Секундант одиннадцатого - Хаим Калин

принял конспективность повинной полковник Селиванов, который изумлялся обезоруживающей простоте и смелости решений фигуранта, на его взгляд, внесшего в становление проекта куда больший вклад, чем все разработчики вместе взятые, пусть свою шкуру оберегая.

Самому кукловоду на шпионские страсти-мордасти было наплевать. Своей интуиции, унюхавшей полезного попутчика в лице Алекса, он доверял. Это все, что имело значение, наряду с герметикой проекта, разумеется.

Не в ситуации президента было перебирать. С две тысячи восьмого он жил под отсроченным приговором, который, он понимал, случись мятеж системы, еще до истечения каденции может вступить в силу. Следовательно, для иммунитета напрашивалась сделка с Западом – и не частная, а калибра ялтинской. Та, о которой он многие годы для возрождаемой России мечтал. Однако нынешний лот – не долговременные интересы отчизны, а собственная задница. Пока еще в цене. Геополитической.

Причудой обстоятельств в камере Марина провела только трое суток. Вытащил ее оттуда не полковник Селиванов, ее духовник и куратор проекта, и не Алекс Куршин, потенциальный спаситель, а, сам того не ведая, журналист «Берлинер Цайтунг» Конрад Клюге, раскопавший уникальный материал. Впрочем, сенсация давно стала его средним именем – прочные связи в высших слоях немецких силовиков были тому порукой.

Если сделку между ЦРУ и немецкой контрразведкой, освященную обоими правительствами, удалось сохранить в тайне, то указ на арест Марины Фокиной, изданный в день разгрома потсдамской ячейки, не только оставил след в правительственных базах данных, но и преспокойно продолжал функционировать. Не оттого что сделка ограничивалась ее подельниками, а потому что о Марине как о неплатежеспособном банкроте за ненадобностью забыли. До поры до времени, разумеется.

В какой-то момент один из источников журналиста обратил на файл Фокиной внимание, рассмотрев в нем нешуточную интригу. Истец-то задержания Федеральное ведомство по защите конституции Германии – тут либо терроризм, либо шпионаж. На сайте же ведомства, как и в прессе, ни слуху, ни духу об этом. И скормил инфу Конраду Клюге, разоблачителю грязных делишек власти, знаменитому волчьим нюхом и хваткой.

Журналист, личность творческая, от бесподобного облика россиянки возбудился, но в смысле сугубо профессиональном – предугадал многослойный пирог жареного, скрепленный стрелами Купидона. И не ошибся.

Мобилизовав свои источники, Конрад Клюге разворошил достойную своего пера историю. В информационном блоке проявилось: подкоп, обрушивший опорный пункт СВР в Потсдаме, не следствие измены предателя или оборотистости немецкой контрразведки, а как это нередко бывает, голимая случайность, пусть с элементом закономерности. Ведь чумная влюбленность, общеизвестно, провокатор черных лебедей. И российская разведка, обаяв Мариной немецкого генерала полгода назад, дала маху, не эвакуировав ценнейшего агента по завершении операции хотя бы за пределы Германии.

В разгар «романа», упершись в симку, внезапно омертвевшую, генерал поначалу крепился, но по прошествии недели голову потерял. И с напором экскаватора пустился в «археологические раскопки» единственной в его судьбе любви. Между тем ни личные потуги, ни услуги двух бюро частного сыска, стоившие уйму денег, выйти на след Марины не помогли. Тут кто-то из друзей рекомендовал генералу нового частника, полковника военной разведки в отставке.

Отставник на уговоры впрячься в проблемный заказ поддался, но только потому, что в фабуле происшествия заметил признаки мистификации. При этом изюминка заключалась в том, что за постановкой просматривались телодвижения крепких профессионалов, как казалось ему, правительственного извода. Об этом, правда, сыскарь умолчал…

Избитое и часто справедливое клише «бывших силовиков не бывает» доказало свою уместность и на сей раз – вскоре досье беглянки перекочевало в соответствующее подразделение немецкой контрразведки, прежде не только пополнив счет сыскаря щедрым генеральским гонораром, но и резко повысив его ставки у силовиков, без содействия которых приличному сыщику не обойтись.

Между тем, даже призвав всю цифровую мощь государства, те продвигались медленно, хоть и с каждой подвижкой убеждались в справедливости подозрений. Но искомого достигли: координаты Марины спустя два месяца выявила программа распознания лиц. Остальное было делом техники, обременяемой, правда, спецификой слежки за аттестованными шпионами. Посему с сачком облавы Марина, пусть случайно, но разминулась, как и просмотрел надзор Алекса Куршина, ситуативно объект более значимый, чем его опекунша.

Объемная статья о современной Мате Хари в разделе «Расследование» (при умалчивании подоплеки кейса) привела немок в небывалую ажитацию: если генерал за пару поглаживаний (так и было!) выбалтывает государственные секреты, после чего опустошает сбережения семьи в погоне за призраком, то чего ожидать от рядового самца, получается, не естественного кормильца, а дезертира по природе? Так что все на ревизию телефонов мужей и под угрозой развода программу локации установить! А то, до чего дошло, разлучницу эту, Мату-Марину, в багажнике дипломатического авто после хапка к очередному лоху через границу перевозят!

Немецкие источники СВР версию Клюге по своим каналам изучили и, помимо жанровых вольностей, серьезных отклонений от истины не нашли. Вследствие чего Марину освободили, но не домой, а на тщательно охраняемый объект службы. Понятно почему: ее необоснованное задержание и пытки, на которых Нарышкин, в разрез позиции куратора, настоял, грозили монаршим нагоняем, узнай об этом ВВП. Как минимум.

Эксцесс с Фокиной главу разведки надоумил, наконец: хоть проект «Алекс Куршин» с молчаливого согласия президента пока на паузе, расшатывать его опрометчиво. Ибо кому быть в России предателем, а кому приближенным к телу, пока решает ВВП, а до его сменщиков еще дожить нужно.

Глава 15

Подмосковье, декабрь 2018 г.

Алекс давно не помнил себя таким легким на подъем. Души и тела. Нет, он не летал и не парил в блаженстве, поймав птицу судьбы за хвост. Скорее, реакклиматизировался, спустя три десятилетия вернувшись в географические координаты, впечатанные в его генотип.

На новом берегу он поначалу «вдавливал» себя в климат пустыни, тоскуя по порам года, центру и югу Израиля неведомым. Там, где царило непрерывное лето, дожди – считаные недели, град – диковинка.

Со временем он, понятное дело, пообвык и избавился от навязчивых снов, в которых вместо желанных осадков приходили смерчи и бураны, отзывавшиеся наутро болями в затылке. И с климатической экстремальностью уже сосуществовал, хоть порой и ностальгировал по природе родного края.

Оттягиваться, впрочем, тоже выходило – регулярные вояжи в Европу служили отдушиной. В той широте он даже пробавлялся прогулками под дождем с непокрытой головой. Но в Лондоне, будто вотчине дождей, в дни его визитов осадки почему-то уходили на переучет. Словно пустыня Негев впрессовывалась в его чемодан.

В последние годы его, в средиземноморскую среду будто вросшего, потянуло на снег. Две трети вылазок в Европу – с декабря по март. Маршруты – Скандинавия, Австрия, Швейцария. Но не лыжного слалома ради, а