Моя любимая девочка - Марина Серова

– Вот я думаю тебя пригласить…

– На роль старого ворчуна-неудачника? – грустно усмехнулся Коротков.

– Отнюдь. Это очень серьезная роль. Отец семейства, личность трагическая, поскольку он узнает, что его сын – гомосексуалист. А когда он наконец принимает его таким, какой он есть, то узнает, что это не его сын. Более того, сын его заклятого врага.

– Да уж, – почесывая голову, протянул Коротков. – Это что же, что-то типа «Санта-Барбары», что ли, ты решил снимать, Алик?

– Что ты! Это гораздо круче и натуральнее, а главное, понятнее. Потому что все в России происходит.

– Понятно, – снова недоверчиво процедил Коротков. – И как велики… гонорары?

– Я тебе хорошо заплачу, – пообещал Веселовский. – Честное слово, никому другому бы столько не заплатил. Просто я знаю, что у тебя в последнее время были трудности, к тому же финансовые потери незапланированные. Так что… Считай это моей благотворительной акцией в твой адрес.

– А сколько заплатишь, Алик? – к Короткову вернулся его прагматизм.

– А сколько ты хочешь?

Коротков не стал скромничать и брякнул:

– Двадцать тысяч баксов.

– Ну, это вы, батенька, загнули, – присвистнув, протянул Веселовский. – Это голливудские расценки, дорогой мой! А ты еще только начинаешь свой путь в кинематографе. Вспомни Луи де Фюнеса, он как раз в твоем возрасте и стартовал. Причем миллионером стал не сразу. Да и вообще, хочу заметить, что многие артисты, перед тем как стать звездами, вообще снимаются бесплатно. Чтобы, так сказать, наработать опыт, познакомиться и поучиться у маститых актеров.

– У кого же я буду учиться? – продолжал язвить Коротков. – Уж не у тебя ли? Ты там случайно не главную роль будешь играть?

– Я режиссер, Виталий, ре-жис-сер, – по слогам повторил Веселовский. – Но кое-чему научить тебя смогу, как ты понимаешь. Все-таки у меня профессиональное образование, к тому же опыт…

– Режиссер, наверное, больше получает, – со вздохом заметил Коротков.

– Ну, не забывай, что я выполняю еще функции продюсера, – снисходительно пояснил Веселовский. – И вообще… Что мы с тобой по телефону-то разговариваем? Приезжай ко мне прямо сейчас, буквально на полчаса. Я тебе все объясню. Здесь у нас и актеры кое-какие, так что команда будет в сборе.

– Ну, хорошо, – подумав, ответил Коротков. – У меня почти все готово, так что на часок смогу вырваться.

– Бери такси и приезжай. Я оплачу, – добавил Веселовский. – В оба конца.

Быстро перепоручив готовку салата своему помощнику, Виталий Владимирович снял фартук и колпак, сказал, что он отлучится ненадолго по делу, и направился к выходу из ресторана.

Выйдя из такси, Коротков обратил внимание на то, что дверь в квартиру Веселовского открыта. Это обстоятельство немало его удивило, однако не насторожило. «Видимо, настолько помешался с этим кино, что даже элементарных норм безопасности не соблюдает. А жены дома нет, а то бы она вставила ему! Все эти киношники – немного шизофреники, даже Алик!» – заключил он и решительно прошел в прихожую.

Было тихо. Никаких звуков до Короткова не доносилось. Шеф-повар потоптался в прихожей, потом разулся, повесил на вешалку пальто и устремился по винтовой лестнице на второй этаж. Заглянув на кухню, он никого не обнаружил. «В кабинете он, что ли? – начиная закипать, подумал он. – Знает же, что я прийти должен, и не встречает! Сам же позвал!»

Коротков прошагал в конец коридора второго этажа, минуя комнаты, и решительно открыл дверь в кабинет Веселовского. Первое, что он обнаружил, это включенный компьютер, который показывал заставку «Виндоуз». Однако место за ним пустовало. Коротков удивленно поднял брови, потом повернулся и наконец увидел лежащего на диване Веселовского в какой-то неестественной позе. Альберт был облачен в халат ужасной расцветки и шляпу, которая скрывала его лицо. Хозяин кабинета лежал на спине и не шевелился.

Но не это обстоятельство поразило Короткова. К своему ужасу, он обнаружил, что в груди Веселовского торчит нож.

– Что это? – оторопев, пробормотал он, решив, что судьба, и так сыгравшая с ним злую шутку, испытывает его еще раз. Теперь так уж просто издевается над ним.

Но не учит история ничему. Не меняются люди, не умнеют. С удвоенной энергией они исполняют танец на граблях. Постояв несколько секунд в замешательстве, Виталий Владимирович подошел к недвижимому Альберту и схватился рукой за нож. В этот момент торжествующий Веселовский издал победный крик и резко поднялся, схватив Короткова за руку.

– Это же просто губка, Виталий! – хохотал он, крутя перед носом ошалевшего Короткова бутафорским ножом, воткнутым в губку для ванной, которую он, в свою очередь, прятал в складках халата.

Коротков на некоторое время потерял дар речи. Потом, постепенно понимая, как разыграл его Веселовский, начал багроветь и сказал:

– Я так понимаю, что… гонорар за эту роль не получит никто. Меня интересует только одно – с ролью отца семейства все тоже было шуткой?

– Нет-нет, это вполне серьезно. Сейчас придет Илья, мой помощник, – он тут в магазин побежал за водкой, тебя отпаивать после пережитого. Вот он вернется, мы выпьем, и ты приступишь к знакомству со сценарием.

– Да… Я всегда говорил, что людям доверять нельзя. Нельзя! – качая головой, отрезал Коротков и, круто повернувшись, вышел в коридор.

– Куда же ты, Виталий? – искренне удивился Веселовский, но Коротков не остановился.

Альберт закатил глаза и тяжело вздохнул.

– Да уж, – пробормотал он. – Совсем человек потерял чувство юмора… М-да… Вот что значит провести несколько дней в СИЗО! Надо будет компенсировать ему моральный ущерб…

Коротков тем временем вышел на улицу, но морозный, солнечный день уже не радовал его. Он искренне считал Альберта своим единственным надежным другом. И вдруг – такая подстава! Нет, верить нельзя никому. И Альберту тоже. И вообще… Киношники – они все чокнутые! У них ничего святого нет…

…Виталий Владимирович Коротков переменил свое мизантропическое настроение через три дня, когда получил письмо следующего содержания:

«ЗА БЛЕСТЯЩЕ ПРОЙДЕННУЮ ПОВЕРКУ НА ЧУВСТВО ЮМОРА ВОЗВРАЩАТЬ ДОЛГ НЕ НАДО! ИСТИННАЯ ДРУЖБА ЕЩЕ ЕСТЬ НА СВЕТЕ!

АЛЬБЕРТ».