Черное знамя - Dmitrii Kazakov

Тогда почти все решили, что это победа, что цель достигнута.

Дружинники с факелами маршировали по улицам, в губернских управлениях ПНР пили шампанское… Под шумок тогда прикончили несколько человек, в том числе и городского голову Саратова, слишком уж упорного противника евразийцев, но дело замяли, и никто не обратил на это внимания, лес рубят – щепки летят.

Вот только быстро стало ясно, что дело еще не сделано, остался Земский Собор, где врагов, явных или тайных, едва не две трети, сохранились другие партии, есть еще президент и преданная ему армия…

Предстояла масса работы.

За год и два месяца они сделали многое, очень многое, но кое-что осталось.

Они шли прямо по проезжей части, не обращая внимания на движение, и оказавшиеся позади машины послушно замедляли ход, выезжавшие с поперечных улиц резко останавливались.

Все знали, что «опричникам» позволено многое, и что они сами, если что, не будут цацкаться.

- На черное знамя равняясь, шагают стальные колонны! – пел Олег вместе с остальными, ощущая гордость, воодушевление, и совсем немножечко сожаления – что он не один из этих уверенных сильных парней, так ладно марширующих позади, железной дисциплиной скованных в единое огромное живое существо.

Но нет, каждому свое, один должен махать «ластиком» и стрелять из «зажигалки», дело другого – чиркать карандашом в блокноте, терзать клавиши пишущей машинки и болтать языком.

И только вместе они добьются победы!

- Ага, вот он, предатель! – неожиданно завопил Тараканов так громко, что перекрыл пение. – Хватайте его!

Двое опричников из тех, что шагали в авангарде, метнулись в сторону тротуара, выхватывая дубинки. Высокий сутулый человек в очках попытался скрыться в подворотне, но его догнали, швырнули наземь, и «угостили» парой хороших ударов.

- Еврей, похоже, - пробормотал сотник, останавливаясь, и тут песня как раз закончилась. – Ведите жида сюда!

Шляпа осталась валяться на тротуаре, а ее сутулого хозяина с заломленными за спину руками подтащили к Тараканову.

- И что, пес, почему ты не отдал салюта нашему знамени? – почти ласково спросил тот.

- Я… я не увидел… отвлекся… - пробормотал человек. – Я всегда вас поддерживал!

- Бабушке своей еврейской это будешь рассказывать, - сказал сотник, и вдруг пнул сутулого в лицо.

Хрустнуло, брызнула кровь, Олег поморщился.

- Это необходимо, товарищ Одинцов, - проговорил Тараканов, и ударил еще, на этот раз – кулаком в ухо. – Эта гнида очкастая должна запомнить, как нужно себя вести… Запомнишь ведь?

Сутулый покаянно кивнул.

«Наверное, это и вправду необходимо, - подумал Олег. – Слово – могучее оружие, но оно далеко не всегда позволяет добиться цели, убеждением можно сделать очень многое, но далеко не все».

- Ладно, пошли, - велел сотник.

«Очкастая гнида» осталась сидеть на мостовой, зажимая нос, откуда хлестала кровь, а они зашагали дальше. Дружинники затянули новую песню, называвшуюся «Белый кречет», еще менее осмысленную, чем предыдущая.

Поворот, поворот, и Олег обнаружил, что по тротуару вместе с ними топает отряд мальчишек – чумазые оборванцы маршировали, выпятив грудь, и изо всех сил старались походить на «опричников», даже за пояса заткнули кое-что, не резиновые дубинки, конечно, но довольно увесистые палки, какими вполне можно наставить синяков.

Заметивший новых «соратников» Тараканов громогласно расхохотался.

Этим вот пацанам жить в новой России, при настоящей свободе, ну а пока пусть учатся хотя бы ходить в ногу, в будущем может пригодиться, ведь старый мир не сдастся так легко, и вполне вероятно, что придется сойтись на поле брани с ненавистной Европой, и не один раз, и борьба эта может затянуться на годы…

Не зря вождь и премьер-министр еще год назад произнес речь, прозванную «Чингисовой» - о том, что все земли, некогда бывшие под пятой монголов, от Сирии до Венгрии и Кореи, должны войти в состав нового государства.

И нынешний военный министр Корнилов, и морской – Колчак, и начальник Генштаба – Головин, все трое откровенные реваншисты…

И запланированное уже на это лето восстановление казачества, всегда бывшее в программе ПНР…

И программа пятикратного увеличения армии «Трезубец», о которой запрещено упоминать в прессе…

И созданное в апреле военизированное Имперское строительное управление….

Это в республике-то!

Удивительно, но выступление Огневского никто не воспринял всерьез – ладно, кайзер, он выжил из ума еще в шестнадцатом, после победоносной войны, но должны же быть у него разумные советники? И австрийцы только похихикали в своих газетах, и японцы, переварившие Корею и зарящиеся на Китай, сделали вид, что ничего не было, поляки и вовсе завопили, что готовы в одиночку дойти до Москвы, как в годы Смуты.

Но ничего, все эти европейские или европеизированные, если говорить о подданных Хирохито, народы просто еще не знают, с какой силой им предстоит столкнуться, с мощью в первую очередь духовной, которую не измерить в дивизиях, в количестве орудий и тоннаже военных кораблей!

Новая заря взошла на Востоке, русский народ проснулся, и скоро он разбудит остальных.

- Вот мы и пришли, - сказал Тараканов, отрывая Олега от размышлений.

Переулок старой московской застройки, трехэтажный дом, над крыльцом черно-желто-белый флаг и вывеска, сообщающая, что здесь размещается московское отделение Союза Русского Народа.

- Пора им показать, кто теперь в стране хозяин, - продолжил сотник.

Появление «опричников» не осталось незамеченным – на крыльцо вышел осанистый, чисто выбритый господин явно из предводителей СРН, и с ним двое бойцов из собственной дружины этой организации, облаченных в некое подобие казачьей формы императорской армии и белые папахи.

- Э, братцы… - начал осанистый дрожащим голосом, но его никто не стал слушать.

- За дело! – приказал Тараканов, и «опричники» показали, что в дисциплине с ними может сравниться разве что армия.

Они действовали четко и слаженно, по заранее согласованному плану.

В окна полетели камни, зазвенели, посыпались наземь выбитые стекла, донесся испуганный взвизг. Вышедшего навстречу «гостям» осанистого мигом повалили наземь и оттащили в сторону, а дружинников СРН, несмотря на их попытку сопротивляться, связали и тоже уложили на тротуар.

Бойцы в черных мундирах хлынули внутрь здания.

- Ну, теперь можно и покурить, - сказал сотник, вытаскивая пачку сигарет.

- Можно, - согласился Олег, вслушиваясь в звуки, долетавшие из московского логова Союза Русского Народа.

Судя по всему, там сносили с петель двери, ломали мебель, заставляли испуганных людей вскакивать из-за столов, выгоняли их в коридор, лупили «ластиками» по стенам и вообще по всему, что попадалось под руку.

- Братцы, но как же так? – прохрипел осанистый, выворачивая голову так, чтобы обратить побагровевшее лицо в сторону сотника. – Мы же с вами вместе… за Россию! Мы же союзники!

Глаза его были дико вытаращены, казалось, что предводитель московского СРН сейчас заплачет.

- Ты бы лучше пока молчал, пес, - ласково посоветовал Тараканов. – Целее будешь.

Он резко повернулся, метеором отлетела прочь недокуренная сигарета, рука поднялась в жесте, достойном Наполеона или иного великого полководца, и Олег обнаружил, что по переулку к ним приближается ощетинившаяся дубинами толпа – сплошь мужики, и судя по одежде, из приказчиков и мелких торговцев, средней руки мастеровых, грузчиков с Речного вокзала.

- Встречай! – приказал сотник, и его подопечные мигом организовали нечто вроде живого щита от одного тротуара до другого. – Ты, гнида, зубы мне пытался заговаривать, время тянул?

Осанистый захрипел, когда начищенный сапог «опричника» оказался у него на шее.

- Рази их! – басисто завопил кто-то в толпе. – Во имя Господа нашего и народа русского!

Олег вытащил блокнот и принялся записывать… мелькнула мысль, что зря не прихватил фотографа, могли получиться отличные кадры, иллюстрации к статье, которую не стыдно отправить прямиком в «Борьбу» или «Империю», новое, только затеянное Штилером издание «евразийского формата»!

Дружно взлетают «ластики», за редкой цепью дружинников видны оскаленные рожи… Толпа прет неостановимо, кажется, что бойцы в черной форме будут сметены ее напором в один миг… Знаменосец стоит позади своих товарищей, расправив плечи, и флаг партии гордо реет на фоне вывески Союза Русского Народа…

Эх, где сейчас Игнат Архипов с его древним «Кодаком Броуни»?

Хруст – то ли ломается дерево, столкнувшись с обтянутым резиной стальным прутом, то ли чья-то рука, крик переходит в вой, в рев, достойный стаи хищных зверей… линия из «опричников» прогибается, но держится, на помощь им выбегают те, что «наводили порядок» в здании.