Девять жизней Роуз Наполитано - Донна Фрейтас

Мимо пробегает девочка с волосами, затянутыми в хвост.

Томас поднимает взгляд от моего компьютера.

– Эта не похожа на все, что ты писала раньше. Не статья, скорее личные заметки.

Томас в солнечных очках, и я не могу понять, как он относится к моей работе. Ему нравится или нет?

– Возможно, так и есть, – отзываюсь я. Заметки о том, как я представляла материнство до рождения Адди, о той буре эмоций, что испытываю теперь, когда дочь со мной, о своей неуверенности, гневе, обиде и сопротивлении, тесно переплетенных с любовью к этому крошечному человеку, с которым отныне связана моя жизнь. Начать было трудно, но потом слова из меня так и полились.

Беру Томаса за руку, глажу глубокие линии у него на ладони.

– Но тебе нравится? – спрашиваю я и, не дав ему ответить, продолжаю: – Идея, наверное, ужасная. Но после рождения Адди я уже думала, что никогда не смогу работать. По крайней мере, сейчас хоть что-то делаю.

Томас ставит ноутбук в сторонку. Сбрасывает обувь и придвигается ко мне, мы лежим и смотрим на океан.

– Нравится. Мне кажется, выходит потрясающе.

– Правда? – недоверчиво оборачиваюсь на него я.

– Определенно, – кивает он. – Я бы хотел так же писать.

– А если бы мог, о чем бы ты написал?

Томас на миг замолкает. Пригревает солнце, мы расслабленно лежим и купаемся в его лучах.

Мне приходит на ум, что это мгновение мимолетно и скоро нам придется вернуться к реальной жизни, но я гоню неприятную мысль прочь.

– Наверное, о своей семье, о детстве в горах. Об отношениях с сестрами. Не знаю… – Томас снимает очки, вытирает рукой глаза. – Или, может, о том, почему я занялся исследованиями зависимости, с чего все началось. Обо всех, с кем я учился в школе, чьи жизни сложились не так, как у меня.

– Я бы почитала…

Он поворачивается и дарит мне поцелуй в шею.

– А я с удовольствием почитаю твое, так что мы квиты. Ты обязательно должна закончить.

– Так здорово снова писать, – признаюсь я. – Даже если я никогда это не опубликую.

– А я думаю, опубликуешь.

Я зарываюсь в него лицом.

– Если только попытаюсь, Люк меня бросит, – бормочу я, не успев осознать, что это на самом деле так.

– Тогда точно нужно опубликовать, – говорит Томас. Он явно не шутит.

– Но… Адди. Что подумает дочь, когда вырастет и прочитает это?

– Роуз. – Томас поворачивается ко мне. – Адди подумает, что ее мать изо всех сил пыталась понять, что же такое иметь ребенка, после того как активно сопротивлялась самой мысли о материнстве.

– Именно это меня и тревожит, – вздыхаю я.

* * *

Я пыталась играть в семью для Люка, для Адди. Пыталась полюбить семейную жизнь, особенно в первые дни, когда вернулась из больницы домой. Терпеливо сносила перерыв, разлучивший с университетом, моими лекциями, работой и коллегами. И не могла дождаться, когда же через пару недель вновь приступлю к своим обязанностям. Люк настаивал, чтобы я продлила отпуск и на весь грядущий семестр, но я упрямо твердила: «Нет, ни за что». Мне никогда не нравилась перспектива спустить с трудом выкроенные дни академического отпуска на то, чтобы провести еще пять месяцев дома с Адди.

Академический отпуск никогда не предназначается для ухода за ребенком. Его тратят на исследования, написание книг по результатам этих исследований, для обучения за рубежом. Для рождения ребенка женщины-профессора берут отпуск без содержания, а потом с трудом возвращаются в научные круги. Я такой никогда не была и не собиралась становиться.

Пусть я родила, это не отменяет другой факт: я все еще не хочу быть матерью и тем более – женой.

С Томасом и чувствами к нему все иначе. Совсем наоборот.

* * *

– Почему ты здесь? – внезапно спрашиваю я Томаса.

Солнце уже сместилось. Томас отодвигается на несколько дюймов, надевает темные очки.

– В каком смысле?

– Что ты делаешь здесь, со мной? Я замужем. Недавно стала матерью. Да я только что родила! – говорю я и жалею, что не могу запихать слова обратно в рот.

Это бунт? Я бунтую против себя самой? Ведь мы прекрасно проводили время, отдыхая на чудесной террасе…

– Ты это к чему? – спрашивает Томас, садясь.

– Вспомнила об Адди. Как я ее не хотела, а теперь пытаюсь стать ей хорошей матерью, но ничего не выходит. Совершенно ничего. Мать из меня ужасная, да и жена такая же.

Томас замирает.

– Наверное, лучше тебя спросить, что ты здесь делаешь со мной, Роуз? Учитывая тобой же названные причины.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть ему в глаза:

– Не могу перестать с тобой видеться. Я едва вынесла даже те две недели, когда мы расставались.

– Что ж, я тоже пытаюсь не видеться с тобой и не могу, – говорит Томас.

Внутри меня вспыхивает паника.

– И все еще пытаешься?

Томас отодвигается от меня так, чтобы больше не касаться.

– Я твердил себе, что нельзя ехать с тобой сюда. Что каждый раз, когда мы делаем что-то подобное, становится хуже. Убеждал себя позвонить тебе и все отменить.

Паника переходит в обиду.

– Ты чуть все не отменил? Ты правда думал отказаться от выходных со мной? – я повышаю голос, хотя чему тут удивляться.

Я его полностью понимаю. Замужняя женщина с младенцем. Зачем я Томасу?

Красивый, веселый, добрый, состоявшийся мужчина – у него будет куча женщин, если он пожелает, если захочет кого-то себе найти.

– Но я не отменил. Ты плачешь, Роуз?

Касаюсь щеки – и пальцы становятся влажными.

– Наверное.

– Не хочешь сказать почему?

– Все как обычно.

Мы только вчера приехали в этот отель. Выходные начались так головокружительно, так захватывающе. Каким-то чудом нам удалось заполучить целых две ночи, сорок восемь часов подряд. Только Томас и я, больше никого. Я бесстыдно счастлива, я сама по себе, и кажется, это продлится вечность. Но время уходит, с ним утекает и мое счастье, вдруг я буквально вижу, вижу прямо сейчас тот миг, когда нам с Томасом придется снова попрощаться. Отправиться каждому в свой дом, жить собственной жизнью, мне – снова быть матерью и женой, не собой, а кем-то другим. Он вернется к своим друзьям, работе, коллегам, долгим телефонным разговорам с сестрой, с которой я еще не знакома, с обожаемыми им родителями, даже не подозревающими обо мне. Однажды наш пузырь лопнет, и в будущем нас ждет только отдельное существование.

Томас берет мой ноутбук и укладывает в сумку. Протягивает руку.

– Идем, – говорит он.

– Куда? – спрашиваю я, но уже знаю.

Мы пойдем в номер, ляжем в постель, займемся любовью, а потом будем валяться вместе обнявшись. Так