Девушка с голодными глазами - Маша Царева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что?
– Все, – просто сказала она, – я же вижу, что вам не с кем поделиться.
– Черт, как-то странно все, – я помотала головой, стряхивая с себя наваждение.
– А вы не бойтесь, – прищурилась Людочка, – что вы теряете?
– Я вас совсем не знаю… Я, пожалуй, пойду, – сказала я, но с места не сдвинулась. Взгляд незнакомки гипнотизировал.
– Вы же знаете о таком психологическом явлении, как «эффект попутчика», – улыбнулась она. – Иногда полезно вывалить свои проблемы на совершенно незнакомого человека. Это как очищение, катарсис. Потом мы разойдемся, и вы больше никогда меня не увидите. Вам станет легче, поверьте.
– Верю, – кивнула я, – только вам-то на кой черт сдались мои проблемы? Если вы из религиозной секты, то учтите, я бедна и мнительна.
– Какая вы хорошая… – Людочка замялась.
– Вера, – подсказала я.
– Вера, – она повторила мое имя с таким задумчивым смакованием, как только что разродившаяся женщина впервые произносит имя своего малыша, – сейчас мало кто называет своих дочерей Верами… Вас бросил мужчина, так ведь?
– У меня это на лбу написано? – хмыкнула я. – Не надейтесь, он меня не просто бросил. Я уже не девочка и не стала бы так убиваться по сбежавшему мужчине. Мой мужчина на моих глазах закрутил роман с проституткой, понятно? Я сама разрешила воспользоваться ее услугами. Хотела показаться продвинутой. Девушка оказалась ушлой и вцепилась в моего мужчину, как бультерьер. Не знаю уж, чем она его приворожила. Может быть, у нее брильянтовая вагина. Но в следующем месяце они женятся – это факт. Как вам такая история? – с мазохистским удовольствием я наблюдала за изменившимся выражением ее лица. – Не ожидали?
Людочкины прохладные пальцы коснулись моего лба. Черт возьми, почему я позволяла ей так фамильярничать? Наше странное знакомство стартовало десять минут назад, а ее пальцы уже по-хозяйски копошились в моих волосах. Между прочим, я, как и большинство городских невротичек, ненавижу, когда посторонние касаются моей головы. В наше время у каждой девушки истероидного типа найдется подобный бзик. Даже случайным любовникам я не позволяла перебирать мои волосы, а тут какая-то непонятная тетка… И самое странное, ее прикосновения меня совершенно не раздражали. И даже наоборот – хотелось податься навстречу ее прохладной ладони. Чертовщина какая-то.
– Я была замужем четыре года, – уже без надрыва продолжила я, – судя по всему, за эти жалкие четыре года изменился мир. Раньше никто не придавал такого значения внешности. А теперь вся Москва сошла с ума, все свихнулись на сороковом размере. Если телосложением ты не напоминаешь креветку, то никто в твою сторону даже не посмотрит. Тебя не пустят в модный клуб. С тобой никто не будет спать. А если и будет, то только до тех пор, пока не найдет кого-нибудь постройнее. Та проститутка весила тридцать шесть килограммов. Тридцать шесть, можете себе такое представить?! Со спины ей можно было дать десять лет. Да и с лицевой стороны, в общем-то, тоже, но она предусмотрительно вкачала силикон. Вы знали, что в Таиланде лучшие в мире пластические хирурги? И недорого – любая потаскушка может накопить на приличные сиськи, чтобы потом увести чужого мужика, понятно?! – я снова разнервничалась. – Если бы я знала, что так будет, то предложила бы поехать в Бразилию! Говорят, там такие жопастые, что Дженнифер Лопес покажется анорексиком… И знаете, что он о ней сказал, о той девке, Нан? – я выдержала торжественную паузу. – Он сказал, что лучше фигуры, чем у нее, не бывает!
Людочка покачала головой. Все это время она сочувственно за мною наблюдала, ни слабым кивком, ни неопределенным «хммм», ни экспрессивным: «Вот урод, а?!» не реагируя на мой рассказ. И только когда я замолчала, она наконец подала голос.
– Бедная девочка, – прошептала она, – ты такое пережила, что даже подумать страшно.
В этих словах не было ничего особенного. Но стоило ей их произнести, как в моих глазах словно открылись шлюзы, и едкий соленый ливень хлынул на щеки. Просто у нее было такое лицо… словно она понимает. Не просто вежливо бормочет слова сострадания, а понимает все.
– Мне кажется, я могу тебе помочь, Верочка, – после затянувшейся паузы сказала Людочка, – хоть я и считаю, что ты совсем не толстая и даже наоборот… Но если ты так уж хочешь похудеть, то меня тебе бог послал.
– Вы распространяете гербалайф? – криво усмехнулась я.
– Знаешь, я здесь живу совсем недалеко, на Малой Бронной. Пойдем, я угощу тебя чаем. И мне надо кое-что тебе показать.
Я послушно поднялась со скамейки:
– Даже если вы психически неполноценный социальный элемент с замашками каннибализма и собираетесь, задушив меня телефонными проводом, съесть мое сердце, а голову хранить в холодильнике, пока не нагрянет милиция, я все равно пойду с вами.
– Вот и умница, – улыбнулась Людочка. – В любом случае ты не пожалеешь.
Надо же, а я и не знала, что в центре Москвы до сих пор существуют нерасселенные коммуналки. Поднявшись по облупленной лестнице на третий этаж старого, изъеденного морщинами трещин дома, я словно перенеслась на тридцать лет назад. В квартире, где жила Людочка, время давно остановилось. Обшарпанный коридор противно пах кислыми щами и недовольно брюзжал старушечьим надтреснутым голосом. Кухня гремела кастрюлями, торжественно декламировала новости поставленными голосами ведущих радио «Маяк». Две женщины ссорились по поводу котлет – одной казалось, что другая нагло подворовывает оные с ее сковороды. Мимо моих ног в щель закрывающейся двери проскользнул облезлый рыжий кот.
Я вдруг почувствовала себя участником театрализованного перфоманса, и губы мои растянулись в невольной улыбке.
– Ничего себе! Почему же вас до сих пор не расселили? Эта квартира должна стоить бешеных денег.
– Давно должны, – Людочка передернула субтильными плечиками, – еще пять лет назад предлагали. Но Марья Федоровна из третьей комнаты уперлась, что она привыкла жить только в центре, а Анастасия Никитична из второй подпала под ее дурное влияние. Бабки всю жизнь между собою враждовали, а теперь оживились и вместе ходят по судам… Моя комната вот здесь, справа.
Людочка жила аскетично, как монашенка. В ее жизненном пространстве не было ничего лишнего. Застеленная лоскутным атласным одеялом кровать. Антикварный платяной шкаф из темного дерева. Небольшой обеденный стол, покрытый старомодной кружевной скатеркой. В белой вазе – пышный букет пионов. Над кроватью – потемневшая от старости икона. На самодельной дощатой полке – два ряда книг, в основном классика. На подоконнике – чайник. И все.