Дворец для любимой - Владимир Корн

Я, в окружении нескольких офицеров, и Тотонхорн со своей свитой, состоявшей из наиболее близких ему глав вардовских родов, заняли место на невысоком пригорке почти по центру, сразу за позицией пулеметов.

Над нашими головами горели золотом в лучах солнца стяг Империи и мой личный штандарт с поднявшейся на дыбы лошадкой.

Вардовские хоругви представляли собой бунчуки, где и гореть то особо было и нечему, разве что шарам. Хотя, если вглядеться, выглядели бунчуки впечатляюще. Своими резными древками, с окрашенными в несколько цветов конскими хвостами. Выше хвостов древко обтягивала ткань из разноцветного волоса, вероятно тоже конского, образуя очень красивый узор, а вершину его венчал металлический шар, выполненный из золота. Вот он как раз-то и блестел.

Позади нас стояли шатры, мой и дормона. Шатер Тотонхорна, судя по всему, изготовленный из парчи так и переливался на солнце. Мой, на его фоне, выглядел туристической палаткой. Словом, на фоне остального войска мы выделялись ярким красочным пятном.

Только достаточно ли будет всего этого, чтобы тугиры ударили там, где мы и желали — по центру? И я снова и снова задавал себе вопросы: как именно они нас атакуют? Сразу навалятся всей массой по всему фронту, попытаются пробить нашу оборону где-нибудь в одном месте, а потом введут подкрепления, чтобы развить успех?

Дормон вардов вразумительного ответа не дал. Да и откуда ему было его знать? Нет у него за все годы правления подобного случая, не воевал он еще ни с кем. Так, мелкие карательные акции — пригрозить, приструнить или успокоить.

Кроме того, у тугиров полно советников короля Готома, и они тоже могут сказать свое слово, направляя действия тугиров.

Тотонхорн, нужно отдать ему должное, выглядел воплощением спокойствия, и я ему немного даже позавидовал. А ведь на карту у него было поставлено все.

Лучшее из того, что ему предстояло в случае разгрома — занять часть пустующей территории Империи вместе с несколькими тысячами верных ему людей. И хотя я заверил его, что при проигранном сражении, позже, когда Империя одержит на юге победу над объединенными силами врага, ее армия придет сюда, чтобы вернуть его на то место, что он занимал прежде, дормон только кивнул в ответ, отлично понимая: а кем ему тогда будет править? И чего она стоит, власть, что зиждется на чужой силе, от которой полностью зависишь? Грош ломаный в базарный день.

Мои мысли прервала группа всадников, показавшаяся в тылу врага. Так, вот и сам Хаито объявился, заняв место там, где я так жаждал его увидеть — на вершине холма примерно посредине построения тугиров. Он, конечно же, не один, с ним его свита, вероятно, тоже состоявшая из родовитых сородичей, и несколько офицеров-советников из армии Готома.

Сам полк трабонских кирасир расположился у подножия холма. Там же заняли позицию и все восемь имеющихся у них пушек.

'Резерв Верховного главнокомандующего, — усмехнулся я. — Ну и прикрытие на случай поражения и бегства'.

Так, а вот это уже было серьезно. По направлению к холму не холму, скале не скале, где еще с ночи притаились мои стрелки, поскакало не меньше сотни всадников. Вот же черт, неужели стрелков заметили? Плохо.

Инструктируя, я приказал им напрасно не рисковать, дождаться, когда начнется сражение, и тугирам будет не до них. И я снова направил бинокль на холм, где находился Хаито. Если сейчас на нем начнут падать люди, это все, стрелки обнаружены, и им не осталось ничего, кроме как выполнить свою задачу, от успешного завершения которой, во многом будет зависеть успех предстоящего сражения. Правда, самих их спасти, вероятно, уже не удастся.

Как будто бы нет, на холме все спокойно, виден только блеск линз зрительных труб. И верно, сотня взяла правее, обходя скалу по широкой дуге. И что это им там понадобилось? Не натолкнулись бы на притаившуюся за кленовой рощицей бригаду фер Дисса. И опять нет, сотня взяла еще правее, примкнув к остальным.

А тугиры продолжали стоять на месте. Ну и чего они ждут? Боятся наших пулеметов, о которых трабонские советники Хаито должны знать, или, по крайней мере, слышать? Не хотелось бы.

Дожидаются начала нашей атаки? Так не можем мы атаковать по чисто техническим причинам, возникшим после того, как Тотонхорном был принят план сражения, предложенный нами.

Но мы можем другое, и я подал необходимый знак. Почти сразу из-под сетки, прикрывающей гатлинги, захлопали одиночные выстрелы. Било немного, с десяток стволов, но это были те стволы, что на разделяющем нас расстоянии могли бить на выбор в любой глаз.

Вот перед строем тугиров проехался всадник, потрясая в нашу сторону копьем, вероятно грозя через какое-то время добраться лично.

Хлоп, и конь понес запутавшегося одной ногой в стремени уже мертвого седока. Хлоп, и чья-то лошадь поднялась на дыбы, сбрасывая с себя седока, после чего завалилась набок, судорожно дергая ногами.

Жалко лошадку, но ведь и в этом мире верно, что нельзя приготовить яичницу не разбив яиц, как бы цинично это не звучало. Да и то ли еще будет.

Выстрелы звучали один за другим, и каждый из них находил цель. Стрелки не били прямо перед собой, охватывая по ширине весь строй тугиров.

Передние шеренги заволновались, задвигались, пытаясь что-то изменить. А что тут изменишь, не прикрыться от пуль лёгким кожаным щитом даже тем, у кого они есть. Очень неприятная ситуация стоять вот так, в бездействии, в ожидании пули, еще и на таком расстоянии, с которого невозможно ответить.

Так продолжалось несколько минут. Я уж совсем было подумал, что стрелкам удастся то, что мы рассчитывали сделать с помощью пулеметов, когда с холма, где находился Хаито, к строю тугиров направился одинокий гонец.

Вот он достиг их, и помчался вдоль строя, вероятно, что-то крича. Ну наконец-то: конница тугиров пришла в движение. Сначала медленно, затем все ускоряясь и наконец, рать тугиров набрала полный галоп. Я с беспокойством оглянулся по сторонам. Только бы выдержали нервы, только бы не начали варды разворачивать коней, спасаясь бегством от непреодолимой силы. Заметно было, как волнуются воины Тотонхорна, и только строгие окрики командиров удерживали их на месте.

Сам Тотонхорн продолжал сидеть на своем белом скакуне с самым каменным выражением лица. И лишь конь под ним приплясывал, его-то как раз не обманешь, он кожей чувствует состояние седока.

Когда дистанция сократилась метров до ста пятидесяти, и уже можно было разобрать черты лица скачущих на нас тугиров, сработали взрывные устройства, приводимые в действие обыкновенными растяжками, скрытыми в густой траве. Устройств было немного, но свою задачу они выполнили отлично, придержав фланги наступающей конницы. А по центру тугиров ждали пулеметы.