Люди и ложи. Русские масоны XX столетия - Нина Берберова

ЯКОБСОН, Виктор Исаакович (1870-1934). Вступил в 1931. Шотландский Устав. ПА.

ЯКУБОВИЧ, М.П. Полковник, тов. военного министра в 1917. Заменял в Петрограде министра (Керенского), когда тот выехал в мае – июне на фронт. БИБ (Половцев).

КОММЕНТАРИИ

Авксентьев, выбранный в Исполком Петроградского Совета «от крестьянства», правый эсер, бывший эмигрант, в 1917 г. вернулся из Парижа и сразу занял высокие посты в Петроградском Совете и Совете республики, а также в редакции газеты «Воля народа». Его деятельность в это время состояла из ведения заседаний, его послужной список несколько напоминает Ковалевского, этого «генерала на купеческих свадьбах». В первой эмиграции (до 1917 г.) он председательствовал в группе «Призыв», теперь он председательствовал в крестьянской группе, официально называясь председателем Всероссийского Союза крестьянских депутатов. После июльских дней он стал на время министром внутренних дел, затем – председателем Демократического совещания, Предпарламента, и наконец – Комиссии по иностранным делам, заседавшей вплоть до вечера 24 октября, не говоря уже о многочисленных комитетах и обществах, как например, «Комитет Временного совета Российской республики». Осенью 1918 г. он стал председателем Государственного совещания в Уфе, а затем – председателем Уфимского правительства (пятичленной Директории), иначе называемого «Объединением антибольшевистских сил восточной России». Тов. председателя и секретарем его оказался эсер Роговский. В этом правительстве, не нашедшем себе роли и просуществовавшем до весны 1919 г., в разное время состояло 13 человек (из них только два, видимо, не были масонами, – во всяком случае, не было найдено следов их принадлежности к масонству). Это были Авксентьев, Роговский, Кроль, ген. Болдырев (данных нет), Третьяков, Лебедев, Зензинов, Аргунов, Минор (данных нет), Слоним, Чайковский, Маслов, ген. Алексеев (один наезд, короткое время).

Мельгунов писал позже, что Роговский был ему «всегда подозрителен»; в письме Н.В. Вольскому от 6 марта 1947 г. он говорит: «Роговский играл сомнительную роль в Петербурге, в 1917 г., а потом пакости делал у Колчака. Ходил к Богомолову и продолжает ходить на Гренелль» (Гувер).

Г. Катков об Авксентьеве выразился так: «(он был) совершенно некомпетентный министр внутренних дел».

Ниже мы печатаем два документа (ПА). Первый: письмо Адамовича Мастеру ложи «Объединенное Братство» М.М. Тер-Погосяну от 6 марта 1957 г. В это время «Объединенное Братство» уже объединило все, что оставалось от парижских лож обоих Послушаний. Письмо послано из Манчестера, где в это время, в университете, А. получил место преподавателя русского языка, по рекомендации Б.И. Элькина, т. к. после ухода из просоветской парижской газеты, где А. сотрудничал с 1945 г., он оказался в крайне бедственном положении.

104 Ladybarn Road Manchester 14 6/III-57

Дорогой Михаил Матвеевич,

Согласен – 28-го. Если буду жив и здоров, явлюсь 28-го вечером – на собрание. Спасибо за предложение «оплатить расходы». Этого не нужно, т. к. приеду я в Париж во всяком случае, а днем раньше или позже – значения в финансовом смысле не имеет.

У меня к Вам есть просьба. Мне хотелось бы знать, какова программа собрания и кто будет выступать. Отчасти мне это нужно для того, чтобы иметь представление о характере собрания, но главным образом – чтобы знать, сколько времени будет мне отведено (думаю, что минут 30 – 40 было бы достаточно, но м. б. этого слишком много?)

Крепко жму Вашу руку.

Преданный Вам

Второй документ, несколько сокращенный, доклад А. о Гоголе, прочитанный им «за агапой» (подзаголовок), и напечатанный (на машинке) в масонском «Вестнике Объединенных русских лож» в 1959 г., № 3, по случаю 150-летия со дня рождения Гоголя. Нам известны еще два доклада Адамовича этих лет (во время наездов его в Париж из Англии): один о Достоевском, прочитанный 12 апреля 1956 г., и другой – помещенный в «Бюллетене» № 7, в июле 1961 г., о смысле эмиграции: «Что мы такое? Что впереди? Зачем мы в эмиграции?» На эту тему он несколько раз выступал как в 1920-х, так и в 1930-х гг. на литературных вечерах парижского Союза Поэтов и Общества «Зеленая лампа».

ДОКЛАД АДАМОВИЧА О ГОГОЛЕ

Было бы нелепо спорить против того, что Гоголь – один из величайших русских писателей. Это признано всеми, это не подлежит ни малейшему сомнению.

Лично я сказал бы даже больше: Гоголь – пожалуй, самый гениальный наш писатель, тот, у которого изобразительный и чисто словесный дар достигает наибольшей силы. Конст. Аксаков называл его «нашим Гомером», Мережковский высказал предположение, правда, более чем фантастическое, — что сам черт водил пером Гоголя, когда тот принимался писать. Если условиться, что в этом замечании дана только оценка гоголевского таланта, преувеличения в нем нет. Талант действительно необыкновенный, несравненный, и достаточно вспомнить хотя бы первые страницы «Мертвых душ», с удивительным в своем нарочитом, монументально величавом идиотизме, разговором о колесе, — которое до Москвы может быть и доедет, но до Казани, нет, до Казани не доедет! – и Маниловым, и Собакевичем, и Плюшкиным, чтобы это сразу почувствовать. А беседа двух дам, просто приятной и приятной во всех отношениях, а Хлестаков, а женихи, ожидающие выхода Агафьи Тихоновны… нет, о чем туг говорить: гений, гений, отрицать это можно только по слепоте или ради оригинальничания!

Но… Гоголь – писатель холодный, по-видимому никогда никого не любивший, и если от этого и страдавший, то оставшийся таким до конца, до «Переписки с друзьями», в которой он советует помещикам читать крестьянам Евангелие, но самое крепостное право находит нормальным и законным. Совершенно правильно заметил Достоевский в «Бедных людях», что даже над несчастным своим Акакием Акакиевичем Гоголь в сущности издевается, и не случайно он противопоставил ему Пушкина, который в «Станционном смотрителе» отнесся к такому же беспомощному старику много человечнее.

Есть писатели, о которых говоришь себе, что без них нельзя было бы жить. Кажется, что жизнь была бы беднее, темнее, «пустее», если бы не было бы «Войны и мира», «Онегина», «Карамазовых», стихов Тютчева или Лермонтова. Несомненно, у Гоголя было страстное стремление стать именно таким художником. Один раз ему даже удалось написать повесть, в которой любви к людям было больше, чем насмешки; каким-то чудом возникли под его пером чудесные «Старосветские помещики». Но и это было скорей догадкой великого мастера, что возможен и такой замысел, чем естественное, продиктованное сердцем его осуществление. На русском литературном небосклоне Гоголь остается огромной, холодной, призрачно мерцающей звездой. Искусство его поразительно, но того, что дорого у других наших великих писателей, — чего-то похожего на протянутую руку, на ответственность за все, что с людьми может случиться, — у него нет.

Не будем повторять тех прописных псевдоистин, к которым имели склонность составители былых учебников: основатель русского реализма, проповедник гуманности, апостол любви, и так далее. Колдун-Гоголь сумел создать такие иллюзии, но прошло больше ста лет с его смерти, и пора бы им рассеяться.

Посол России в Вашингтоне Б.А. Бахметев сменил царского посла Ю.П. Бахметьева, сложившего свои полномочия в марте 1917 г. Новый Бахметев находился в США в те месяцы, когда Временное правительство в Петрограде назначало новых представителей в союзные и нейтральные столицы. Он стоял во главе «закупочной комиссии», которую царское правительство в 1916 г. послало в США для военных заказов.

Бахметев по образованию был инженер-гидравлик и одно время преподавал в Колумбийском университете. Он также был автором учебных пособий по гидравлике. В молодости он был меньшевиком, позже перешел в партию к.-д. Он сохранял свой дипломатический статус в Вашингтоне до 1922 г.

Бахметев был против «белого движения», как и правительство США, но играл некоторую роль в 1918-1919 гг. в Русском Политическом Совещании и Совете Послов: русские послы пытались отстаивать русские интересы перед Парижской мирной конференцией.

В 1921 г. он давал деньги на русскую газету в США, просуществовавшую недолго. Он сохранял дружеские отношения с бывшим царским министром Сазоновым и парижским послом Маклаковым. Позже он создал «Humanity Fund» – учреждение, оказывавшее помощь русским интеллигентам в изгнании в 1920-х – 1950-х гг. У него была спичечная фабрика под Нью-Йорком. Он был женат на американке, и в 1948-1952 гг. брал к себе на работу людей так называемой «второй эмиграции», которая приезжала в Америку из разбомбленной Европы и немецких лагерей. Он помогал им, пока они не устраивались на работу по специальности. Жена его во всем содействовала ему.