Расплата за жизнь - Эльмира Нетесова

— Они не были расписаны!

— Давай-ка отсюда, братец! Покуда я мужа не позвала! Он тебя так распишет, что не только я, родная мать не признает! Понял? — оглянулась на звук открывшейся двери. И Петька увидел за ее спиной мужика, закрывшего собою весь проход так, что в нем щелки не осталось.

— Чего горланишь? — спросил коротко.

— Да вот, братец объявился! — ответила баба и, поджав губы, отвернулась от Петьки, посторонилась, давая мужу подойти, познакомиться накоротке.

У Петьки спина взмокла. Ему стало страшно, как когда-то в детстве от сказок про чудовище. Ему сразу захотелось домой. Скорее к себе, на диван.

— Братец? Родня, значит? — двинулся мужик на Петьку глыбой. Все произошло внезапно. Петька заметил сдавленный кулак, пригнулся. Мужик ударил в стену, взвыл от боли и ярости, но повторить удар не смог. Петька был далеко. Он торопливо убегал от радушия родственников, навсегда запомнив их перекошенные злобой лица.

Он думал, что больше никогда не увидится с ними, но судьба распорядилась иначе. И через три года, когда Попов приехал на место службы, охранять зону строгого режима, лицо одного из заключенных показалось знакомым. Петька недолго порылся в памяти и вспомнил мужа двоюродной сестры.

— Так-так! Попался! Сам всплыл! — с уголовным делом родственника он решил ознакомиться из любопытства.

— Пятнадцать лет! Ого! Ну и статейка, попытка к изнасилованию малолетки! Да еще не первая! — потер ладошки, загоревшиеся жгуче. — Тут я тебе припомню все! Рад будешь не только дом отдать! — узнал, что родственник вместе с другими зэками прокладывает трассу в тайге.

Михаила доставили в зону на полгода раньше, чем туда приехал Петр. Он был таким же здоровяком, грубым увальнем. Но уже за месяц сдал наполовину.

Попов каждый день помнил о нем. И всякую вахту измывался над Михаилом. То назначал двойную норму выработки за малейшую оплошку, то заставлял лежать в снегу по два часа неподвижно за невзначай выскочившую брань, оставлял без обедов и ужинов, без бани, а на выходной бросал его в штрафной изолятор.

Он добивался лишения Михаила переписки, получения посылок, возможности отоваривания в ларьке.

Петька видел, как свирепеет родственник. Как бледнеет его лицо при встречах, как сжимаются кулаки. И ухмылялся…

Он испытывал истинное наслаждение от беспомощности Михаила и безнаказанности собственной расправы над ним.

Даже в шизо, по требованию Попова, Мишку лишали положенной ему кружки кипятка.

Петька блаженствовал, видя, как тот на глазах худеет и слабеет. Однажды Михаил упал, идя на работу в общем строю, и Петька сделал вид, что не удержал сторожевую овчарку. Та бросилась к человеку. В минуту разнесла одежду, искусала все тело. Попов даже не пытался отогнать ее. Он любовался зрелищем…

Михаила увезли в больничку, где он провалялся две недели. А Петьке начальник зоны объявил выговор.

Через полгода Михаил решился на побег вместе с другими заключенными. Попов с охраной задержали всех. Михаил за свое поплатился куда как больше остальных. Его избили так, что встать на ноги он уже не мог.

Конечно, Петька спокойно пристрелил бы его на месте, что разрешалось применять при задержании беглецов, тем более опасных преступников. Но Попов решил устроить ему жизнь хуже смерти. И убивать родственника долго и мучительно. Он гнал его к зоне, как зайца, стрелял над головой, под ноги, не давая присесть, глотнуть воды, перевести дух. За сутки — ни крошки хлеба, ни минуты сна, ни одной затяжки папиросы.

Когда Михаил падал, на него набрасывались овчарки. Он снова бежал под градом брани.

Но не доходя километра два до зоны, он не выдержал, повалился с размаху лицом в болото и потерял сознание.

Попов отдал распоряжение охране поднять его прикладами.

— Я не могу! Я не буду! Я отказываюсь!

— Пусть он сволочь, но все же человек!

— Это садизм! Нельзя так издеваться над заключенным! — возмутились солдаты-охранники, отказались выполнять распоряжение Петра и поступили по-своему, велев остальным беглецам нести Михаила в зону на плечах.

Охранники, опередив Попова, сами пришли к начальнику зоны и рассказали о случившемся. Отказались служить под началом Попова и пообещали написать жалобу на бесчинство офицера.

Петра тут же вызвали в администрацию зоны. Там его самолюбия не щадили. Пригрозили, что в случае повторения окажется на шконке рядом с Михаилом. Этого Попов боялся больше всего на свете. Он знал: Михаил, да и другие зэки, тут же расправятся с ним и их не остановят никакие угрозы. И помощи ждать будет неоткуда. Изменить свое отношение к родственнику он уже не мог. Да и что бы это дало? Пережитого не вернешь. И Петька, еле сдерживая себя, следил за Михаилом, искал повод для окончательной расправы. Тот это понимал. И когда выпал случай остаться вблизи один на один, сказал, сипя простуженными бронхами:

— Ты думаешь, я не узнал тебя? Шалишь, выблядок! Давно вспомнил. И Ольге написал, кто может помешать мне вернуться домой живым! Уж тогда она с тебя взыщет. Вывернет наизнанку подноготную. Все узнают про твое нутро!

— Молчать! — взвизгнул Попов.

— Заткнешься ты, падла! Захлебнешься! Я тебе ничего не прощу и не забуду. Здесь или на воле достану — в клочья пущу! — пообещал твердо.

Он посадил Михаила в штрафной изолятор. Но на следующий день того выпустили по настоянию врача, а Попова перевели в завхозы. Его контакт — с Михаилом оборвался внезапно и, казалось, навсегда.

Но… Через год родственника внезапно освободили. Как выяснилось, у него обнаружен туберкулез в опасной для окружающих, открытой форме. И Михаила отправили домой, поскольку ему предстояли либо длительное лечение, либо скорая смерть.

Родственник перед уходом разыскал Петьку.

— Вот ты где окопался, складская крыса?! — стоял в дверях бледный, согбенный и седой. — Уезжаю сегодня! Слышь, гнида? На волю. Не без твоей помощи! Уж расскажу в Орле, как ты тут зверствовал. Чтоб, коли что со мной, знали бы, с кого шкуру снять! Родственник! Я твою мать своими руками задавлю! Сыщу суку! А потом тебя! — закашлялся, сплевывая на пол кровяные сгустки. И, согнувшись пополам, ушел из склада.

Попов не верил, что Михаил доедет домой живым. И не испугался угрозы. Но через пять лет, когда зону было решено убрать, Петра в числе других демобилизовали, не спросив согласия, не предоставив другое место службы, иную работу.

— России сегодня нужны рабочие, а не охрана! Отпускаем вас на гражданку! Уверены, что никто не уронит звания офицера! — говорил начальник зоны, довольный тем, что успел дослужить до пенсии.

Петька не был в Орле шесть лет. Он вернулся домой с круглой суммой, кучей багажа и новой машиной.

Вскоре женился по совету матери. Тихая, послушная жена работала с утра до ночи. Помогала матери, не докучала Петьке своим присутствием. Из всей ее родни Попов сдружился с братом. Тот тоже — недавний офицер. Вот только служил в погранвойсках. С ним Петька виделся чаще всех.

Они вместе искали работу повыгоднее. Но Петьке повезло быстрее. Его взял на работу Карпов. Виктора взяли в органы милиции, и хотя душа не лежала, не мог дольше оставаться без работы.

Виктор несколько раз брал его с собой на дачу, звал на рыбалку, охоту. Но Петька отказывался.

— У меня лесник знакомый. У него на участке — лисы, зайцы, даже кабаны заходят. Давай вместе, на денек! — уговаривал Петра.

Они долго шли берегом Оки, поросшим ивняком и вербой, пока не свернули на тропу, уводившую в лес.

— Здесь уже недалеко! Всего с полкилометра! — звал Виктор и привел к избе, вставшей неожиданно в самой глухомани леса. — Входи! — открыл двери перед Петькой.

Тот переступил порог и замер от ужаса. Сразу ослабли ноги, взмокла спина, к горлу подкатила тошнота.

Попов невольно оглянулся назад. Хотел отступить, уйти, пока не поздно. Но Виктор не понял и подтолкнул вперед:

— Ты не стесняйся! Тут все свои! — вдавил Петьку в дом и захлопнул двери.

Попов оказался лицом к лицу с Михаилом.

— Не ожидал свидеться?! Думал, что сдох? Ан, хрен тебе в зубы! Живой я! И нынче здоровый! Дошло теперь? Не далось угробить меня! Как видишь, без охраны живу! И ты, падаль, в моих руках теперь!

— Так вы знакомы? — удивился Виктор.

— Еще бы! Его мне до гроба не забыть. И на том свете его ждал бы. Верно, и выжил, чтоб не минуть этой встречи! — хохотал лесник, видя ужас, застывший в глазах Петра.

— Ну что, начальник, поквитаемся за былое? Иль слабо тебе самому себе помочь? Что дрожишь, как хвост собачий? Иль силен с беззащитными? — схватил за грудки, оторвал от пола, поднял к потолку. — Прямо тут на крюк вздернуть? Однако здесь без проку болтаться будешь. Только черви и мухи разведутся. В лесу? Но какая осина захочет эдакое говно на себе держать? — сказал лесник.

— Михаил? За что хочешь его повесить?