Каир: история города - Эндрю Битти

Глава 4

Колониальный Каир

Как следует из его названия, отель «Виндзор» представляет собой своего рода реликт колониальной эпохи в истории Каира. В отличие от большинства старинных городских отелей, «осовремененных» сверкающим хромом, мрамором и роскошными коврами на полах, в «Виндзоре» старательно делают вид, будто последних пятидесяти лет вовсе не было. На стене в коридоре висит под стеклом выцветший рекламный плакат, приглашающий побывать в «Египте, ОАР», то есть в Объединенной Арабской республике (этот межгосударственный союз Египет и Сирия заключили в конце 1950-х годов). Другой плакат обещает доставить вас в Каир рейсами авиакомпании «Пан Эмерикен» и завлекает логотипом этой давно канувшей в лету компании. Лифты в отеле чугунные и движутся вверх и вниз по открытым шахтам между пролетами центральной лестницы. Двери в лифтах резные и сдвигаются и раздвигаются с громким лязгом. Для описания обстановки номеров, где под высокими потолками яростно крутятся лопасти вентиляторов, точнее всего подходит слово «спартанский». Во многих номерах имеется выход на узкий каменный балкон, откуда открывается зачаровывающий вид на уличную жизнь Каира в той части города, которую нынешние туристы обычно игнорируют.

Все в «Виндзоре» выдает классический отель колониальной эпохи. В нем ощущаются атмосфера и шарм, он словно задержался в прошлом; в этом отеле не найти того обходительного, но безличного обслуживания, какое свойственно дорогим и напыщенным современным отелям на нильской набережной. Майкл Пэлин, прибывший в Каир в 1988 году для съемок одного из эпизодов своего документального фильма «Вокруг света за восемьдесят дней», остановился именно в «Виндзоре». Он вспоминает, что портье рассмеялся ему в лицо, когда он попросил «тихий номер» (в Каире!), и что кондиционер «по ночам переключался с режима на режим с громким скрежетом, так что казалось, будто кто-то ломится в мою дверь». Позже, повидав безликие современные отели и офисные здания в центре города, Пэлин признал, что «рад оказаться в эксцентричном «Виндзоре», в самом сердце старого Каира».

Даже более эксцентричным, нежели пожилые лифты и скрежещущие кондиционеры, выглядит знаменитый бар отеля. В этом тускло освещенном помещении стоят дряхлые на вид диванчики и мягкие кресла, в одно из которых так приятно упасть на исходе долгого дня, потраченного на блуждания по шумным каирским улицам. На стенах, под пыльным стеклом, развешаны сценки из колониальной жизни, пол покрыт циновками, высокие окна затянуты потрепанными занавесками. Между оконными проемами кое-где стоят книжные шкафы, полки которых уставлены книгами вперемешку с комнатными растениями в горшках; на этих полках можно найти что угодно, от зачитанных французских и английских романов до месячной давности экземпляров «Санди Экспресс». Как и в «колониальные дни», единственные египтяне в баре — это бармен и официанты; клиентура же сплошь состоит из путешественников (не туристов!) европейской наружности, молодых и не слишком, желающих приобщиться к духу романов Оливии Мэннинг и Лоуренса Даррелла — этих классических сочинений колониальной эпохи. А где лучше наслаждаться этим духом, как не в баре, который почти не изменился с той поры?

Здесь отчетливо понимаешь, что призраки колониальной эпохи еще не упокоились. Впрочем, в Каире немало и других мест, где можно испытать схожие ощущения. К примеру, достаточно прогуляться по обсаженным деревьями улицам «Города-сада» напротив острова Гезира. Именно там селились колониальные чиновники, превратившие этот район в архитектурное подобие центрального Лондона на фоне пальм и неторопливо влекущей свои воды прославленной реки фараонов. Призраков можно встретить и в ухоженных садах Эзбекийя, чьи аккуратные лужайки и элегантные клумбы заставляют вспомнить европейские парки. Более же всего о колониальном прошлом Египта напоминает массивный и угрюмый отель «Континентал».

На этот некогда роскошный отель, фасад которого выходит на оживленную улицу, отделяющую его от садов Эзбекийя, сегодня не обращают внимания ни сумасшедшие каирские водители, ни торопящиеся по своим делам пешеходы. Однако в былые дни он считался одним из наиболее фешенебельных городских отелей, в нем устраивались зимние балы и летние танцы, на террасе подавали чай, а в ресторане ужинали при свечах. В годы Второй мировой в этот отель не допускали нижних чинов, а офицерам отказывали в обслуживании, если они приходили в ресторан в шортах. (Послабления относительно костюма делались только для импровизированных концертов и представлений в саду на крыше отеля; там на танцплощадке иногда показывали танец живота). Но увы — ужины при свечах и танцы остались в прошлом, окна отеля прикрыты зелеными ставнями, подсвечники в ресторане и парадную лестницу ныне можно лишь воображать, поскольку воочию их не увидеть, а украшенный барельефами фасад «Континентал» заслонили собой разросшиеся деревья. Требуется определенное усилие мысли, даже полет фантазии, чтобы проникнуть сквозь оболочку современного города, чтобы углядеть и расслышать призраков, которые когда-то обитали и здесь, и в других районах колониального Каира.

Начало колониальной эпохи: Нельсон и Наполеон

В 1908 году писатель Дуглас Слейден сумел, что называется, поймать настроение колониального Каира. В его книге «Египет и англичане» много говорится об обособленной части каирского общества, о «лондонских бездельниках, которые, проживая здесь, знают о Египте куда меньше, чем если бы они оставались в Лондоне и сходили бы на досуге в египетские залы Британского музея… Каждый вечер, кроме воскресений, то в одном, то в другом отеле танцы…»

Разумеется, в число этих отелей входили и «Виндзор», и «Континентал», две наиболее фешенебельные каирские гостиницы тех времен, равно как и «Шепердс», самый знаменитый колониальный отель, от которого сегодня не сохранилось и камня. Возможно, Слейден лично присутствовал на каком-либо из танцевальных вечеров; во всяком случае, он явно подразумевал «Виндзор», «Континентал» или «Шепердс», когда писал об «отелях, где взгляду предстают прекрасные молодые женщины в роскошных нарядах и хорошо одетые и подтянутые, следящие за собой молодые мужчины, не упускающие возможности пофлиртовать… Танцы, скачки, поло, гольф, теннис, крокет, крикет, прогулки верхом и в автомобилях, охота, круизы по Нилу, опера, концерты… У них было все, что только можно приобрести за деньги».

Европейская традиция, европейская утонченность (некоторые поправят — декадентство), европейские увлечение спортом и организованная бюрократия поселились в Каире в начале XIX столетия. Именно в те годы столкновение английских и французских интересов привело к тому, что в Египте высадились первые европейские солдаты и чиновники, предвкушавшие восточную экзотику и чудеса из сказок «Тысячи и одной ночи». Расположенный на важнейшем торговом пути между Европой и Азией, Египет был слишком ценным призом для того, чтобы оставить его в покое. Европейцы оказывали существенное влияние на египетскую внутреннюю и внешнюю политику и торговлю на протяжении двух с половиной столетий, вплоть до финальных конвульсий Британской империи (Суэцкий кризис 1956 года).

Первыми на египетскую землю ступили французы. Наполеон в 1798 году высадился в Александрии, всего через год после покорения Папского государства и Венецианской республики. Ему хватило дерзости издать в Александрии указ «во имя Господа» и показать тем самым, что он уважает Аллаха, Коран и Пророка куда больше, нежели османские наместники, управлявшие Египтом в предыдущие четыре века.

Отправляя французский флот в эту часть Средиземноморья, Наполеон рассчитывал, что оккупация Египта подорвет торговлю Британии с Индией до такой степени, что британскому владычеству в Индии будет положен конец. А следовательно, французам представится возможность утолить свои имперские амбиции. Наполеон верил, что мятежному Типпу-сахибу, правителю Майсора, достаточно лишь внешнего повода, чтобы восстать против англичан. Десятилетия спустя, уже на Святой Елене, бывший император заметил в разговоре с британским губернатором острова, что считал Египет «важнейшей страной в мире».

Будучи сравнительно молодым (в год высадки в Александрии ему исполнилось 29 лет), Наполеон лелеял мечты об основании новой религии и о том, чтобы «въехать в Азию верхом на слоне, с тюрбаном на голове и новым Кораном, переписанным под меня, в руке». Он планировал сделать Александрию столицей новой французской империи, которая будет зиждиться на принципах свободы, равенства и братства. Не удивительно, что каирский хронист Абдул Пахман аль-Джабарти, сомалиец по происхождению, записал год спустя:

Год, когда Наполеон прибыл в Египет… положил начало веренице великих битв, темных дел, мятежей, восстаний, переворотов, беспорядку в управлении, катастрофам и всеобщему разорению.