Компаньонка - Лора Мориарти

– Ты замужем. – Мэри О’Делл довольно глянула на Корино кольцо.

– Да! – Все вокруг было как-то зыбко и в то же время слишком реально. Кора поставила чай на стол. – Уже двадцать лет. У меня замечательный муж. Адвокат. Двое взрослых сыновей. – Кора открыла сумку и вынула фотографию Говарда и Эрла, сделанную в фотоателье в день выпускного, – оба в шапочках и мантиях, серьезные, даже Говард. Кора протянула фотографию матери и увидела, как та улыбнулась ее губами. Кора тысячу раз представляла себе, как покажет матери своих прекрасных сыновей, и вот мать смотрит на них, и брови у нее вразлет, как у Говарда. Мальчики. Кора им расскажет, как только вернется; теперь точно можно рассказать. Мысли побежали дальше: когда устроить визит? На Рождество, например, когда Говард с Эрлом приедут домой? Или нет, лучше на День благодарения. И так уже столько времени потеряно.

Мужчина за соседним столиком, не отрываясь от газеты, вынул фляжку из внутреннего кармана пиджака и щелчком открыл крышку.

– Вот это да, – Мэри О’Делл оторвалась от фотографии. – Слава богу. Какие прекрасные молодые люди. Ты себе не представляешь, какое это облегчение, что ты так хорошо устроилась. – Голос тревожный, неуверенный. Она смела крошки со стола и положила фотографию перед собой. – Я так волновалась, так старалась узнать, где ты. Я даже не знала… выжила ты или нет, сохранила ли прежнее имя. Думала: может, она там где-нибудь страдает, а я ничего не знаю.

– Все сложилось хорошо, – улыбнулась Кора. – Обо мне заботились. Меня удочерили хорошие люди.

Не совсем правда. Законной дочерью она не была. Но Кауфманы были к ней добры – вот это настоящая правда.

– Спасибо. Спасибо, что сказала. – Мэри О’Делл кивнула – видимо, ей до сих пор не верилось. Шляпка закачалась вверх-вниз. – Где-то в душе я знала, что у тебя все хорошо. Боялась за тебя, но была уверена, что пойму, если ты страдаешь. – Она усмехнулась и тронула мизинцем уголок глаза. – Даже не представляла, что ты в Канзасе, на ферме, с лошадьми и коровами. Всегда думала, что ты здесь, в Нью-Йорке.

– Я тоже думала, что вы живете здесь. И удивилась, что в Массачусетсе.

Кора не могла оторвать взгляда от этих знакомых губ. Словно она не только смотрит на свою мать, а (если забыть о цвете волос) как бы прозревает саму себя: вот так я буду выглядеть лет через двадцать.

Кора кивнула на ее руку:

– Вы тоже замужем.

Мэри О’Делл кивнула и показала кольцо. Бриллиант не меньше, чем у Коры.

– Ваш муж – не мой отец? – спросила Кора. Неделикатно. Но времени мало.

Мэри О’Делл глянула на мужчину с фляжкой, потом на столик с другой стороны: две девицы с теннисными ракетками что-то ищут на карте Нью-Йорка.

– Нет. – Она ответила так тихо, что Коре пришлось вслушиваться сквозь гам. – Я встретила своего мужа в двадцать один. А тебя родила в семнадцать.

Кора кивнула, гримаса подчеркнуто нейтральная. Она примерно так и думала.

– Кто мой отец?

– Парень с танцев. – Она поправила серую шляпку. – Ну, не так ужасно, как можно подумать. Я имею в виду, мы встретились на танцах. И гуляли вместе одно время. Я работала в Бостоне прислугой. Там по четвергам были танцы, такие вечера отдыха для работников, можно было повеселиться. Мы были знакомы, наверное, с месяц. – Она опустила глаза, потом робко глянула на Кору: – Ты, наверное, теперь подумаешь, что я совсем уж со дна общества.

Кора покачала головой. Не такая и страшная получается история. По сравнению с тем, что ей сулила сестра Делорес. Проституция, насилие… Но все же в Корином воображении ее родители любили друг друга, и любили дольше месяца.

– Ну и вот… по невежеству все и вышло. – Мэри О’Делл заговорила еще тише, Коре пришлось слегка пригнуться к ней, чтоб услышать. – В Ирландии я ходила в школу, книжки читала. Но про парней и про детей не знала ничего. Мама ничего не рассказывала, только: ходи в церковь да юбку не задирай. – Она улыбнулась одним углом рта, в точности как Говард. – То есть совсем ничего. Когда плыла сюда на корабле, у меня начались «праздники». Я никому и не пикнула, а сама подумала: умираю. Видишь, как? Ничего не знала, понятия не имела, что это нормально. Думала, это меня Господь наказывает за грязные мысли. Никакого представления ни о чем.

– Понимаю, – сказала Кора.

– И отец твой… тоже плохо соображал. – Она поморщилась. – Ему было только пятнадцать.

– Он ирландец? Тоже ирландец?

– Конечно. – Мэри О’Делл даже немного обиделась.

– Где он сейчас?

– Не знаю. Слышала, что уехал на Запад. Сбежал, когда я сказала ему, что беременна. Знаю только то, что говорили его друзья, а они мало что говорили.

Пятнадцать, подумала Кора. Как Луизе сейчас. На три года моложе ее мальчиков. Сейчас он, наверное, уже совсем другой человек. Кора посмотрела на свои руки. Ей всегда не нравились эти большие костяшки. У Мэри О’Делл руки маленькие, благородные.

– Как его звали?

– Зачем тебе?

– Хочу знать, как звали моего отца. Это имя могло быть моим.

Она фыркнула и отвернулась.

– Это вряд ли. Судя по тому, как он воспринял приятное известие.

– Все же я хочу знать.

– Хорошо. Джек Мёрфи. – Она устало посмотрела на Кору. – Бог свидетель, я не вру. Но как ты его найдешь? Знаешь, сколько таких Джеков Мёрфи из Ирландии приехали в Бостон, а потом отправились на Запад? Придется опросить кучу народу.

Кора сморгнула. Вот так, значит. Отца она никогда не узнает. Дело не только в том, что его невозможно найти, этого человека с обычной биографией и распространенным именем. Дело в том, что он сам захотел потеряться. Сбежал, узнав, что будет ребенок, ему не нужна была Кора. Сестра Делорес была наполовину права.

– Волосы у тебя от него, – сказала мать нехотя. – Нет, его не за что ненавидеть. В то время я ненавидела, теперь нет. Просто он был совсем мальчик; ну, испугался. Кажется, он из бедной, многодетной семьи. Не захотел тоже стать многодетным. – Она философски пожала плечами, но рука, поднесшая чай к губам, дрожала.

– Как жаль, – сказала Кора. – Вам, наверно, тяжело пришлось.

– Ну… Я жалела тебя. Тебя и только тебя, – она глянула на Кору и отвернулась. – Но я не могла о тебе позаботиться одна, без мужа. У меня не было выбора.

– Я понимаю, – сказала Кора.

Она понимала. Она поняла охотно, с готовностью. Наклонилась через стол и взяла Мэри О’Делл за руку; ладонь оказалась грубей, чем Кора ожидала. – Я не виню вас. Я совершенно вас не виню.

Рука Мэри О’Делл не двинулась; жест остался без ответа. Кора неуверенно убрала руку и положила на колено.

– Я винила себя. Видит бог, как я себя винила. – Она снова оглянулась на соседние столики. – Я не хотела тебя там оставлять.

– Где оставлять?

– В миссии. Миссия Флоренс Найт. Там были хорошие люди, я знала, что они тебя пристроят. Но мне там было ужасно. Остальные женщины… со дна, настоящие уличные. – Она потеребила нитку жемчуга. – А некоторые, представляешь, и там продолжали этим заниматься. Приходили погреться. Только у меня был ребенок, и, кажется, я одна там была из приличной семьи, жертва случая. Но я не знала, куда еще пойти. В Бостоне оставаться не могла. В Бостоне двоюродные сестры, тети, дядя. Опозорила бы их. Отослали бы меня обратно в Ирландию, а там я точно пошла бы по рукам. Ну, сказала, что получила в Нью-Йорке хорошую работу с проживанием, а сама спряталась в миссии и родила тебя. Потом уже без тебя вернулась в Бостон и всем рассказала, что меня ограбили, пригрозили ножом и отобрали все деньги. – Знакомая кривая улыбка. – И все меня жалели.

Кора помолчала.

– А потом что?

– Потом ничего. Жизнь продолжалась. Я никогда никому об этом не рассказывала. Как будто ничего не случилось. – Она подняла голову. – Никаких последствий. Вышла замуж за хорошего человека, мы преуспеваем. Двое наших сыновей занимаются политикой, – она приосанилась, – а дочь недавно вышла замуж, семья жениха тоже очень приличная.

– То есть у меня… – с трудом вымолвила Кора. – У меня есть братья? И сестра? В Хаверхилле?

Мэри О’Делл поколебалась.

– Не родные. Единоутробные.

– Но все-таки у меня…

– Они про тебя ничего не знают, я же говорю. Никто не знает.

Кора опустила глаза. Она поняла. Ну конечно. Дурацкая вышла бы история, если б в Уичите у какой-нибудь гранд-дамы почтенных лет – из их клуба, скажем, – вдруг обнаружился внебрачный младенец. И пусть этому младенцу уже тридцать шесть лет, пусть он уже сам детей родил – что это меняет? Грех есть грех. Кора опозорит целую семью; а значит, они разозлятся на нее и отвергнут.

– Вы им обо мне не расскажете.

– Нет. – В этом слове не было ни тени сомнения; оно не оставляло места для споров; четко и ясно. – А так как я тебя не знаю и мне неведомы твои планы, скажу тебе просто. – Ирландский акцент стал заметнее и перестал быть ласковым. – Я абсолютно уверена, что мои дети, как и я, не захотят, чтобы ты меня опозорила. Мы друг за друга горой. Будешь нам вредить – пеняй на себя.