Кортес - Михаил Ишков

- Сеньор Кортес, все мы знаем вас как рассудительного и храброго идальго. С каждым вы едали из одной миски, никто в войске не смеет упрекнуть вас в небрежении к солдату или отсутствии здравого смысла. Неужели рассудок изменил вам на этот раз? Мы славно бились все эти несколько месяцев, совершили такое, что никому из нас и в самом приятном сне не снилось, и золотишка набрали вполне достаточно. И об этих землях много узнали. Познакомились с тласкальцами в бою... Неужели гордыня настолько ослепила вас, что вы не видите, что эти ни в чем не похожи на тот сброд, который мы успешно громили и на Юкатане, и на реке Табаско. Дело не в том, что они храбро лезут на пики. Беда в другом - они с каждым разом жмут все настойчивее, и как раз туда, где нам труднее всего. Страдания нестерпимы. Здоровых среди нас не осталось, все имеют ранения, кто по два, а кто и по три раза. Нет на свете вьючного животного, которое могло бы перенести все эти муки. Те, по крайней мере, отдыхают ночью, а мы трудимся и день, и ночь. Что касается завоевания Мексики, то мысль об этом - чистое безумие. Только брякни что-нибудь насчет Теночтитлана, все начинают смеяться. Если какая-то Тласкала встретила нас подобным образом, что будет, когда мы столкнемся со всей армией Монтесумы. Ребята хотят знать, куда и зачем мы идем, сеньор Кортес? Не пора ли опомниться?.. Пока перемирие, можно вернуться в Веракрус. Конечно, флот уничтожен, но теперь это дело прошлое, однако остался один корабль. Его можно послать на Кубу за подмогой. А когда прибудут подкрепления, продовольствие и боевые припасы, поход можно будет начать снова.

Большинство присутствующих глухими возгласами поддержали его.

Признаться, мне тоже стало не по себе при упоминании об армии Мотекусумы. Если, как сказала донна Марина, тласкальцы в силах выставить на поле брани до шести десятков тысяч воинов, то соединенное войско ацтеков исчислялось в сто двадцать тысяч человек. Причем, в боевых качествах, в отваге и дерзости ацтеки ни в чем не уступали тласкальцам, а по вооружению заметно превосходили их. Были у них какие-то "атл-атлы" - дощечки, с помощью которых можно было метать дротики на большое расстояние. Сила удара была такова, что даже каменное острие запросто пронзало живого человека в хлопчатобумажном панцире. Тут я задумался - достаточно ли надежны наши кирасы и шлемы? Сражаться с такой ордой лоб в лоб - безумие! Неужели сам Кортес этого не понимает?

Он поднял руку, призывая нас к спокойствию.

- Рад, что наконец у нас нашлось время поговорить по душам. В твоих словах, Седеньо, много правды. В них, если откровенно, все правда. Вот только по поводу выхода из создавшегося положения можно поспорить. Да, страдания велики, они страшнее мук, которые испытывали древние греки и римляне, но настолько же велика будет и ваша слава. Я сам порой немало удивляюсь, глядя, как горсть кастильцев сражается с врагами.

Собравшиеся облегченно вздохнули - кто знал, как воспримет капитан-генерал недовольство солдат. Память о повешенных Эскудеро и Карменьо ещё была жива.

- Мог бы также напомнить, о чем предупреждал перед отплытием с Кубы. "Великая награда ждет вас. Но приобрести её можно только беспрестанными и упорными трудами. Только тяжкими усилиями свершаются замечательные деяния. Слава никогда не была уделом лентяев". Было такое, Седеньо? Было, Рохас? обратился он к сидящим напротив него солдатам.

Те молча кивнули.

- Вот ещё о чем я мог бы сказать вам... Как ты верно выразился, Седеньо, напасти и меня не обошли стороной, тем не менее я всегда старался достойно исполнять свой долг. Можете ли вы припомнить случай, чтобы я уклонился от опасности, пошел на попятную... Не было такого, правильно, Рохас?

Грузный, в кожаном колете, с кинжалом за поясом, рваных штанах, с бородой-лопатой, солдат опять, ни слова не говоря, кивнул.

- Если, ребята, мы собрались, чтобы здраво рассудить, что делать и куда идти, то я позволю себе обратить ваше внимание, что до сегодняшнего дня никто не сомневался в моем здравомыслии. Были между нами споры, были разногласия... Была и кровь, потому что война не детская забава, которую захотел начал, захотел бросил. Тут уж коли выхватил меч, рубись до победы. Вот и давайте подумаем, как нам быть? Как я понял, вы пришли с предложением вернуться в Веракрус, там отдохнуть, подождать помощи от короля? Так, что ли?..

Сразу в толпе раздались возгласы.

- Да уж хватит! Навоевались!.. Пора и честь знать... Что ж, все на рожон и на рожон, этак всю рожу исцарапаешь...

Кортес поднял руку.

- Нельзя в Веракрус. Нам только вперед можно, - тихо, даже ласково выговорил дон Эрнандо.

Выкрики сразу стихли. Наступила зловещая тишина.

- Вот так, ребята. Стоит нам только показать пятки, как тласкальцы сочтут, что мы струсили, и навалятся всем войском. Я много раз обдумывал такой поворот событий. Уверен, и на этот раз мы их сомнем, но как только оставим Тласкалу, в ту же минуту на нас нападет Мотекухсома. Вот какая диспозиция - двадцатитысячный корпус ацтеков стоит возле Холулы. Большое войско группируется неподалеку от Чолулы. Это в двух дневных переходах от нашего маршрута. Причем двигаться они будут по своей местности, от поселения к поселению - значит, и снабжать их будут вдоволь. Не то, что нас. Вот когда мы попадем в полосу непрерывных боев, из которой нам живыми уже не выбраться. До Веракруса не доберемся. В горах они устроят засады. Тотонаки и прочие прибрежные племена, чтобы только добиться прощения у Мотекухсомы, вмиг повернут свои копья против нас. Так что это путь в никуда. Другое дело, Теночтитлан...

Все присутствующие невольно разом захохотали. Громыхнули так, что птицы снялись с ближайших деревьев и закружили в небе. Смеялись долго, от души... Кортес тоже начал вытирать слезы от приступов нестерпимого смеха. Я даже на землю сел. Стоило кому-нибудь в толпе повторить: "Теночтитлан", как новый взрыв хохота сотрясал округу. К нам поспешили удивленные солдаты - так и собрались кучкой, не понимая, отчего так весело ржут их товарищи, когда вроде бы и смеяться нечему. Начали подтягиваться и местные торговцы. Эти разглядывали нас, разинув рты.

Наконец дон Эрнандо, в последний раз промокнув глаза батистовым платочком, продолжил.

- Я и говорю - другое дело, Теночтитлан. Тласкальцы больше не нападут на нас, они уже ищут мира. Тоже самое будет и ацтеками. Они не посмеют выйти против нас на бой.

- Почему же не посмеют? - удивился Седеньо. - Что их может напугать?

- Крест святой и правда, которую мы несем с собой!

- Конечно, - завертел головой Седеньо, - животворящий крест - великая сила, однако...

- Никаких однако, ребята! У нас нет выбора - только вперед. Я обещаю вам, что не тронусь с этого места, пока не заключу мир с Тласкалой. Это будет хороший мир, крепкая опора на будущее. Седеньо, Рохас, Берналь, Кристобаль...

Он назвал ещё с десяток имен, сейчас уже всех не упомню, и на сутки освободил нас от всех воинских повинностей.

С тем и разошлись. Смех смехом, однако неуступчивость Кортеса вызвала глухое раздражение среди солдат, особенно среди тех, кто владел какой-либо собственностью на Кубе. С другой стороны, тому, кто участвовал в подобных экспедициях, было ясно, что капитан-генерал прав. Возвращение смерти подобно. Стоит только индейцам почувствовать слабинку в наших рядах, смятение в наших душах - наша песенка будет спета. Они задавят нас числом. Однако и столица ацтеков внушала не меньший ужас. Никак у меня, например, не умещалось в голове, почему Мотекусума медлит? Как он до сих пор терпит наше присутствие на своей земле. Крепко шибанули нас мавры в родной Испании, но ведь никто добровольно не шел им в полон! Те, кто склонил головы перед нехристями, кто перешел в чужую веру, так и были названы ренегаты! Кто их поймет, индейцев, чего они ждали?

Вот уже полвека прошло, а меня до сих пор мучает эта загадка. То встречали нас с цветами и гирляндами, "богами" называли, то вдруг озлобились, бросились воевать, но было поздно.

* * *

После этой встречи Кортес до вечера не мог найти себе места. Укрылся в палатке, объявил, чтобы его не тревожили. Донна Марина на свой страх и риск прошла в шатер, приблизилась к кровати.

Дон Эрнандо не спал - лежал на спине, закинув руки за голову, и бездумно смотрел вверх.

- Что тебе? - тихо спросил он, заметив женщину.

- Могучий, в лагере измена, - шепотом сказала она.

- Какая это измена! - повысил голос Кортес и сел на кровати. - Пока только болтовня. Еще пара сражений, вот тогда начнется измена.

- Я не о том, - по-прежнему шепотом продолжила индеанка. - Люди, торгующие в лагере, лазутчики. Они посланы Шикотенкатлем. Один из них признался мне.

Кортес не ответил. Некоторое время он сидел, подперев голову ладонью, потом неожиданно спросил:

- Неужели собирается напасть вновь? Вот неуемный!.. Что ж, придется укоротить ему руки. Всякий, кто посягает на достоинство и величие Кецалькоатля, достоин сурового наказания. Чтобы другим не повадно было... И этим, и тем... Тот, кто признался тебе, успел разболтать о разговоре?