Люди сороковых годов - Алексей Писемский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Кто же такие? - спросил Вихров.
- Да наши Марлинский[38], Бенедиктов[39] - это тоже поэты весьма громких и трескучих фраз и весьма малого поэтического содержания.
Павлу очень нравились оба эти писателя, но он уже и высказать того не решился, сознавая, что Неведомов дело это гораздо лучше и глубже его понимает.
В такого рода разговорах они, однако, просидели часов до двенадцати. Наконец, Павел, утомленный разного рода событиями дня, встал.
- До свиданья, позвольте мне бывать у вас и пользоваться вашими наставительными и приятными беседами! - проговорил он почтительным голосом.
- Очень рад буду вам всегда, - сказал Неведомов.
Павел пришел в свой номер в весьма миротворном расположении духа. Ванька его встретил также веселый; он очень уж был рад, что они переехали от Макара Григорьева, которого он сразу же стал ненавидеть и бояться.
- Что, Иван, здесь хорошо? - спросил его Павел, раздеваясь и ложась на постель.
- Хорошо-с. Сейчас я ужинать ходил, щей важных дали похлебать, отвечал тот и бессовестно в этом случае солгал, потому что ему дали совершенно протухлых щей, так что он едва их доел.
V
СТУДЕНТ САЛОВ
Павел, согласно прежнему своему намерению, поступил на математический факультет. Первую лекцию ему пришлось слушать из аналитики. Когда он пришел в университет, его послали в большую математическую аудиторию. Огромная комната, паркетные полы, светлые ясеневые парты, толпа студентов, из коих большая часть были очень красивые молодые люди, и все в новых с иголочки вицмундирах, наконец, профессор, который пришел, прочел и ушел, как будто ему ни до кого и дела не было, - все это очень понравилось Павлу. Профессор для первого раза объяснил, что такое математический анализ, и Вихров все его слова записал с каким-то благоговением. Затем следовала лекция богословия, в большом уже зале. Собрались все четыре факультета, между которыми много было даже немолодых людей и всевозможных, должно быть, наций. Законоучитель, весьма представительной наружности, в протоиерейской камилавке и с докторским наперсным крестом, уселся на кафедре; такого рода зрелище показалось Павлу просто великолепным. Протоиерей говорил о разных языческих религиях и показывал преимущество над ними христианской веры. Вихров все это знал, но, тем не менее, и эту лекцию записал с буквальною точностью. Через несколько времени профессор словесности уничтожил перед своими слушателями все проходимые ими прежде риторики, говоря: "Милостивые государи! Вас учили, что источники изобретения: кто, что, где и при каких обстоятельствах?.. Но я вас спрашиваю, милостивые государи, кто, сев писать сочинение, станет задавать себе подобные вопросы, и каково выйдет сочинение, изобретенное подобным образом?.. Источники изобретения, милостивые государи, - это внутренний нравственный мир человека и окружающая его среда: вот что дает вдохновение и материал художнику!"
Молодой студент мой и с этим был совершенно согласен. Когда он возвращался домой из университета, с приобретенным им умственным сокровищем, ему казалось, что все на него смотрят, как на будущего ученого. Дома он сейчас же принимался все записанные лекции переписывать набело, заучивать их наизусть. Недели через две, потом, у него явилось новое занятие или, лучше сказать, увлечение. Тот же профессор словесности задал студентам темы для сочинений. Вихров ужасно этому обрадовался и выбрал одну из них, а именно: "Поссевин[40] в России", и сейчас же принялся писать на нее. Еще и прежде того, как мы знаем, искусившись в писании повестей и прочитав потом целые сотни исторических романов, он изобразил пребывание Поссевина в России в форме рассказа: описал тут и царя Иоанна, и иезуитов с их одеждою, обычаями, и придумал даже полячку, привезенную ими с собой. Целые две недели Вихров занимался над этим трудом и наконец подал его профессору, вовсе не ожидая от того никаких особых последствий, а так только потешил, в этом случае, натуру свою. Невдолге после того профессор стал давать отчет о прочитанных им сочинениях. Он их обыкновенно увозил из университета на ломовом извозчике и на ломовом же извозчике и привозил. Взойдя на кафедру, он был как бы некоторое время в недоумении.
- Милостивые государи, - начал он своим звучным голосом, - я, к удивлению своему, должен отдать на нынешний раз предпочтение сочинению не студента словесного факультета, а математика... Я говорю про сочинение господина Вихрова: "Поссевин в России".
У Павла руки и ноги задрожали и в глазах помутилось.
- Господин Вихров! - вызвал уже его профессор.
Павел встал.
Профессор, как бы с большим вниманием, несколько времени смотрел на него.
- В вашем сочинении, не говоря уже о знании факта, видна необыкновенная ловкость в приемах рассказа; вы как будто бы очень опытны и давно упражнялись в этом.
- Я давно уж пишу! - отвечал Вихров, с дрожащими губами.
- Упражняетесь в этом!.. Прекрасно, прекрасно!.. У вас положительное дарование! - И профессор мотнул Вихрову головой в знак того, чтобы тот садился.
Павел опустился - от волнения он едва стоял на ногах; но потом, когда лекция кончилась и профессор стал сходить по лестнице, Павел нагнал его.
- У меня целая повесть написана, - сказал он, - позвольте вам представить ее!
- Представьте, - сказал профессор, уже с удивлением взглянув на него.
Вихров на следующую же лекцию принес ему свою повесть "Чугунное кольцо".
Профессор взял у него тетрадку.
Целую неделю Вихров горел как на угольях. Профессора он видел в университете, но тот ни слова не говорил с ним об его произведении.
Наконец, после одной лекции он проговорил:
- Господин Вихров здесь?
- Здесь! - отвечал Павел, опять с дрожащими губами.
- Прошу вас сегодня зайти ко мне вечерком; я имею с вами поговорить!
Вихров рад был двадцать - тридцать раз к нему сходить.
"Что-то он скажет мне, и в каких выражениях станет хвалить меня?" думал он все остальное время до вечера: в похвале от профессора он почти уже не сомневался. Часу в седьмом вечера, он почти бегом бежал с своей квартиры к дому профессора и робкою рукою позвонил в колокольчик. Человек отпер ему и впустил его; Павел сказал ему свою фамилию. Человек повел его сначала через залу, гостиную. Вихров с искреннейшим благоговением вдыхал в себя этот ученый воздух; в кабинете, слабо освещенном свечами с абажуром, он увидел самого профессора; все стены кабинета уставлены были книгами, стол завален кипами бумаг.
- Здравствуйте, садитесь! - сказал он ему ласково.
Вихров сел.
- Я позвал вас, - продолжал профессор, - сказать вам, чтобы вы бросили это дело, за которое очень рано взялись! - И он сделал при этом значительную мину.
Вихров покраснел.
- Почему же? - спросил он.
- Потому что вы описываете жизнь, которой еще не знаете; вы можете написать теперь сочинение из книг, - наконец, описать ваши собственные ощущения, - но никак не роман и не повесть! На меня, признаюсь, ваше произведение сделало очень, очень неприятное впечатление; в нем выразилась или весьма дурно направленная фантазия, если вы все выдумали, что писали... А если же нет, то это, с другой стороны, дурно рекомендует вашу нравственность!
И профессор опять при этом значительно мотнул Вихрову головой и подал ему его повесть назад. Павел только из приличия просидел у него еще с полчаса, и профессор все ему толковал о тех образцах, которые он должен читать, если желает сделаться литератором, - о строгой и умеренной жизни, которую он должен вести, чтобы быть истинным жрецом искусства, и заключил тем, что "орудие, то есть талант у вас есть для авторства, но содержания еще - никакого!"
Герой мой вышел от профессора сильно опешенный. "В самом деле мне, может быть, рано еще писать!" - подумал он сам с собой и решился пока учиться и учиться!.. Всю эту проделку с своим сочинением Вихров тщательнейшим образом скрыл от Неведомова и для этого даже не видался с ним долгое время. Он почти предчувствовал, что тот тоже не похвалит его творения, но как только этот вопрос для него, после беседы с профессором, решился, так он сейчас же и отправился к приятелю.
- Где вы пропадали? - воскликнул тот ему.
- Все занимался, - отвечал Павел немного сконфуженным голосом.
- Ах, кстати, - продолжал Неведомов, - тут с вами желает очень познакомиться один господин.
- Кто такой? - спросил Вихров.
- Некто Салов - студент; он говорит, что земляк ваш, и просил меня прислать ему сказать, когда вы придете.
- Я очень рад, - отвечал Вихров.
Неведомов встал, вышел в коридор и послал человека к Салову. Через несколько времени, в комнату вошел - небольшого роста, но чрезвычайно, должно быть, юрковатый студент в очках и с несколько птичьей и как бы проникающей вас физиономией, - это был Салов. Неведомов сейчас же познакомил с ним Вихрова.