Охота на Чупакабру - Татьяна Рябинина

аварии. Тут же спрятался за непроницаемую маску и ловко ушел от ответа. А потом, в баре, сказал с горечью: «Ты спрашивала про поддержку? Знаешь, если бы всем было насрать, и то было бы легче. Нет, мать твою, я был виноват». И та песня, которую он пел… Шесть лет прошло с той аварии, три года после его развода. Чувства к бывшей жене? Может, все и закончилось. А вот обида осталась. Возможно, именно я ее и всколыхнула.

Обида за то, что не поддержала, не помогла. Был героем, чемпионом, слава, деньги – и вдруг слабый, беспомощный, да еще по ее вине. Видимо, не слишком любила. Люди вообще склонны не любить тех, кому обязаны и перед кем виноваты.

Испугался, что я тоже увижу его таким? Тогда зачем сказал? Зачем вообще позвонил?

Ну… я как бы тоже делаю не совсем то, что подсказывает здравый смысл.

Иногда бывает так, что хочется услышать независимое подтверждение своим выводам. Чтобы укрепиться в их правильности. Или наоборот. Настя? Она ничего не знала о Вадиме, а рассказывать всю историю с самого начала у меня не было ни сил, ни желания. Дворский? С ним мы могли быть друзьями-любовниками, но просто друзьями – однозначно нет. Эта дверь закрылась для меня навсегда.

Половина второго. Дотянувшись до телефона, я открыла Воцап, который насплетничал, что Мишка заходил туда последний раз пятнадцать минут назад.

«Миш, не спишь? Можно позвонить?»

Галочки окрасились голубым.

«Звони».

Он ответил сразу же, на первом гудке.

- Привет. Случилось что?

- Нет. Не знаю, - замямлила я.  - Нет. Извини, что так поздно.

- Яна! Давай без реверансов. Говори.

Я рассказала. Не озвучивая свои выводы. Просто факт.

- Любопытно, - хмыкнул Мишка. – Эк тебя вштырило, что до утра не дотерпеть. Знаешь, очень знакомая херня. Когда я только познакомился с Элли, через пару недель попал в больницу. Ушиб позвоночника, отнялись ноги. На самом деле ничего ужасного там не было. Сильный отек, пережало нервы.

- Да, я помню, ты рассказывал.

- Врачи паникнули, за ними паникнул и я. Все, трындец, инвалид. А тут девушка, с которой толком еще ничего не было. Если бы она не позвонила сама, я бы ей точно не позвонил. На фига ж ей такое счастье. Но она позвонила. И я сказал. Не просил прийти, вообще ничего не просил. Чисто инфо. Но она пришла.

- Вот как… - словно палец дверью прищемила. – Если б я тогда знала…

- Яна, мы договорились об этом не вспоминать, - спокойно, но твердо оборвал меня Мишка. – Сейчас речь о тебе. Возможно, там все не так нормально, как он сказал. Не буду утверждать, что именно так. Но возможно. А уж что делать дальше, тут я не советчик. Сама решай, насколько тебе это нужно.

- Спасибо, Миш, я поняла. Кстати, согласие я заверила, апостиль будет завтра. Можешь брать билеты.

- Маякни, как только получишь. Тогда и возьму. Все, Янчик, давай, спокойной ночи.

Ага, легко сказать – спокойной ночи! Будет завтра Зиночке работа – замазывать мне синяки под глазами. Ну что, скажет, панда ты несчастная, опять всю ночь трахалась? Сначала морда на солнце обгорела, теперь это.

Ладно, попрошу Арсюшу делать поменьше моих крупных планов. Не об этом сейчас речь. Независимый эксперт подтвердил мои выводы – и как теперь быть?

Плановая операция? Вадим вскользь упоминал о том, что после аварии его поставили на ноги именно в ВМА. И что одну из этих ног молодой хирург буквально по кусочкам собрал. Может, недостаточно хорошо собрал. Или какие-то отсроченные последствия вылезли.

Даже будь у меня какие-то связи в этом направлении, все равно не стала бы выяснять, что с ним такое. Врачебная тайна – само собой, но было в этом что-то жалкое и подленько расчетливое: если все не так страшно, то пойду к нему, а если ужас-ужас, то спасибо, не надо.

А оно правда мне надо? Идти?

А на фига ж ты тогда ему звонила, коза?

Ладно, поставим вопрос иначе. А ему-то это надо?

А вот этого, дорогая коза, ты не узнаешь, пока не навестишь болящего на одре. Так и так, пришла вот, мать Тереза, проявить сострадание. Можно еще котлеток домашних захватить.

Как сказал бы Алекс, полный кринж.

Вадим

Меня порвало ровненько на две половинки. Одна топала ногами и вопила: «Расскажи ей все. Скажи, что хочешь ее видеть, что только ради нее приехал в Питер. Попроси прийти. Она же сама позвонила. Наверно, не для того чтобы спросить, как дела».

Но телефон был в руках у второй. И контроль за языком захватила тоже она. И напомнила, что у Яны семья, лезть в которую не имеет смысла. А даже если бы и нет, все равно бы ни за что не сказал. Чтобы она увидела меня распластанной лягушкой в цветастой ночнушке? Да ни за что! Бабы – они, конечно, жалостливые, но любить почему-то предпочитают героев. А мне от нее была нужна никак не жалость.

А если б Динка тебя пожалела, ехидно поинтересовалась первая, плохо было бы?

Послушай, это уже несущественно. А существенно то, что на одном месте я вертел такие отношения. Не нужна мне женщина, которая тайком от мужа будет бегать на свиданки во время моих приездов в Питер, а потом возвращаться к нему в постель.

Ну надо же, как мы заговорили! Раньше такое вполне устраивало.

Это было раньше.

Весь этот шизофренический мысленный диалог уложился в те пару минут, пока мы с Яной мычали и пыхтели в трубку, не зная, о чем говорить. Услышав «тогда ладно», первая половина испугалась, что сейчас разговор закончится, и отвесила второй такого поджопника, что та от неожиданности проговорилась про академию и операцию. Но тут же спохватилась и уцепилась за пришедшую делать укол медсестру как за повод распрощаться.

Муфлон тупорылый, мрачно сказала первая.

Ненуаче, пошла на попятную вторая. Она услышала. Захочет – придет. Нет – ну и не надо.

На этом дискуссия закончилась, потому что в дверь поцарапались. Совершенно бредово всколыхнулось: Яна!

С чего вдруг? Не Яна – Ляна. Как в воду смотрел – с котлетками.

Настроение после телефонного разговора, да еще под соусом раздражения от боли и неподвижности, было таким, что больше всего хотелось обматерить в три наката, надеть эти котлеты ей на уши и выставить пинком. Так, чтобы ее пируэтам акробаты обзавидовались.

Но, во-первых, я не