Сетевые публикации - Максим Кантор

Многое совершалось по зову чести, который часто перекрывал голос разума. Честь двигала дворянами и офицерами, честь препятствовала девице совершить опрометчивый поступок. Честь могла быть превратно истолкована, но то, что честь определяла последовательность поведения — безусловно. Даже у эсэсевцев, весьма несимпатичных людей, на пряжке форменного ремня было выбито: «Честь — в верности». Мотивом безнадёжного сопротивления часто выступало чувство достоинства. Вы всё забрали, но не в силах отнять у меня право умереть честным человеком.

Для того чтобы понять характер сегодняшних событий, хорошо бы обозначить энергию, которой питаются протесты. Имя у вещества обязательно имеется, надо найти.

Очевидно, что двигатель волнений — не любовь, поскольку любовь исключает презрение к себе подобным, стоящим на нижней ступени социальной лестницы.

И это — не справедливость. Справедливость, в сущности, последнее слово, которое мы хотели бы слышать. Пришлось бы не только пересмотреть итоги приватизации, но и происхождение трёх рублей в кармане стало бы сомнительным. Кто их туда положил, и за что конкретно — лучше не выяснять.

И верность — не относится к числу уважаемых свойств натуры. Не только потому, что мы за свободу сексуальных меньшинств и добрачные половые связи, но прежде всего потому, что хранить верность — нечему: ни стране, ни народу, ни культуре, ни общей истории хранить верность никто не собирается.

Долг — такое слово забыто прочно, и, возможно, навсегда. Формулой взаимоотношений с косным народом является фраза, в целом убедительная: «Я тебе ничего не должен». Мы родились в одной местности — но взаимных обязательств у нас нет. Существуют, разумеется, долг корпорации и верность работодателю, но это локальные чувства — большие движения они питать не могут.

Честь — совсем не то слово, которое приходит на ум, когда думаешь о борцах за капитализм. Честь — понятие дворянское, совсем не купеческое, и в капитализме — неудобоприменимое. Честь — в делах помеха. Невозможно сегодня организовывать избирательную кампанию продажного министра, а завтра становиться в ряды оппозиции; нельзя вчера баллотироваться на мэра города Сочи, а сегодня говорить о коррупции. Честь, как и описанная Булгаковым осетрина, — имеет одну лишь степень свежести.

Можно говорить о феномене «достоинства» — мешает то, что массового достоинства в природе не бывает. Бывает честь у полка и у знамени, даже у армии есть честь; бывает общечеловеческая любовь, о ней молятся в храме; бывает общественная справедливость; есть гражданский долг — по отношению к обществу себе подобных. Но вот общечеловеческого достоинства — в природе нет, оно выдается индивидуальными пакетами. Повзводно достоинство не распределяется. Бывало так, что отдельный большевик хранил достоинство — в то время как у партии не было ни совести, ни ума, ни чести. Бывало и так, что боец французского Сопротивления (Марк Блок, например) хранил достоинство — а Сопротивление было в целом не очень значительным. Так что достоинство приходится измерять по индивидуальным пробиркам. Представляется, что распускать слух о беременности 57-летней жены премьера, — такое с понятием «достоинство» не сочетается никак; но это отдельный случай, описание отдельного оппозиционера. Возможно, другой оппозиционер — крайне достойный человек!

Общее вещество, дающее энергию борьбы, — иное. Для определения этого вещества существенны два фактора.

Первый фактор — это разумное и в какой-то степени законное презрение к нижестоящим. Общая масса российского народа образована плохо, больших успехов в накоплении денег не имеет, талантами коммуникаций не обладает. Эту массу есть за что презирать, особенно если масса мешает прогрессу.

Второй фактор — это пылкое уважение к богатым. Крайне любопытную картину можно было наблюдать в предвыборном штабе олигарха Прохорова: собираясь в комнате, где обычно сидят спортсмены-биатлонисты, свободолюбивые журналисты очень смешно шутили: «Раздайте нам винтовки, мы сейчас смажем лыжи», и т. п. Они обсуждали, какую фотографию богача выбрать на плакат — с широкой улыбкой или с менее широкой. «Мы, конечно, не повесим эту фотографию в деревне Гадюкино!»

Вообще говоря, почтительное подхихикиванье в общении с богачом является нормой поведения креативного класса — до той поры, разумеется, пока Лужкова или Путина, или Слуцкера, или Бута — не разрешат ругать всем сразу. Но я не наблюдал ни одного случая (прописью: ни одного), чтобы отчаянный оппозиционер написал или публично сказал, что Абрамович — вор. Вот хозяин Челси уже и в суде Лондона рассказал о том, что он — мошенник, а никто из окармливаемых им деятелей искусства никогда, ни единого разу, нигде не скажет, что этот богач — вор. Напротив, вьются у фалд, в глаза заглядывают.

И презрение к бедным и уважение к богатым — являются понятными и даже во многом естественными качествами.

Сочетание этих качеств — вот что интересно. Мы легко поворачиваемся спиной к несостоятельному человеку (для лузеров принято употреблять эпитет «товарищ» — не «господин» же!), но к господам повернуты лучезарной улыбкой, точно подсолнух к солнышку. Смотришь на корпоративные посиделки — сколько шуток, сколько понимания, сколько взаимной приязни!

Лебезить перед вышестоящим и грубить нижестоящему — такое сочетание имеет свое название. Такое поведение называется хамством.

Хам — это тот, кто улыбается, глядя вверх, и оскорбляет, глядя вниз.

Тот, кто скажет Абрамовичу: вор, а тёте Маше улыбнётся — этот человек не хам, он просто грубиян, и он совсем не понимает момента. Теперь грубить не принято, теперь хамить принято.

Именно хамство является сегодня движущей энергией поиска лучшей жизни.

Хамство движет новейшей русской историей. Не забота о народе, не поиск истины, не справедливость и не честь. И на достоинство это не похоже.

Достойно было бы задуматься о судьбе страны. Власть — отвратительна, правящая мафия — мерзостна. Система олигархии в целом не даёт и тени шанса изменить структуру власти. До тех пор, пока будут ловить улыбки директоров корпораций и дерзить необразованной тёте-анчоусу, ничего лучше у нас не будет. И это правильно. Так и надо.

Путин — единственный президент, которого мы заслужили.

Национальный либерализм. Программа оппозиции от Хордоковского (18.06.2012)

Программа оппозиции появилась: она написана Ходорковским, опубликована в Новой газете. Текст примечателен по двум причинам.

Во-первых, данный текст объясняет, почему на протестных митингах коммунисты соседствуют с либералами и националистами.

Недоумевали, отчего так — последовало невнятное объяснение: власть возьмем, тогда разберемся, кто с кем пойдет. То есть, вместо ленинского требования конкретной программы: «размежеваться — прежде, чем объединиться» применен новый принцип, сверх-неопределенный: «сначала всем объединиться, а размежеваться когда-нибудь после».

Верить в осмысленность такого движения не получалось — демонстрации казались фарсом. Невозможно быть одновременно и правым, и левым; невозможно одним поездом ехать и в Москву, и в Ленинград. Отменить итоги выборов — это объединяет всех. Но все уже согласны с тем, что нелюбимый президент победил бы все равно — не с таким перевесом, так с другим. Борются уже за нечто иное.

Бывает, что толпы требуют открыть провиантские склады, отдать власть Советам, вывести войска из Вьетнама. Это внятные требования.

Но «Оккупайабай» — это не требование. Видимо речь идет о другом, просто вслух не говорят пока. Вот победят — и скажут.

Имеется, конечно, еще один лозунг — понятный! — надоело! Очевидно, что надоело — но что именно? Вам соседство друг с другом не надоело? Вчера палили друг в друга у Останкино, правые газеты оскорбляли левых, левые — правых. И вот, примеренными вышли звери на водопой в засуху: волки и зайцы, гиены и олени — они теперь заодно.

Соседство коммуниста Удальцова, националиста Навального и либерала Акунина выглядит дико: не может тот, кто цитирует «Манифест компартии», стоять на одной трибуне с литератором, написавшим, что причиной анти-буржуазной программы стали чирьи на заднице у Маркса (см. «Кладбищенские истории»). Кто-то из них двоих — неискренен. Однако борцы стоят рядом, говорят хором. И колонны националистов маршируют подле колонн демократов — как такое возможно? Несут разные знамена — но ведь не Первомай, не демонстрация достижений различных отраслей промышленности, это все же коалиционное правительство будущей России. Удивительно выглядит эта коалиция. И облик коммуниста Удальцова странный: бритый налысо, в темных очках, черная одежда — коммунисту такие брутальные ужимки не пристали, здесь что-то не то. И общий энтузиазм молодежи, он в поддержку кого направлен — социалистов, националистов или либералов? И программы нет никакой. Совсем никакой. Ерунда получается, сапоги всмятку.