для чего закапывать кого-то в землю?
Кого?
Это… это другое. Теттенике расскажет. И она вернется. Точнее она верит, что вернется… но ей нужно спешить. Дорога?
Дорога? Была дорога. Она сама создала её, тогда, когда еще окрестные горы повиновались не то, что слову, просто желанию. Она хотела быть рядом со своим человеком, а он хотел быть с ней. Вот она и помогла. Это… не совсем тот путь, который привычен людям.
— Но я смогу пройти? — спросила Теттенике.
Да.
Дитя той, почти забытой крови, последняя капля, прощальный лист. Как и тот мальчик, который не помнил, не слышал, но все-таки сумел принять наследство.
— Я не одна… если я, то и другие… ты просто их не видела. Я попытаюсь показать, — Теттенике стиснула голову ладонями, вызывая в памяти лица.
Мудрослава Виросская, спокойная и умиротворенная, как… как море, которое Теттенике видела. И взглянула бы вновь. Может, и получится.
И островитянка тоже похоже на море. А еще на грозу. Ту, что приходит с востока. Правда, Теттенике сама не знает, в чем сходство. Но бережно вырисовывает каждую черточку лица.
Летиция… и Ариция.
Сестры.
Теттенике хотела бы иметь сестру, но… не случилось. Зато эти двое похожи. Аккуратные черты лица, белая кожа, которая из-за пудры кажется неестественной белой.
Не один лист.
Уже не один. И… и если так, то, возможно, и само древо живо? Теттенике ощущает прикосновение. Легкое, едва заметное. Благодарность?
Люди ушли.
А мир сломался. Там, далеко. Но сильно. Так, что она здесь ощутила этот перелом? Разлом? С мирами тоже случаются беды. И нынешний болел. Сперва она даже думала, что мир погибнет, а это было бы грустно, но болезнь задержали. Здесь. Она помогла. Пусть даже обратились те, в ком была проклятая кровь, она помогла. Не им. Миру. А потом…
…потом появилось дитя. То дитя, которое помнило её мужчину.
И это дитя дало надежду. Миру в том числе.
— Так все и получилось, — вздохнула Теттенике. — Но… что нам делать? Там? Когда мы доберемся?
Улыбка существа была снисходительной.
Как что?
Разве не понятно?
Всего-то и нужно, что убить демона.
Когда мы вошли в пещеру, я вдруг поняла, что умру. Здесь и сейчас. Не то, чтобы были для этого какие-то серьезные основания. Скорее уж собственные ощущения явно утверждали, что смерти быть.
И… воздух такой.
Густой.
Я в нем, что муха в янтаре. А на стенах медленно расползаются золотые письмена. Светятся даже. По-своему это красиво, но ощущение жуткой жути не уходит.
Чего-то такого…
Такого донельзя древнего, опасного. И главное, я ему
