Новый Мир ( № 12 2009) - Новый Мир Новый Мир

— Добрый вечер, — лучезарно улыбнулся портье.

Инспектор этого мнения не разделял и потому не ответил.

— А дождик припустил, как я погляжу, — продолжил беседу портье, улыбаясь еще лучезарнее. — Чем могу служить?

Инспектор прокашлялся и без особого успеха задвигал губами. Прокашлялся еще раз, отчаянно округлил “о”, вытянул в дудочку “у”, зашипел согласными, но ничего, кроме кропотливого бульканья, выдавить не смог.

— Комнату? Телефон? Грелку? Грог? — бросился на помощь неунывающий портье, артикулируя с тем же опереточным нажимом, что и безголосый Инспектор. Со стороны могло показаться, что двое безумных теноров обсуждают убийство третьего.

— Да, нет, нет, да, — ответили сипловатым голосом, в котором Инспектор не сразу признал свой собственный. — Хотелось бы также увидеть господина Чекушку, хозяина этого заведения.

Вышло натянуто, но для первой фразы сойдет, подумал Инспектор.

— А вы кто будете, позвольте поинтересоваться? — прищурился портье, и Инспектор вдруг понял, что перед ним старик, приземистый, лысый, гладкий, как пуля, и слишком тяжелый для своей легкомысленной должности. То, что он поначалу принял за форму, вблизи оказалось затейливо-грязной робой, сплошь в крошках и клоках какой-то шерсти.

— Я? Я… Инспектор.

— О! Господин Инспектор! Ну наконец-то! — всплеснул руками старик. — Чекушка, к вашим услугам. Хозяин этого, как вы изволили выразиться, заведения. Безмерно рад знакомству. — И, взмахнув горбатой тенью, протянул белую, как пергамент, ручонку, которую Инспектор с опаской пожал. На ладони у него осталось нечто неизъяснимое, вроде невидимой пыльцы или звездной пыли.

— Я давно уж вас поджидаю. Самое время, самое время! Вы прямо сейчас и приступите?

— Прямо… сейчас… — сделал два шага Инспектор и чихнул, словно провалился.

— Э, дружище, то есть, я хотел сказать, господин Инспектор, вам бы отлежаться, а? Вам бы мед под язык и горчицу в ноги, а?

Инспектор в ответ разразился серией разнокалиберных чихов.

— Вот видите — значит, правда. Здоровье — прежде всего. Тем более, учитывая обстоятельства, спешить вам некуда. Только вот запишу вас в эту… как ее… книгу.

— Какую книгу? — вздохнул сломленный Инспектор.

— Ну, эту самую… Куда фамилии с адресами записывают.

— Гостиничную? Регистрационную?

— В точку! Вот что значит глубокий аналитический ум! — воскликнул Чекушка и, блеснув грушевидным носом, замахнулся гигантской тенью на свечу.

Книги, однако, нигде не было. Зато на колокольчике обнаружился твердый чеканный плевок жвачки, которую старик, деловито обдув, сунул в карман. Потом он надолго пропал в рассохшихся недрах конторки, откуда поочередно выкладывал на стойку гусиное перо, теннисный мячик и альбом с фотографиями в обложке из синей бархатной пыли.

— Может, отложим до завтра? — Инспектора начинало знобить.

— До завтра? — Чекушка блеснул лукавыми глазками, но тут же их притушил. — Ну что ж, отложим.

Он примирительно похлопал Инспектора по плечу и, вооружившись свечой и фонариком, зашаркал по коридору, не переставая болтать.

— Поскольку с лестницей вышла некоторая заминка, или, вернее сказать, нестыковка, поселим вас на первом этаже. Прекрасный вид, удобный матрац, комод красного дерева, кондиционер, телевизор, Инспектор... Инспектор! — крикнули вдруг над самым ухом. Картинка поплыла, остановилась. — Да вы, никак, спите?

Старик стоял рядом с Инспектором, участливо трогая его за рукав. Глаза у него были круглые и желтые, как капсулы с рыбьим жиром.

В едва заметной качке, которую Инспектор списал на причуды повышенной температуры, они прошли узким коридором к единственной двери. Хозяин поставил фонарик на пол, лицом вниз; аккуратно, словно боясь расплескать свет, пристроил рядом блюдце со свечой и замер с таким видом, точно из-за двери вот-вот покажется голодная кошка. Впрочем, на заботливого опекуна домашних животных Чекушка походил менее всего. Есть люди, несовместимые с вычесыванием блох и чисткой поилок. Простояв без движения некий ритуальный отрезок времени, старик извлек из недр своего рубища гроздь ключей на ржавом облупленном кольце. Фигурная тень вошла в замочную скважину, что-то испуганно тренькнуло, и дверь распахнулась в торжественную мглу. На дверной табличке блеснула длинная череда цифр, разделенных дефисами.

— Это ваш номер, — провозгласил Чекушка.

Из комнаты повеяло тоской и мокрой тряпкой. Инспектор изобразил воодушевление, чувствуя себя так, словно ему на званом китайском обеде предложили отборных розовых червей. Поставив свечу на услужливый остов пиратской субмарины, оказавшийся при ближайшем рассмотрении комодом красного дерева, хозяин исчез, чтобы спустя минуту появиться с грогом, горчицей, горячей грелкой. Выполнив обещание, он с торопливостью джиннов и фей ретировался.

— И вот еще что, — послышалось уже из-за двери (чудо без зловещего напутствия — недочудо). — Окно открывать не советую. По крайней мере сегодня.

Первое, что сделал Инспектор, оставшись один, — попытался открыть окно. Оно было старое, с бумажным утеплительным позументом и мумиями мух в проеме между рамами. С хрустом ссадив первую раму на пол, Инспектор подступил ко второй. Шпингалеты сидели как влитые, не желая поддаваться, но стоило только выругаться позатейливей, как они послушно щелкнули. Инспектор глубоко вдохнул и толкнул мутные стекла. Дальше произошло несколько событий, одновременных и разнонаправленных: Инспектора обхватили за талию и сильно рванули назад, окно распахнулось, и из тьмы в комнату глянуло что-то пламенно-яркое, лучистое, ослепительно-живое. Комната наполнилась нестерпимым по своей красоте звуком, источником которого было то, лучистое, за окном. Инспектор судорожно зажал уши рукавами. Старик, оттащив его к стене с неожиданной для своего тщедушия легкостью, закрыл окно и веско щелкнул шпингалетами (звук, свет, жизнь разом оборвались). Затем, без малейшего признака досады, помог незадачливому постояльцу подняться и, похлопывая его по спине, словно хотел вытряхнуть, как рыбью косточку, ложный страх, ласково произнес:

— Сегодня не открывайте.

И вышел, аккуратно притворив за собою дверь.

Свеча догорала. Грог остывал где-то в недосягаемой темноте. Воздух в комнате посвежел, стал терпким и смолистым. Пахло морем. Инспектор чувствовал, как в нарастающей темноте и качке с ним и его комнатой происходят странные метаморфозы. Чувство пространства обострилось. Время текло рывками, смывая с берегов бестолковые фигурки, которые собирались в нем порыбачить. Кровать зыбилась, шла упругими волнами, скручивалась сухим листом, распускалась подушками, как лепестками, вычурным пологом, валиками, витыми столбами, врастающими в соцветья щекастых амуров, которые, кутаясь в виноградные гроздья, держали на мушке не то Инспектора, не то деревянные тыковки на кроватной спинке. Потолок то падал, то взмывал, работая, как огромная мышца или насос, исходя лепниной, перекрестными балками, простой беленой шелухой; не попадая в стиль, поочередно вспыхивали: встроенные круглые светильники, люстра с хрустальными подвесками, слепая кишка люминесцентной лампы, белый грушевидный плафон, опоясанный розами. Зловеще блеснули и исчезли подвесные зеркала.

После долгих и безуспешных попыток надеть пижаму, оставленную под подушкой предусмотрительным хозяином, Инспектор лег не раздеваясь. Прежде чем уснуть, он вспомнил, что на новом месте принято загадывать желания, и загадал, чтобы море никуда не исчезло.

Ночью, в прорехах никому не интересных снов, Инспектор замечал, что броуновское движение действительности становится более сдержанным. Едва небо начало сереть, явился хозяин гостиницы — без стука, но со стаканом апельсинового сока в руках. Мохнатую робу он сменил на кумачовую рубашку и холщовые штаны. В разрезе рубашки обильно кудрявились седые волоски. Тщательно, по-праздничному выбритый подбородок блестел. На лоб наползал седой, разделенный на ровный пробор парик с лунным отливом, собранный на затылке в жесткую маленькую косичку, высокий и гладкий, как шлем велосипедиста.

— Кажись, устаканилось, — лучась добродушием, промурлыкал Чекушка. — Но береженого известно кто бережет. Свежевыжатый все-таки. — И поставил стакан на пол.

И действительно, круговорот веществ в комнате прекратился. Инспектор сел на кровати, пристально вглядываясь в нового знакомого.