Займ на любовь (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна

Куда проще было бы, по правде говоря, а тут еще и с брюками обоим надо разбираться, когда никаких сил и мозгов терпеть уже нет. Ну и на фиг! Разум выдуло реальным ураганом какой-то безумной страсти! До животной потребности, когда вовсе других инстинктов нет, только ее под себя затянуть, пометить, четко расставив маяки и метки.

— Ты пробовал в платье из окна вылазить? — таким же низким смешливо-нуждающимся тоном огрызнулась она, ощутимо его подбородок прикусив все теми же ревнивыми зубками!

Обалденный характер! Он все отчетливей понимал, что она его, как зыбучие пески, затягивает, а Стас даже не пытается выбраться, глубже тонет!

— Нет! — расхохотался Стас, как ненормальный.

Ему с ней абсолютно никаких эмоций сдерживать не хотелось!

Справился-таки с пуговицами, распахнул ее чертову сорочку почти целой, добравшись до тела, сжал сильно, алчно, у самого руки трясутся от потребности присвоить! Вниз чертово кружево, которое еще в кабинетах его бесило, не давая толком до груди беллы добраться. Снять бюст выдержки не хватило, тупо вниз оттянул, заставил вызывающе груди подскочить. И сам же застонал от сотворенного, не в силах прекратить кусать, целовать, царапать колючими щеками ее губы, шею. Руками сжимал грудь, будто магнитом та его пальцы притянула, оторвать не в силах.

Все, потерял контакт с адекватностью! Подхватив ее руками, приподняв. Сам зубами легко-легко за шею цапнул, чтоб еще сильнее заставить дрожать. И ниже пошел… Она его бедрами обхватила, дернувшись, словно током пробило.

За их спинами что-то с грохотом таки упало, покатившись, но никто не хотел отвлекаться.

— Ты мне кофе обещал… — задыхалась со смехом и желанием, которое уже не получалось спрятать. Тянула его сорочку с плеч с таким же запалом. Чьи-то пуговицы все же на пол полетели, но толстый ковер поглотил звук.

— Потом выпьешь… — также отрывисто, шумно дыша, натужно.

Не до разговоров! Блин, пах уже тверже каленной стали! Ломит от крови, что вся, похоже, в член и мошонку бухнула.

Оба хватают ртами воздух так, будто последний кислород на планете в их легких горит. Жарко. Каждое прикосновение до остро-сладкой боли обжигает! А у Стаса уже никакой выдержки нет.

Шагнул в сторону, подальше от травмоопасного, как ему показалось, местоположения, до первой же двери. Продолжая Миру удерживать на весу одной рукой, плотно прижимая к себе, потянулся к дверной ручке… И, не удержавшись, прикусил острый сосок, который буквально ему не давал покоя, дразня и глаза, и рот!

Какое-то помешательство! А кожа у обоих уже влажная от испарины. От потребности такой силы, которой Стас точно никогда и ни к какой женщине не испытывал, до изгладывающей боли почти.

— Черт! — Мира низко застонала, выгнувшись назад дугой.

Угрожающе для их равновесия, кстати, пришлось искать опору в стене. Вжал ее в эти дурацкие, расписанные золотом обои… Она ноги опустила, видно, тоже поняв, что им еще одна точка опоры лишней не будет. Оба друг друга так жестко хотят, что кусают, тянут, точно надорвать хотят кожу, хоть кусочек себе оставить. А на равновесие, здравомыслие и все то, что как-то сдерживало последние дни, забили капитально.

Нет, хватит тормозить, по ходу, надо ее в спальню тащить, даже если там кошмар с балдахином стоит!

Рванул дверь… И оба ввалились в ванную. Огромную, конечно, с ковриком на полу и всякими прибамбасами: хром, золото, плитка с вензелями и тут…

А у него взор реально красным затянут от того, как пульс в голову гатит, и Миру к себе прижимает, продолжая твердый сосок засасывать, целовать, не мог изо рта выпустить, пока руки уже ее брюки с бельем охапкой стащили до середины бедер. Да и она успела расстегнуть его брюки, хоть сорочка Стаса так на его плечах и болтается. Обоих колотит, будто лихорадит.

— Твою ж мать! — ругнулся разочарованно, понимая, что горло жжет от того, с каким надрывом дышат друг в друга, казалось, и поцеловал ее так, словно пытался языком трахнуть в глотку. — Планировка незнакома…

— Мне пополам. Я дальше никуда двигаться не готова, — гортанно рассмеялась Мира, по ходу, забавляясь с его разочарования.

— Я тоже, — решил не спорить со своей женщиной.

Он же воспитанный. И потом, увидел пачку презервативов на тарелочке с шампунями, новыми зубным щетками и гелями. Любил за это люксы, все предусмотрено, о чем самому подумать не было времени. К тому же, учитывая предыдущий опыт, реально опасался, что любая проволочка заставит ее передумать. А Стас, как ни хотел бы, принуждать не будет, не Миру точно… А вот потом… почему-то уверен был, что, преступив этот барьер, она сама не сможет иначе, кроме как «их» учитывать. Что-то было в его белле, что заставляло убежденно знать: она честно и искренне примет этап «они», без уверток.

Как и Стас уже все признал для себя.

Потому, наверное… Ну и из-за все того же охрененного желания, надавил ей на плечи, заставив опуститься на тот самый пушистый коврик. Но эта заноза и тут решила ему характер показать! Губами, зубами, ногтями своими, прочертила огненную дорожку на груди, животе Стаса, заодно стащив с него и штаны с боксерами.

Член, который до этого только тканью и сдерживался, буквально качнулся, как пружина с чертиком из табакерки. Запутался в ее волосах и пальцах. Стас глухо ругнулся сквозь зубы, сам завибрировал всем телом, когда она, явно желая власть перехватить, мазнула по влажной, возбужденной и тяжелой головке зацелованными им губами.

— Очуметь, белла! — не собирался поддаваться. Чуть дебильно отпрянул, понимая, что может кончить до того, как до дела дойдет, с такими ее подначками.

И хоть возбужден был настолько, что и это не помешало бы ему взять Миру, все равно хотел на своих правилах и условиях. Даже Ульяненко, всем привыкшей доказывать свою точку зрения, спуску тут не даст. Потому что для него она просто ЕГО белла. И кайфовать должны вместе.

Заставил ее таки лечь, почти подмял под себя, по дороге ухватив презервативы с тумбы. Впился в рот, то ли наказывая, то ли поощряя за такую дерзость, сам не знал. И, не без труда справившись с упаковкой, надавил головкой члена на блестящие влагой складки. Застыл на секунду, любуясь ее видом, как показывая, что все равно последнее слово за ним. Распластал под собой, как и обещал когда-то. Макияж вообще не пощадил, видно, сожрал ее грим по ходу… Но не врал же ей днем ни капли, ему Мира сама, своими естественными чертами, во стократ краше была, чем с этой мазней, из-за которой днем ее поцеловать не мог!

— Стас!!! — таким командным голосом вдруг застонала Мира, что он позавидовал прям. У него некоторым начальникам комбинатов такой стали в голосе вечно по жизни не хватало. — Вот не надо мне сейчас тут, кто главный, показывать! — качнула бедрами, словно сама пыталась его член поймать, заставить в себя погрузиться тем, что давила пяткой на его задницу.

— А что тут показывать, если и так все ясно, моя белла? — хохотнул он, пригвоздив ее руками к полу, все еще от одного вида кайфуя. — Ясное дело, я. Мала еще, мной командовать. А дальше, жизнь покажет, — подмигнул, все еще любуясь.

Волосы разметались вокруг лица. Выходит, растрепал косу, сам не поняв, как и когда успел, но Стасу именно так и нравилось! Грудь, так и поджатая снизу бюстом, который не сняли, некогда, торопятся, будто оба боятся опоздать куда-то; кожа вся в отметинах его губ, зубов, легких ссадинах от щетины, потому что не додумался перед фуршетом побриться, торопился к ней…

Обалденно!.. Когда же он рухнул в нее так? Утонул, набрав полные легкие этой женщины вместо воздуха.

И, четко дав понять, что контроль все же в его руках, сам с напором толкнулся, погружаясь, сплавив их тела так, как обоим до жути хотелось!

— Да-а-а!.. — этот стон у нее совсем другим вышел, каким-то трепетным, протяжным, покоренным.

Наконец-то, мля! Не то чтобы хотел, чтобы Мира смирилась, но какой же кайф, когда его над ней власть признавала!

Выгнулась вся под ним, оплетая изнутри свои телом, снаружи руками, волосами, в которых путался, вдыхал в самое горло, потому что уткнулся лицом в ее шею, потерялся, стараясь губы Миры отыскать. А это только усиливало степень балдежа. И напирал, погружался, будто натуральным образом себя в нее вдолбить хотел. Оставить такое клеймо их общим наслаждением, чтоб больше и следа мысли не появилось от него убегать!