Стрельба по «Радуге» - Фридрих Незнанский

— Чего у нас случилось?

— Саня, мне только что позвонили… ну, из «конторы», очевидно. Голос вежливо так представился полковником Зыряновым, спросил, как дела, а потом, едва выслушав стандартный ответ, что, мол, в трудах и заботах, попросил не посчитать за труд и подъехать к нему на Малую Лубянку, ты знаешь. Пропуск выписан, а разговор займет не больше десяти минут. Как ты думаешь, с чем связано? С какими нашими делами? У нас же вроде за последнее время «конторские» не проходили?

— Здрасьте, уважаемый! А Ловков с Грошевым? А вчерашний обыск, кстати, в доме, оказалось, уже нового владельца, о чем никто не знал? Вот какие повороты, Сева! К слову, об обыске ты тоже ничего не знаешь, его проводило Следственное управление, я там не «светился», знакомых не видел. Могут поинтересоваться, каким боком мы относимся к задержанию тех фигурантов? А никаким, наша забота — охрана пострадавших от их бандитских действий руководителей предприятия «Радуга» и их жен, по адресу которых высказывались нешуточные угрозы. И вообще, к этой информации ты не имеешь прямого отношения, ее в агентстве курирует некий Турецкий, может, кому-то он известен. Так что и с вопросами — к нему, пожалуйста, даст полную информацию. Ну, а ты послушай с умным видом и прими к сведению. Если, конечно, они против нас еще какого-то компромата не нарыли, с них станется.

— Ладно, поеду, а ты будь на связи, проинформирую.

— Я — в следуправление….

«Это был первый звоночек», — подумал Турецкий, садясь в машину. А о втором он не услышал, а узнал, когда выехал из служебного двора в Сандуновский переулок. За ним немедленно пристроилась серая «тойота» и, разумеется, с грязным номером. Она «провела» Александра Борисовича до самого управления, а потом отъехала в сторону и остановилась на противоположной стороне Новослободской улицы.

Кто это мог быть, такой вопрос не стоял на повестке. Разумеется, бандиты либо охранники Грошева, тоже бандиты, но скрывающиеся от Рогожинских парней. Надо бы им подсказать, пусть поинтересуются. А то обычно в розыск объявлять любят именно тех, которые у тебя на глазах мелькают, а несчастные правоохранители про то не знают.

Рогожин, выслушав сообщение Турецкого, как-то приуныл. Он тоже, оказывается, послал оперативника на Рублевку, чтобы прояснить вопрос с новым хозяином. А по поводу слежки дал команду одному из своих ребят, и тот отправился посмотреть, что надо той «тойоте», если она еще на посту. Но, быстро вернувшись, тот сказал, что никакой серой «японки» он не нашел, видимо, уехала. Турецкому стало неудобно, показалось, что оперы посчитали его просьбу продиктованной мнительностью. Ладно, посмотрим, сказал он себе. Не стоит обращать пристального внимания на мелочи…

Рогожин ожидал прибытия Грошева, наметил на утро его первый серьезный допрос. Материалов было более чем достаточно, и он переворачивал листы, освежая в памяти факты, о которых собирался и разговаривать. Александра Борисовича он попросил присутствовать, чтобы после обменяться впечатлениями о фигуранте. Какую политику избрать по отношению к нему — вот главная проблема. А что тот не захочет ни с чем соглашаться, сомнений тоже не было. С целью уличения преступника во лжи и был вызван пострадавший от его действий Гусев, с которым и намеревался Рогожин провести очную ставку. И тем самым крепко прижать Грошева. Оба — пострадавший и обвиняемый — должны были прибыть с минуты на минуту, когда на столе у Рогожина затрезвонил городской телефон. Иван неплотно прижимал трубку к уху, и сидевший напротив Александр Борисович слышал, о чем разговор.

Звонил человек, большой чиновник, что стало понятно после того, как у Рогожина немного вытянулось лицо и насторожились глаза.

— Из УСБ, — прижав к микрофону ладонь, шепнул Рогожин и недоуменно пожал плечами, — спрашивает, чего делаю? — и уже в трубку ответил: — Сейчас у меня начнется допрос подозреваемого в преступлении гражданина Грошева, должен подойти пострадавший. А какие у вас проблемы?

— Это не у меня, это у тебя проблемы, Иван Васильевич, — ответил немного грубоватый голос. — Давай-ка вот что… Отложи ненадолго свой допрос, он потерпит, а вот твое присутствие у нас тут просто необходимо. Поставь в известность и отошли подследственного обратно.

— Но… я не понимаю, почему у вас такая срочность? Вы мне можете объяснить?

— Вот здесь все и объясним, — жестко ответил голос.

Рогожин с недоумением уставился на трубку, из которой раздавались короткие гудки. Перевел взгляд на Турецкого.

— Ты что-нибудь понял?

У Александра Борисовича промелькнула догадка, подсказанная еще вчера вечером Филей Агеевым.

— Кто звонил-то?

— Представился полковником Головинским, не знаю такого. А ты?

— Тем более. И он просит тебя срочно приехать в «собственную безопасность»?

«Между прочим, — подумал Турецкий, — Севу тоже попросили срочно приехать… Кажется, ребятки из «конторы» вместе с коллегами из «ментовки» затевают свои игры. Но стоит ли сейчас Ивана информировать об этом?»

Решил, что надо все-таки, и коротко рассказал о звонке с Лубянки. Рогожин слушал и кивал.

— Ты вчера ни в чем не перебрал с этим козлом? Я имею в виду во время допроса малютки Грошева?

— Абсолютно! Так и Филипп наш там присутствовал. О нарушениях не может быть и речи…

— И, тем не менее, как видишь. А может, у них, в УСБ, какие-то свои проблемы, о которых мы с тобой не знаем? Ну, если что, держи в курсе…

И они покинули кабинет. Рогожин — чтобы ехать в Управление собственной безопасности ГУВД Москвы, а Турецкий — чтобы встретиться с Гусевым, который должен был прибыть с минуты на минуту. И уж заодно, если получится, взглянуть в глаза Грошеву-старшему. Интересно, как тот отреагирует на то, что допрос и очную ставку отложили? Наверняка уже в курсе, иначе почему звонки последовали практически один за другим? Значит, когда ему сообщат об этом, он должен торжествовать. Что, разумеется, будет видно по нему. Да, неладные дела творятся в следственных изоляторах, даже таких, как самые главные в стране. Всюду коррупция, взятки, подлоги, подставы — это в тюрьмах-то!..

Ждать пришлось недолго. Они, наверное, случайно встретились на лестнице следственного управления. Грошева вели наверх конвоиры, а на площадке их пропускал Гусев, которого Турецкий уже предупредил о том, что допрос временно откладывается. Возможно, будет перенесен назавтра или на другой день. Кроме того, надо было обсудить еще ряд проблем.

Грошев узнал врага первым.

— Жив еще? — спросил веселым голосом.

— Как видишь, — холодно ответил Гусев. — Какой же ты все-таки грязный мерзавец!

— Прекратить! — почему-то именно Гусеву крикнул конвоир. — А вы молчите, не обращайте внимания. — Это уже арестанту.

«Во, как дело поставлено!», — едва не воскликнул Турецкий, но сдержался, наблюдая, что будет дальше. А дальше Гусев отвернулся, а Грошев, поднимаясь выше, прокричал Гусеву:.

— Ты еще пожалеешь! И твоя б… — тоже! — но на него прикрикнул конвоир.

— А допрос-то переносится, — заявил им вдогонку Турецкий.

Конвойный замедлил шаг, обернулся.

— Вы — нам? Откуда известно?

— Следователь только что мне сказал. Он уехал пять минут назад. Да вы идите, вам там все объяснят! — ему очень надо было увидеть взгляд Грошева, и тот обернулся, не скрывая торжества.

— Понял? — крикнул Гусеву. — Еще не то будет!

— Идите! — снова прикрикнул конвойный, и они ушли в коридор.

Гусев был растерян, беспокойный взгляд его словно спрашивал: это что же делается?! А как ему можно было объяснить? Разве что о том, какой получается расклад, когда в дело активно полезли коллеги сидельцев? Поймет ли? Он грезит о справедливости. Увы, все именно «грезят». А главное сейчас — полнейшая безопасность. Надо, чтобы женщины не рыпались в Москву, переждали нехорошее время. Да и сами мужья соблюдали осторожность, у них же нет суровой необходимости переходить улицы в одиночку и в неположенных местах? Вот это и должны понять…

— Пойдемте, Сергей Сергеевич, — позвал Турецкий. — Или у вас появилось желание встретиться со своим бывшим семейным другом еще разок? Поглядеть, как он торжествует, видя тщету наших стараний?

— Бог с вами! — воскликнул тот. — Да что тут, вообще-то, произошло? Вы не в курсе?

— В курсе, только давайте спустимся. Но расстанемся не на улице, а еще в вестибюле.

— Почему?

— Так надо, — Турецкий не собирался объяснять о возможной слежке на улице. Он сам захотел стать ненадолго «топтуном» и поглядеть, «пасет» ли кто-нибудь и Гусева. И пока они спускались, коротко рассказал о телефонных звонках сверху, о том, что там засуетились, пытаясь выручать своих «бывших», которых, как известно, не бывает ни в спецслужбах, ни в прочих органах. Гусев был ошарашен. Да и кто бы на его месте почувствовал себя иначе?.. На глазах рассыпались в прах все усвоенные с детства принципы справедливости. Если этого не случилось раньше, когда он ремонтировал чужие машины. Но ничего взамен ему Турецкий в настоящий момент предложить, увы, не мог. Оставалось в сотый раз предупредить о постоянно ожидающей их всех опасности, если только они способны усвоить такую простую истину.