История черного лебедя - К. Л. Крейг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его глаза скользят между моими и раскрытой ладонью. Он сжимает конверт, возможно, думая, что если отдаст его, то потеряет свою козырную карту. Так что он этого не делает. Он не скрывает, что осматривает каждый дюйм моего тела. Это медленное, обдуманное чтение. От растрепанных волос до бледно-розовых накрашенных ногтей на ногах. Когда его взгляд, теперь горячий и страстный, снова возвращается к моему, его голос звучит как чистый гравий.
— Ты не ответила на мой вопрос.
Я скрещиваю руки на груди, пытаясь спрятать свои затвердевшие соски и унять разливающийся по мне румянец. Я начинаю жевать губу, беспокойно постукивая ногой.
— Он в Миннеаполисе. А что?
— Миннеаполис, — повторяет он, скорее обращаясь к самому себе. Его глаза на несколько секунд теряют фокус, прежде чем он качает головой.
— Что такое? — спрашиваю я, мгновенно волнуясь.
— Ничего. — Он отвечает быстро, но интонация выдает его.
Он действительно не знал.
— Ты не знал об этой поездке?
Покачав головой, он отвечает.
— Наверное, твой отец послал его сделать что-то. — Он в замешательстве и изо всех сил старается это скрыть.
А теперь все, что я хочу сделать, это перезвонить Кэлу и разузнать, чем он на самом деле занимается. Он сказал мне, что собирается проработать детали контракта Национальной гвардии Миннесоты. Сказал что-то о государственном финансировании сноса нескольких старых зданий, находящихся в аварийном состоянии, и восстановлении инфраструктуры. Мне эта поездка изначально кажется странной, так как он редко ездит по работе, но он сказал, что есть некоторые тонкости, с которыми им нужно разобраться лично, а не по телефону. Но если бы это было так, Киллиан бы знал. Киллиан участвует в каждой сделке, как и Кэл.
А он явно не знает.
Я решаю разобраться с Кэлом отдельно, не давая Киллиану знать, что Кэл очевидно держит что-то в секрете от нас обоих. Последнее, что мне нужно, это чтобы Киллиан ухватился за это и использовал как клин между нами, делая из мухи слона из чего-то, что наверняка имеет разумное объяснение.
— Наверное. Так ты все еще хочешь оставить это? — я указываю на бумаги, которые он держит в заложниках.
Эта чертова ухмылка возвращается.
— Ты пытаешься выпроводить меня отсюда, Мелкая?
Мои плечи, брови и уголки рта приподнимаются одновременно.
— А ты догадливый.
Когда он смеется, я не могу не присоединиться к нему. Нарастающее напряжение спадает. В основном. Я решаю, что между нами всегда будет немного неловкости. Из-за того, что когда-то было, но больше нет, и никогда не может быть снова.
— Пиво есть?
Я напрягаюсь. Он замечает.
— Это всего лишь пиво, Маверик. Просто пиво.
Я стою в нерешительности. Быть с ним здесь, когда Кэла нет, не очень хорошая идея. Не сейчас. Наверное, никогда. Но, с другой стороны, глупо думать, что в нашей жизни никогда не будет времени, когда мы не будем наедине. Мы должны начать с этим бороться. По-взрослому. Без искушения согрешить.
Так что это тест, который я планирую пройти.
— Ладно. — Я достаю из холодильника две «Микелоб Ультра» и протягиваю ему одну, осторожно выпуская бутылку, прежде чем его пальцы успевают коснуться моих. Из-за спешки она чуть не падает на пол, но Киллиан вовремя ее ловит. Он ухмыляется, точно зная, что я делаю. Я снова пожимаю плечами и улыбаюсь в ответ.
— Можно мне присесть, или нужно выпить и уйти? — дразняще спрашивает он.
— Зависит от того, насколько ты хочешь пить, — мягко поддразниваю я.
Он не садится. Вместо этого откручивает крышку и подносит бутылку к губам, делая большой глоток. Он наблюдает за мной, и я пытаюсь заставить себя не замечать, как двигается его горло, когда он глотает. Или как мне вдруг становится жарко. Я беру свой напиток и делаю глоток, разрывая зрительный контакт.
— Это то, о чем я думаю? — его взгляд блуждает по стойке, где стоит тарелка печенья с орехом макадамия. Это любимое блюдо Кэла. И Киллиана тоже.
— Да, сэр.
Его глаза вспыхивают. Дерьмо. Неудачный выбор слов. Ясно, что я отстой в тестах.
Собравшись с духом, я делаю мысленную пометку воздержаться от повторения этих слов, когда поворачиваюсь. Не сводя глаз с бутылки пива, я протягиваю ему печенье, которое он молча берет. Он ставит тарелку на кухонный стол и хватает одну.
Никто из нас не произносит ни слова. Кажется, что это минуты, но, вероятно, всего несколько секунд.
— Между нами всегда будет такая неловкость? — нарушает тишину Киллиан.
Смирение.
Я слышу это. Оно слабое, но есть. Это первый раз, когда он признает, что между нами все кончено, и, хотя я знаю это и даже хочу этого большую часть времени, это больнее, чем я думаю.
— Надеюсь, что нет, — с трудом выговариваю я.
— Ненавижу это.
— Я тоже.
Киллиан зажимает печенье зубами и выходит из кухни. Я думаю, что, может быть, он уходит, не попрощавшись, но он идет через гостиную к большому эркеру, который выходит на задний двор и круглое крыльцо.
Пока он стоит там, наслаждаясь своим угощением, я не могу удержаться от воспоминания, что фантазировала именно об этом моменте, когда покупала этот дом. Когда увидела это место у окна, куда проникает раннее утреннее солнце и обеспечивает почти полное уединение от наших соседей, я представляла себе Киллиана, читающего мне там. Занимающегося со мной любовью там. Нас, создающих нашего первого ребенка поверх этих толстых подушек.
Но этого не произойдет. В глубине души я знала, что этого не случится, когда покупала дом. Киллиан тогда уже был женат на Джилли. Мне кажется, что за полтора года, прошедшие с тех пор, как я впервые вошла в эту парадную дверь, я постарела на целую жизнь. И теперь, увидев там Киллиана, я понимаю, как далеко удалось зайти за последние несколько месяцев, потому что вместо того, чтобы желать, чтобы он был тем, кто исполнит мои фантазии, я теперь думаю о том, чтобы это сделал Кэл.
Я делаю еще одну мысленную пометку.
Заставить Кэла трахнуть меня именно на том месте, где сейчас стоит Киллиан. Мне нужно стереть его из каждой части меня, включая мои угасающие сны.
— Помнишь тот вечер, когда я застал тебя с Робби Римсом?
Какого черта?
— Как я могла забыть? — и я на самом деле не забыла. Как раз думала об этом меньше часа назад.
— Я хотел убить его, — продолжает он, все еще глядя в окно. — За то, что его гребаный рот был на тебе. За то, что прикоснулся