Казино «Бон Шанс» - Василий Веденеев

— Я вижу, вы пришли в себя, — продолжал тот же голос, — не нужно путаться, ничего страшного не случилось. Я вот только не могу понять, как вас так подвели с деньгами в банке?

Чуть повернув голову, Федюнин увидел сидевшего рядом лысого человека с глазами-буравчиками. Кто это? Доктор, если на нем белый халат? Наверное, он в больнице? Какое-то отрывочное воспоминание о странном пистолете со сплюснутым стволом мелькнуло в голове и тут же пропало, а глаза-буравчики притягивали к себе, завораживали, словно ввинчиваясь в самую глубину мозга, заставляя говорить правду, только правду — казалось, они видели его насквозь и… Да и зачем лгать людям, вытащившим его из серого небытия? Единственно, мешал сильный свет лампы, бивший прямо в лицо.

— Лешка, сука! Все он, — слезливо пожаловался Федор Иванович, не узнавая своего голоса, но ему безудержно хотелось говорить, говорить, не останавливаясь ни на секунду. — Он взял в оборот эту свинью Жамина, а мне говорил, мол, высунись, оттяни их на себя и сразу исчезай! А Жамин что, он только телефонную трубочку снял, скотина, а денежки огреб…

— Спросите, где деньги? — шепнул в микрофон сидевший в темном углу Снегирев, и его слова отозвались в наушнике-горошине, вставленном в ухо Израиля Львовича.

— А деньги его где? — послушно озвучил вопрос «белый халат».

— У него фирма на Кипре, для отмывки, — довольный, что столько знает и может опять говорить и говорить, сообщил Федюнин. — Туда его долю перевели, чтоб ему подавиться!

Сан Саныч довольно кивнул и скосил глаза на портативный диктофон, равнодушно фиксировавший беседу с пленником, которого обработали нейролептиками. Но надо было поторапливаться, действие препарата тоже ограничено во времени, а эскулап и так вкатал менту лошадиную дозу. Впрочем, Федюнин — все равно отработанный материал, нечего его жалеть.

— Лешка, это кто? — озвучил новый вопрос советника Израиль Львович.

— Молибога! Ведь служили когда-то вместе, а так подставил, гад! Деньги сейчас на дочерней фирме Молотова, — охотно рассказывал Федор Иванович, часто вытирая тряпкой обильно текшую изо рта слюну. — В «Альтаир» он побоялся тащить, поскольку охранника из казино замочили: он одного из наших узнал, которые инкассаторов изображали. Но и своего не пожалел, тоже убрал. Юрка Наретин сам ему хребет переломал: говорят, прямо в машине…

Вопрос сыпался за вопросом, и Федюнин говорил не останавливаясь, захлебываясь слюной и словами. Говорил, говорил и говорил, без утайки выкладывая все, что знал о делах Молибоги и Чумы. Он охотно нарисовал план дома за городом, где обычно проводил время Вячеслав Михайлович, обозначил, где стоят охранники, назвал адрес, где расположен особняк, и адрес квартиры, где он должен отсидеться после побега из банка.

Израиль Львович передал Снегиреву нарисованную схему загородного дома, и Сан Саныч, разглядывая ее, слегка поморщился — каракули, как у несмышленыша, но разобрать все же можно. Придет время, это пригодится.

— Я устал, — жалобно сказал Федор Иванович. — Не могу больше!

— Напишите мне это, — повинуясь поступившему через микрофон-горошину приказу Снегирева, попросил Израиль Львович и, заботливо поддерживая Федюнина, помог ему приподняться, пододвинув ближе лист бумаги и ручку. — Пишите: «Я больше не могу…»

— Не, не так, — перебил его пленник и вывел на листе бумаги: «Я устал. Не могу больше!»

— Добавьте, пожалуйста, слова «простите меня», — заглянув ему в глаза, попросил врач. Федор Иванович послушно дописал и расписался.

Закончив, он обессиленно откинулся на спинку кресла: его мутило, клонило в сон и от боли раскалывалась голова. Все время казалось, что сейчас он опять вот-вот окажется в сером липком ничто, и оно пугало его.

— Спать! — в зрачки пленника уставились глаза-буравчики Израиля Львовича. — Спать!

Федюнин послушно закрыл глаза и с присвистом захрапел. Снегирев зажег верхний свет и выключил диктофон. Врач подал ему записку пленника, держа ее затянутой в резиновую перчатку рукой.

— Может быть, вы избавите меня от последнего акта? — брезгливо оттопырив губу, капризно спросил Израиль Львович.

— Боюсь, без вас не обойтись, — усмехнулся Сан Саныч, принимая бумагу рукой, затянутой в тонкую кожаную перчатку. Спрятав записку в папку, он деловито справился: — Сколько продрыхнет? И чувствует ли он сейчас что-нибудь?

— Проснется, когда я скажу, — с оттенком гордости бросил Израиль Львович, стягивая резиновые перчатки. — Чувствительность на нуле.

— Транспортабелен?

— Вполне, и, — доктор слегка поморщился, — давайте побыстрее, честное слово, времени нет. Меня ждут в другом месте, там, знаете ли, торжества у супруги нужного человека, неудобно сильно запаздывать.

— Хорошо, хорошо, не беспокойтесь, — дружески потрепал его по плечу Снегирев и подал пухлый конверт. — Ваш гонорар. Задержитесь с нами еще на полчасика.

— Придется, — Израиль Львович сунул конверт в карман пиджака и начал собирать свои принадлежности. — Мы сейчас выезжаем?

— Да! — Сан Саныч выглянул в другую комнату, где терпеливо ждали охранники. — Ключи от его машины и от квартиры у вас? Прекрасно! Возьмите пару бутылок водки и тащите нашего друга в мою тачку. Доктор едет со мной, а вы гоните две другие машины. Все! Быстренько, время поджимает!

Более всего Снегирев опасался, что пока они возились с Федюниным, потроша его и выворачивая наизнанку, Молибога мог проверить: появился ли на указанной им явке начальник смены инкассаторов? То, что его уже нет в банке, проверить несложно по телефону, а вот как с квартирой, предназначенной пленнику для отсиживания после побега? Не наведались ли туда уже ребята Алексея Петровича? Может быть, решить все прямо в машине Федюнина? Нет, это будет слишком нечисто, а Сан Саныч любил все делать так, чтобы комар носа не подточил.

Через несколько минут квартира опустела. Три машины, держась на некотором расстоянии одна от другой, понеслись по улицам — благо квартира, где должен был отсиживаться Федюнин, по стечению обстоятельств оказалась в том же районе. Не доезжая несколько кварталов до нужного дома, остановились, и Снегирев подозвал боевика, сидевшего за рулем «жигулей» Федюнина.

— Вот что, Боря. Давай-ка сгоняй туда пешочком и хорошенько понюхай: все ли чисто? И смотри, осторожнее, ни во что не ввязывайся. Оставь какую-нибудь меточку и быстренько назад. Дуй!

Боря понимающе кивнул и быстро растворился в сгущающихся сумерках. Снегирев закурил и поглядел назад — рядом с невозмутимо сидевшим Израилем Львовичем, привалившись плечом к дверце и открыв рот, похрапывал Федор Иванович. Борис вернулся минут через двадцать. Подойдя к машине Снегирева, он тихо сказал:

— Тихо, как в склепе. Звонил в квартиру из автомата, никто трубку не берет. Поднимался сам: в окнах света нет, дверь не открывают. Я там понизу ниточку черную натянул, на всякий случай. Если войдут или выйдут, сразу определимся еще на подходе.

— Молодец, — скупо похвалил Сан Саныч. — Теперь быстренько нашего друга на место, и заканчиваем.

На счастье, около подъезда никого не было, хотя время еще не позднее и могли прогуливаться досужие бабки или гонять ребятишки. Телохранитель Пака взвалил на плечо бесчувственного Федора Ивановича и быстро втащил его в лифт. Следом шли Снегирев с доктором, а замыкал маленькую страшную процессию Борис.

Оставленная им метка оказалась ненарушенной. Сан Саныч сам отпер дверь квартиры и, как фокстерьера в лисью нору, запустил в темноту Бориса, вооруженного пистолетом с глушителем. Через несколько томительных секунд в комнате зажегся свет торшера, и боевик пригласил незваных гостей внутрь.

— А ты на лестнице покарауль, — велел ему Снегирев. — Мало ли.

Борис понимающе кивнул и поднялся на этаж выше, откуда ему удобно было наблюдать из окна лестничной площадки за двором и хорошо видна дверь квартиры.

Федора Ивановича, согласно указаниям Сан Саныча, усадили в кресло у стола, на который советник положил написанную Федюниным записку. Взяв у телохранителя Пака пистолет начальника смены инкассаторов, Снегирев, не снимая перчаток, вогнал в его ствол один патрон и положил оружие на стол.

— Теперь вы, — обернулся он к Израилю Львовичу.

— Как? — зябко передернув плечами, спросил тот.

— Лучше в рот, — решил Снегирев.

— Проснитесь! — приказал врач, и Федюнин, замычав, открыл мутные глаза. — Вам нужно выпить это!

Телохранитель Пака быстро открыл бутылку водки, налил полный стакан и поднес его Федору Ивановичу.

— Пейте! Это лекарство! — сверля взглядом Федюнина, приказал Израиль Львович. Пленник выпил водку как воду, и тут же ему налили второй стакан. Он выпил и его.

Аккуратно держа за горлышко пустую бутылку, телохранитель Пака, тоже не снимавший перчаток, поставил ее на стол и зубами сорвал жестяную крышечку со второй посудины. Федор Иванович выпил третий стакан водки. Он выглядел абсолютно трезвым, но каким-то странным, словно живая кукла.