Ловцы снов - Елизавета Александровна Рыкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помолчал, хмурясь. Сокрушённо констатировал:
– Кейн прав, я форменное чудовище. Меня действительно лучше не подпускать к детям.
Устало прикрыл глаза. Посидел так немного, пока не почувствовал слабое прикосновение к руке. Обнаружил, что на костяшку мизинца приземлилась пушинка белоцвета. Грустно усмехнулся:
– И ты туда же.
Осторожно, стараясь не повредить полупрозрачные лучики, сдул пушинку и пробормотал:
– Чёрт возьми, вы все правда думаете, что это можно как-то мирно решить?
Снова закрыл глаза, откинувшись на спинку стула.
– Вам плохо? – Спросил голос свыше. Бариста вернулась за ручкой, наверное.
– Август на носу, вот что плохо, – хмуро отозвался Марсен, не шелохнувшись и не открывая глаз.
– Ещё кофе? – Сочувственно предложил голос.
– Самый правильный вопрос в мире, – вздохнул Марсен. – И вместе с тем, излишний. Конечно, да.
Глава 14. Волны
Сразу, как только Кейн меня выпустил, я вызвонил Эгле и удостоверился, что с ней действительно всё в порядке. Я боялся её расстраивать, но было бы попросту нечестно ничего ей не говорить. Поэтому я рассказал ей о том, что произошло в больнице. Звучало это всё неожиданно просто. Кейн считает, что из Марсена не получилось достаточно хорошей няньки – раз. Поэтому нас надо держать подальше друг от друга – два. Марсен уже и так чувствует себя виноватым, так что постарается с нами больше не пересекаться – три. Если мы найдём его и объясним, как обстоят дела, у нас есть шанс исправить самую большую глупость, которую когда-либо совершали – четыре. Мы сильно рискуем, потому что ставим под угрозу связь между двумя старыми друзьями – пять. В худшем случае, Кейн всё же пойдёт на крайние меры, чтобы отпугнуть Марсена окончательно. Мы, таким образом, останемся двумя маленькими паршивцами, которые дважды подставили своего донора. Уже без шанса что-то сказать в своё оправдание, потому что тогда Марсен начнёт нас намеренно избегать. Ради нашей же безопасности, о чистые квинты. Ради нас же. А то и вовсе уедет обратно, на Западный архипелаг.
Эгле выслушала всё это молча. Потом выразилась примерно в том же смысле, что и я. Ну, что пусть Кейн сам решает, быть ему мерзавцем или нет, а наше дело – объясниться с Марсеном. Хотя бы просто сказать ему, что мы поняли, кто тут самая свинья.
Две свиньи, решительно поправила Эгле. На душе у меня потеплело.
Мы искали его целую неделю, наверное. Проторчали несколько часов у его дома. Безрезультатно. Забросили самолётик в форточку. Нет ответа. Подвергли допросу нескольких бариста – не случалось ли кому-то из них приносить жертвы одному кофейному демону? Я только после этого осознал, что кофеен у нас в городе слишком много. Поиски ещё осложнялись тем, что теперь у нас было куда меньше времени. Какие-то жалкие обрывки дней, каждый размером в несколько часов, вот и всё, что у нас осталось. Надо было не попасться шайке Кори, поэтому уже после шести часов вечера мы разбредались по домам. Да и во все подворотни заглядывали осторожно. Ещё и вставали поздно, по крайней мере, я. Плеер – это, конечно, хорошо, но я уже привык, что Марсен радостно трещит без умолку где-то поблизости, на расстоянии вытянутой руки.
На исходе последней июльской недели мы уже почти отчаялись. Плюнули и пошли к заброшенному форту.
– Может, всё дело в том, что мы ищем его специально? – Неуверенно предположила Эгле, прячась от ветра за каменным бортиком смотровой площадки.
Я хмуро пожал плечами. У меня была другая версия, и я не хотел говорить её вслух. Что толку. Судя по всему, Эгле думала так же, просто перефразировала.
«Что, если он уже прячется от нас специально?» – вот чего мы оба не хотели говорить.
– Наверное, надо позвонить. – Эгле осторожно выглянула за бортик.
– Это уж совсем радикально, – возразил я. – Подождём ещё пару дней.
– И что потом?
– Потом? – Я задумался. – Ну, можно на рассвете прийти и поджечь дом, в котором он живёт. Должна же эта крючконосая гадина хотя бы там спать, верно?
– А если нет?
– Вот тогда и позвоним.
Эгле тоже немного подумала.
– Нет, – наконец сказала она. – Не годится. Марсен может просто скатать огонь в шарик и съесть, не просыпаясь.
– Точно, – отозвался я, – мы ведь не знаем, храпит он или нет.
Брови Эгле удивлённо взметнулись.
– Ну, знаешь, боевые звукомаги храпят в определённой тональности и строго выверенном ритме, – пояснил я. – Их врасплох не застанешь.
Она почти рассмеялась.
***
Я проснулся, когда за окнами были утренние сумерки. Да, конечно, летний день потихоньку таял. Всего за неделю как-то по-осеннему похолодало. Задули западные ветры, а вчера было ещё и пасмурно. Свет понемногу уходил. Но всё равно, это было слишком рано. Не так, как в те утра, когда мы развешивали фонарики. Но гораздо раньше, чем у меня получалось встать по будильнику всю последнюю неделю. Кажется, даже мама ещё спала. Хотя, может, у неё опять был выходной, а я не знал. В последнюю неделю я снова перестал следить за её расписанием.
Честно повалялся ещё полчаса. Организм вполне мог меня обманывать, сейчас бы я встал, а в середине дня бы опять свалился. Но заснуть не получалось.
Чего ты подскочил, попытался урезонить я сам себя, все ещё спят. Снаружи холодно.
Усилием воли держал глаза закрытыми ещё несколько минут. Нет, ни в какую. Спать не хотелось совершенно. Тогда я встал, умылся, прошлёпал на кухню. Нашёл в холодильнике булку, сжевал её со вчерашним недопитым чаем. Ещё раз прислушался к себе. Сначала к своим ощущениям. Понял, что хочу на улицу. Выглянул в окно, увидел, как синие облака желтеют, и убедился, что действительно туда хочу. Потом вернулся к себе в комнату. Присел на кровать, прикрыл глаза…
Да. Вот оно. Спокойный ритм и светлая мелодия, звучащие во мне сейчас. Так странно слышать музыку внутри себя без плеера. Не просто мысленно воспроизводить, а позволять ей затрагивать сознание, слышать слова, не разбирая их. Теперь мне это довольно легко удавалось. И пусть Кейн подавится своими запретами.
О чём там, кстати, была песня? Я спрашивал Марсена насчёт некоторых, в которых не мог разобрать совсем ничего. Кажется, в этой пелось что-то про сад на дне моря…
Вот, точно. Вот куда я пойду. Ну, не на дно, конечно.
Я подошёл к морю, когда желторотое утреннее небо затвердело в облачный свинец.
