Vesyoly Rodzher - Vechnaya Olga

  Немого успокаиваюсь, хотя все еще некомфортно, когда дверь закрылась, и тонированная в ноль черная машина двинулась с места. Слежу за дорогой, но водитель действительно нарезает круги вокруг дома. Пока что.

  - Марат Эльдарович выражает вам благодарность за безупречную работу, которую вы выполнили для его отеля...

  А чего я собственно переживаю? Не такие большие деньги они мне должны, чтобы убивать. Глупости, возни больше. Просто рано утром я плохо соображаю, да и Артем взбесил, заставил вспомнить бред сумасшедшего самопровозглашенного палача и мои бессвязные крики в больничной палате, что не будет этого никогда, и что на мне гребанная цепочка пыток прервется, что унесу ее с собой в могилу. Тьфу, забыть их давно нужно, и у меня же получилось. А вот Артем вывел из себя, и всплыло прошлое в памяти, только лишь о Насте подумал. Нужно врачу позвонить, чтобы успокоил. И закурить нужно. Зажигалки с собой нет, не ношу, в машине только лежит. Но чтобы добраться до "Кашкая", надо сначала из "БМВ" выбраться.

  - ...нам крайне приятно было работать с таким обязательным, ответственным, пунктуальным человеком, как вы...

  - Тем не менее, вы заявили в суде о моей профнепригодности, и разрываете контракт с "Континентом".

  - Понимаете, какое дело, Виктор Станиславович, мы с вами люди умные, грамотные, хорошо выполняющие свою работу. Вы мне очень нравитесь, надеюсь, ко мне вы тоже проникнитесь симпатией.

  - Сразу после того, как вернете мои деньги.

  - Для этого мы и приехали сегодня к вам, - охотно кивает Анатолий Петрович, просияв широчайшей улыбкой, остальные мужчины в машине молчат. Мы едем уже третий круг вокруг дома. Он достает из сумки пакет и протягивает мне.

  - Что это? - не беру в руки.

  - Ваши деньги.

  - Простите, но я привык получать зарплату на зарплатную карту, и чтобы деньги проходили через бухгалтерию с вычетом налогов. Не могу я, понимаете, обмануть государство, и присвоить себе его тринадцать процентов.

  Анатолий Петрович смеется, словно моя шутка поразила его до глубины души.

  - С вами так весело, Виктор Станиславович! Здесь половина суммы, которую по условиям контракта вам должен был заплатить "Континент", берите.

   Мои руки лежат на коленях.

  - Берите же.

  - В чем причина такой неслыханной щедрости? Оплатить аж половину моей работы.

  - Берите, иначе не увидите вообще ничего. А денежки вам нужны, ипотека сама себя не погасит, да и машину могут отобрать за неуплату. Вы, кажется, просрочили кредит по ней?

  - Вам кажется. Если я возьму свои честно заработанные, то должен буду чувствовать себя должным?

  Интересно, моя дверь изнутри заблокирована? В случае чего рвануть через нее и бежать? День на дворе, улица людная, не погонятся следом. Не должны. А что потом делать?

  - Да не бойтесь вы. Это обычная сделка, таких каждый день в Москве заключаются тысячи. Вы берете деньги и оплачиваете свои нужды, погружаетесь в новые проекты, вы ж такой талантливый, несмотря на молодость. Не губите свою карьеру, не рискуйте понапрасну. Все знают, что талантливые люди рассеянные, бумажная волокита им чужда, ну подумаешь, случайно потеряете бумаги по нашему контракту, удалите переписки, с кем не бывает? Никто не расстроится.

  - А, вот к чему вы клоните. Взятка, чтобы я состроил из себя идиота в суде?

  - Побойтесь Бога, какого идиота, Виктор Станиславович! Просто случайно удалили не те папки, такое бывает. "Континент" вам все равно не возместит убытки, а Марат Эльдарович идет навстречу.

  - А что вам это даст? Судя по тому, какая сеть отелей у вашего босса, моя зарплата и процент "Континента" - капля в море.

  - А уж это вас, Виктор Станиславович, не касается ни коем образом, - повышает голос, выражение лица мгновенно меняется, от лживого добродушия не остается и следа. Вот так бы сразу - к угрозам, а то мямлит и подлизывается, словно от меня действительно что-то зависит.

  - Спасибо вам огромное за предложение, - я тянусь к ручке, дергаю за нее и - о чудо! - дверь открывается.

  - Лёня, останови! Подумайте еще, Виктор Станиславович, это взаимовыгодное предложение, которое устроит и вас, и нас...

  - А то что? Вы мне угрожаете?

  - Нет, конечно! С ума сошли?

  - Было дело. Я тоже думаю, что не станете мараться из-за такой ерунды. Я свою фирму не опрокину, можете передать Марату Эльдаровичу все мое уважение.

  Машина останавливается, и я резко выпрыгиваю, и иду домой. Этого еще не хватало, чтобы обо мне слух прошел, что подставил собственного босса. Предложенная взятка не стоит карьеры, ее не хватит, чтобы сбежать на Багамы и ни в чем там себе не отказывать до старости.

  Ага, заволновался Марат Эльдарович! Этого стоило ожидать, юристы "Континента" нашли, что ответить его адвокатом. Взяли старого урода за яйца. Я думал, у него козыри в рукаве, а оказывается, нихрена у него нет, кроме наглости. От меня теперь многое зависит. Может, еще увижу свои денежки, как знать. Получу зарплату и сразу в клинику записываться на операцию, пока еще что-нибудь не случилось.

  Повышению настроения данная беседа не способствует, но сейчас мне хочется только одного - остыть, хорошо бы в душе. На улице так невыносимо жарко и душно, что я едва не бегу в свою прохладную берлогу. Теперь к злости на Кустова, маму, Веру добавляется еще нетерпение и желание побить в этом деле Марата Эльдаровича. Хрен я позволю ему выплыть чистеньким из затеянного им же спора, буду стоять на своем до последнего. Пусть все знают, что я не позволю на себе ездить. От решительности и нетерпения схватки потряхивает. Скорее бы.

  Возле подъезда пританцовывает, мать ее, Алиса собственной персоной. Истину говорят, кто рано встает, тот быстрее умрет. Обычно я спокойно сплю в это время, а стоило встать с петухами - сразу столько гадости навалилось, выть впору от бессилия.

  Увидела меня - машет и кидается сломя голову встречать. Интересно, она поднималась домой? Что ей сказала Вера? Еще по этому поводу скандала сегодня не хватало!

  От досады руки опускаются. Ну как, скажите, как до нее донести, чтобы к черту катилась из жизни моей!? Посылаю ее нахрен сходу, не замедляя шага, от всей души, грубо, с чувством, так, чтобы дошло. Чтобы поняла, что нахрен мне не сдалась, что всё - потрахал ее и забыл, не нужна. На одну ночь. Давалка, идиотка, шлюха, чтобы лила свои слезы крокодильи подальше от меня, и увижу еще раз - нос сломаю, без шуток сломаю. С меня станется, и не на такое способен. Ору на нее прямо на улице, и по глазам вроде видно, что верит. Убегает. Если простит и этот выпад, то не знаю, что и делать. Не бить же в самом деле? Жестче я разговаривать не умею.

  Захожу в подъезд, по-прежнему понятия не имея, как себя повести. В глаза бы ее посмотреть для начала, потом уже действовать.

  ***

  Белов сумасшедший. Он притащил ее на мост и собирается заставить смотреть, как к нему какие-то незнакомые странно одетые люди - на вид обкурившиеся неопрятные хиппи из фильмов про забугорные шестидесятые, цепляют веревки. Еще и денег им собирается дать за это.

  С этого моста прыгать запрещено, опасно, но на закате народ сигает с криками ужаса в черную пустоту, прямо вниз, на острые камни, растопырив руки, доверяя свою драгоценную единственную и неповторимую жизнь ненадежным, потасканным с виду креплениям и подозрительным людям их притащившим, которые ни за что не несут ответственности.

  Он купил ей бутылку шампанского, открыл в машине и протянул.

  - Отмечать твою погибель?

  - Начни с тоста за мое здоровье, - тянется к ней, прикрывает глаза, она к нему, трется своей щекой об его. Трется, трется, кожа к коже, душа к душе. Она его так обнимает, когда он нуждается. Ну и что, что руками нельзя. Зачем ей вообще руки, разве без них она не покажет ему, как сильно он стал дорог?

  - Нужен мне, - шепчет ему, а он сильно зажмуривается, но не отвечает. - Очень.

  - Я каждый месяц прыгаю, Вер, - говорит ей. - С парашютом еще несколько раз в год. Мне это надо.

  - Адреналин?

  Она все трется и трется уже о другую щеку, нежно касается губами. Ну что ему опять не сидится на месте, зачем эти приключения? Все же хорошо было.

  - Острые ощущения, - улыбается он, и Вера тут же ловит эту улыбку губами. Она грустная. За эти недели они провели вместе так много времени, что кажется, уже год встречаются. Дату бы отметить, да не наступила еще ни одна приличная. С ним неделя идет за два месяца, нужно посчитать и устроить праздник.

  Его пальцы сильно сжимают ее ладонь.

  - Боишься за меня? Я ж не люблю тебя Вера, ты тоже веди себя так, будто не любишь.

  Им обоим уже смешно от этих нелепых слов, прыскают, отворачиваясь. Можно подумать, их потряхивает от потребности скорее прикоснуться к телу другого, даже при короткой, несколько часовой разлуке, потому, что они совершенно не любят друг друга. Он приучил ее ласкаться языками, что могло бы показаться слишком, даже мерзко еще полгода назад, предложи ей другой мужчина, но он делает это по-особенному, и ей это нравится. Втянулась. Отвечает охотно, на равных. Это их секрет так делать друг с другом.