На руинах Мальрока - Артем Каменистый

Следов обвалов я не замечал, так как был в этих вопросах полным профаном. Поди пойми, откуда здесь возникла груда валунов, – река притащила или сверху скатились. Склоны будто в Большом Каньоне: [4] отвесные, иной раз даже над головой нависающие – прилетает оттуда в любом случае немало. На участках, где скальные стены прорезаны боковыми ущельями, тоже не все прекрасно – забраться наверх в таких местах очень проблематично. Осыпи, исполинские натеки глины, перемешанной со щебнем, – будто застывшие смоляные реки, впадающие в долину. Даже подходить туда не хотелось: того и гляди, оживет поток – и перемешает с мегатоннами грунта.

Канава. Глубокая узкая канава. И глинистая жижа, стекающая в нее со всех сторон. Сейчас сухо, жижа подсохла, но стоит пройти дождю – и склоны ринутся хоронить неудачливых путешественников. Потом вышедшая из берегов река смоет грязь в Шниру, и на память о катастрофе останутся лишь россыпи крупных камней.

До следующего раза…

Ни одного дерева. Редкие скудные кустики в укромных уголках. Даже трава растет неохотно, а на конусах, выброшенных из боковых долин, вообще ни стебелька не увидишь. Почти лунный пейзаж.

Как могло возникнуть подобное место? Будь верующим, усомнился бы, что к этому Бог руку приложил, – такое лишь черти могли придумать. Но как атеиста, сомнения гложут, что природа сама сподобилась. Хотя если вспомнить тот же Гранд-Каньон… В сравнении с ним это место не смотрится. С другой стороны, не припомню, чтобы там при непогоде наступал апокалипсис. Вероятно, породы на склонах другие, или еще какие-то неизвестные мне факторы. Остается благодарить судьбу за то, что здешняя географическая аномалия не столь протяженна, как ее земной собрат.

Мрачное место. Давящее. Похожее на вход в преисподнюю. Хорошо, что позволил народу развеяться перед выступлением, – надеюсь, запаса позитива у них хватит, чтобы пройти здесь без истерик.

Дело шло к вечеру, когда проводники, выделенные полковником, сообщили, что дальше они никогда не были, и, следовательно, пора им отсюда побыстрее откланяться.

Я недоверчиво уставился на старшего: вояка в годах, лицо пересекает уродливый шрам, на левой руке недостает пары пальцев. Битый жизнью – такой может и схитрить. Но нет в глазах обмана: взгляд равнодушный и, что неприятно, чуть сочувствующий. Похоже, не верит, что впереди нас поджидает светлое будущее.

– Вы действительно дальше никогда не заходили?

Ветеран указал на левый склон, туда, где с главным ущельем пересекался очередной сухой приток, по местным меркам на редкость широкий. Пояснил хриплым голосом:

– Приметное место – такого не пропустишь. На всем протяжении оно единственное, где можно поставить на ночь лагерь без великой опаски. Говорят, обвалы в этом боковом ущелье не часто бывают, а вода достает только в сильные дожди. Солдаты, когда Межгорье выжигали, часто здесь останавливались, ну и мы пару раз досюда доходили. Дальше – нет, дальше наши не бывали.

Развернув свиток карты, подаренной полковником, я, уставившись на тонкую кишку, обозначавшую проход в Межгорье, уточнил:

– А дальше все так же? Сюрпризов не будет?

Солдат пожал плечами:

– Про сюрпризы не знаю – здесь всякое бывает, а насчет остального все так же: идите себе вперед. При всем желании не заблудитесь – главного ущелья с боковым никогда не спутаешь. Перед самым Межгорьем дорога вверх начнет подниматься, и река там пропадает среди камней. Так что скотину напоите – и долгий переход устраивайте: до самой вершины водопоя больше не будет. Как закончится подъем – так и конец, вы в Межгорье уже. И еще: если дождь вас застигнет на подъеме, то молитесь: в непогоду это самое страшное место. Склон там ни на чем не держится – чуть смочи, и весь ползти начинает. Земля под ногами моментально в кашу жидкую превращается – хватит всаднику по макушку уйти. Говорят, один из старых баронов Мальрока там в давние времена смерть нашел со всей дружиной своей, обозом и добром, что в Ортаре грабежом взял. Пожадничал, оттого и не смог быстро двигаться. Так и сгинули все. После того случая оставшиеся бароны присягнули нашему королю – ослабли сильно. Хотя такими же ворами и остались… Я бы на вашем месте, если тучи появятся, а уйти далеко не успеете, назад рвал – сюда. Пересидеть на солдатской стоянке непогоду. Оно, конечно, тоже рискованно, но на подъеме – смерть верная. Дождей давно не было, но это ничего не значит – чем дольше природа терпит, тем сильнее в итоге льет. Берегитесь.

– Спасибо за предупреждение. Мы, пожалуй, заночуем здесь, раз место относительно безопасное. Вы можете с нами остаться, а утром назад.

– Простите, сэр страж, но в этом месте нам не по себе. Будем всю ночь двигаться – лишь бы поскорее выбраться: лошадь по своим следам даже в темень может пройти. Удачной вам дороги и вообще удачи побольше во всем. Удача – самое главное, что может вам там понадобиться.

Ночью мне не спалось, да и ноги беспокоили нестерпимым зудом. Зато чернота с них почти сошла, и «деревянность» больше не ощущалась. Разве что пальцы плохо гнулись, но это практически не мешало – ходил без малейшей хромоты. Зажило быстро и эффективно, вот только чешется как у вшивого.

Тщетно пытаясь уснуть, заворачивался в шерстяное одеяло с головой. Не выдерживая, поднимался, шел к костру, к дозорным. Сидел, грелся – ночи в здешних горах не из теплых, и эта не оказалась исключением. Поторчав возле огня, возвращался к телеге и опять ворочался, до крови расчесывая горящие ступни.

Не одному мне не спалось: лагерь шумел до самого утра. Нет, не бессонницей народ страдал: мастера наскоро ремонтировали повозки, стуча молотками по дереву и железу; жалобно ржала кобыла, потерявшая днем жеребенка, – малыш сломал ногу на камнях; собаки лаяли на малейший шум со стороны неспокойных склонов; переговаривались у костров дозорные; епископ затеял ночные бдения с молитвами и проповедями – иридиане для этого собрались за тележным кругом, у крутого подъема. Безопасное место, и остальным не сильно мешают.

Отчаявшись уснуть, потащился к ним. Не с целью религиозного просвещения, а просто чтобы хоть чем-нибудь себя занять. Бессонница – она такая, время заставляет убивать иной раз совсем уж причудливыми способами.

Голос у Конфидуса был негромким, но проникновенным – такой издали слышно, и можно различить каждое слово:

– …Люди знали, что пророк направляется в их землю, и, когда пришла беда, им не пришлось его искать. Иса, выслушав их старейшин, велел привести бесноватого к обрыву над рекой. Внизу клокотала холодная вода, разбиваясь об острые камни, а наверху собрались все жители, и два сильных кузнеца крепко держали связанного бесноватого. Все просили Ису об одном: изгнать беса из достойного человека. Напрасно Иса говорил, что не простой бес в него вселился, а сама Тьма, – глаза грешных людей видели только Ферра. Эти люди знали Ферра, уважали его и не могли поверить, что это уже не он. Они не согласились предать его огню и угрозами потребовали от Исы изгнать беса. Ведь если Иса не лжепророк, то бес не может противиться его воле.

Присев позади притихших рядов иридиан, я стянул сапог, с наслаждением почесал левую ступню, мысленно пожелав инквизитору сгнить заживо от сифилиса или скоротечной проказы. Но тут же правая начала чесаться в два раза сильнее – пришлось браться за нее, придумывая для Цавуса новые жизненные невзгоды.

Епископ тем временем продолжал:

– Иса не был лжепророком и не мог обмануть этот народ. Напрасно он словом пытался их образумить – все желали, чтобы из Ферра изгнали беса, и не хотели слушать иного. Иса понял, что этих заблудших людей не переубедить, и осознал, что кровь придется проливать ему. Он крепко сжал свой посох из дерева тум. Тьма, забравшая Ферра, догадалась, что задумал пророк, и испустила зов. Зов этот был неслышим для обычных людей, но пророк его слышать мог. Поняв, что сейчас должно произойти, он в последний раз обратился к людям. Он сказал, что Тьма многолика и многочисленна. Там, где она появляется, ее всегда становится много. Будто сорняк, она может захватить все поле, начав с одного ростка. И сказал он: «Надо вырвать сорную траву, пока мы не остались без поля». И при словах пророка услышал грешный народ стук множества копыт. Народ этот жил в грязи и заблуждении и разводил свиней для услаждения чрева своего. Свинья – лучший сосуд для Тьмы, и Тьма теперь мчалась на их копытах, чтобы освободить перерожденного Ферра. Орда грязных свиней с темными сердцами. Тьма боялась крепкого посоха в руках пророка: освященное дерево тум – самое опасное дерево для перерожденных. И страх ее был не напрасен: Иса указал посохом на пропасть. И взоры всех, кто там был, обратились вслед за посохом. «Идите туда! Там много тел! Хороших тел! Вам, должно быть, плохо пребывать в грязных свиньях, – занимайте хорошие тела!» Свет его веры ослепил тварей и лишил рассудка, а слова его возбудили жадность в темных сердцах: свиньи бросились в пропасть. В самую страшную для них пропасть: ведь там была вода, пригодная для совершения таинства крещения, – она стекала с чистых гор, где под лучами животворящего солнца таял хрустальный лед. Вода, дарующая каплю света и растворяющая сгустки Тьмы. В миг, когда Тьма осознала, что ее обманули, Иса крикнул перерожденному: «Скажи нам – как зовут тебя!» Тьма, испытывая боль от последствий хитрости Исы, не смогла ответить неправдой. Страдание не позволило ей врать, тоска и растерянность заставили ответить так, как есть. И ответила Тьма с зубовным скрежетом устами погубленного Ферра: «Звать меня армия». Она сказала это, потому что много было ее, но люди, услышав, ужаснулись. А когда расслышали злобные крики свиней, разбивающихся о камни, ужаснулись дважды. Люди исторгли из себя съеденное мясо свиней, чтобы никогда более к нему не прикасаться. И грешные люди освободили Ферра: забросали острыми камнями его тело, разорвали на части и сбросили со скалы на острые камни, омываемые холодной водой. Так пророк Иса сделал нечистый народ чистым за один день. И было это за восемьдесят восемь лет до великого исхода.