Сердце мое - Элизабет Лоуэлл

Сзади раздался долгий автомобильный гудок, напомнивший Шелли, что загорелся зеленый свет. Она быстро переехала перекресток. Румянец все еще горел на ее щеках — она была очень взволнованна…

Не желая больше давать Ремингтону никаких возможностей начать очередной слишком откровенный разговор, Шелли на довольно большой скорости вела машину к дизайн-центру, говоря с Кейном исключительно об образцах тканей и предпочтительных для него pacцветках.

Он вежливо отвечал на все ее вопросы, время от времени вставляя и какие-то свои комментарии.

Пока Шелли не оборачивалась в его сторону и не смотрела на него, ей еще удавалось поддерживать у самой себя иллюзию того, что она ведет не более чем обычный деловой разговор с обычным клиентом. Однако достаточно было кинуть на Кейна хотя бы беглый взгляд, чтобы она снова вспомнила об удивительных ощущениях, которые пережила рядом с ним и которые так хотела бы сейчас забыть.

Поэтому, когда они наконец въехали на стоянку у дизайн-центра, она почувствовала необыкновенное облегчение — точно гора свалилась с плеч. Сам центр представлял из себя огромное, вытянутое в длину стеклянное здание, в котором выставлялось на всеобщее обозрение необыкновенное количество образцов самой разной мебели — тут было все, что только можно было себе представить. Каждый дизайнер, желавший добиться мирового или хотя бы национального признания, должен был непременно иметь здесь свой зал. И хотя большинство из них не продавали мебель что называется в розницу, предпочитая оптовые поставки, у Шелли с ее визитной карточкой «Золотой лилии» была возможность покупать здесь мебель в любых количествах.

— Ну, вот мы и приехали. — сказала она, выключая двигатель.

А через два часа Кейн, набегавшись вслед за Шелли по залам, почувствовал себя абсолютно выжатым. Больше он был совершенно не в состоянии смотреть на мебель. Еще бы! За эти два часа ему пришлось перевидать более сотни коллекций и экспонатов, каждый из которых был абсолютно неповторим, уникален, требовал к себе внимания посетителя, его можно по-разному оценить с точки зрения той или иной эстетической концепции.

— Я чувствую себя примерно так; — признался Кейн, — как некоторые наши туристы, которые заказывают себе туры на неделю по всей Европе и высунув язык бегают за гидом с фотоаппаратом… Лишь бы только успеть обежать все церкви и музеи… Знаешь, если ты потащишь меня хотя бы еще к одной коллекции, я просто сойду с ума!

Шелли усмехнулась:

— Это именно то, что нужно! Если это действительно так, то это значит, что как раз сейчас ты можешь сделать правильный выбор.

— Послушай, я что, непонятно выразился? Я же выжат, как лимон!

— Да нет же, я прекрасно тебя поняла. Еще раз говорю тебе: это как раз то, что мне и нужно!

— Это что, своеобразная форма садизма?

— Нисколько. Это всего-навсего своеобразный способ заставить тебя забыть о том разнообразии, которое ты только что увидел, и выбрать то, что действительно будет тебе по душе. Ты сейчас чувствуешь себя абсолютно выжатым — что ж, прекрасно! Значит, если уж что-то привлечет твое внимание даже сейчас, значит, Эта вещь действительно тебе по душе!

Кейн пробормотал под нос какое-то ругательство, но Шелли его уже не слушала. Она торопилась успеть побывать в как можно большем числе залов, чтобы иметь Я возможность выбирать из большего. Кейн вздохнул — Д ему оставалось только послушно следовать за ней.

Часам к четырем они уже побывали во всех залах, а в некоторых и по нескольку раз. Шелли больше не я расставалась с блокнотом и ручкой, постоянно что-то ж записывая, делая для себя какие-то пометки. Но Кейн уже не возражал. Он понимал, что для Шелли это единственная возможность не растеряться в этом море мебели, причудливых названий и хитрых дизайнерских ярлыков.

Кейн вынужден был признать, что метод работы Шелли действительно очень эффективен, хотя и жесток. Через несколько часов непрерывного путешествия по выставочным залам, Ремингтону было достаточно двух-трех мгновений, чтобы сразу понять, нравится ему вещь или нет. Кроме того, он начинал понимать, что просто бросается в глаза, но зато быстро ему надоедает, а что, напротив, в первый миг кажется не слишком привлекательным, зато потом начинает нравиться.

То же самое было и с выбором красок и обойных образцов. Некоторые варианты, привлекавшие его в — первое мгновение, уже скоро начинали его утомлять, казаться скучными и банальными. Другие же, напротив, нисколько не надоедали — не важно при этом, как долго он на них смотрел.

Теперь он уже не отвечал Шелли столь же однозначно, как вначале. За каждым его «да» и «нет» таилось «может быть», говорящее о понимании, раздумьях, выборе.

— Ну, спасибо тебе, конечно, но только, может быть, на сегодня и вправду хватит? — взмолился он наконец.

— Что ж, тебе повезло. — Шелли усмехнулась. — Скоро они закрывают… — И нахмурилась: — Господи, как же я забыла о размерах твоей квартиры!

— Тебе что, нужно с точностью до дюйма? — спросил Кейн.

— Нет, конечно, — ответила она. — Просто мне нужно выбрать между двумя гарнитурами, а это, как ты понимаешь, не в последнюю очередь будет зависеть от их размеров. Один из них может оказаться слишком большим для твоей гостиной. А потом еще для спальни…

— Двадцать футов на тридцать восемь, — прервал ее Кейн, лениво зевая.

— Что?

— Это я о гостиной. А спальня — пятнадцать на тридцать. Остальное нужно?

— Мне нужно все, что у тебя есть…

— Это правда? Обещаешь? — И он хитро улыбнулся.

— Веди себя пристойно, или я устрою тебе еще один обход по всем этим залам с подробным осмотром каждого экспоната…

Кейн начал перечислять размеры всех комнат своей квартиры. Причем делал это настолько быстро, что у Шелли, аккуратно записывавшей все это за ним в блокнот, сложилось впечатление, что он не называет их по памяти, а просто считывает откуда-то. Когда он закончил, она подняла глаза и посмотрела прямо на него.

— Ты уверен, что ни разу не ошибся? — скептически спросила она.

— Я ведь инженер, Шелли. Глаза — это мои основные рабочие инструменты. Так что у меня глаз — алмаз. Кейн улыбнулся и окинул ее взглядом с головы до ног. У Шелли сжалось сердце — в этот момент она припомнила, какими жестокими, бесчеловечными могут быть некоторые взгляды.

— Ты носишь десятый размер — я имею в виду платья, — сказал он наконец. — Но для более дорогой одежды, я думаю, предпочитаешь все-таки восьмерку… С туфлями то же самое. Восьмерка, если не ошибаюсь.

— Повтори, пожалуйста, размер ванной, если тебе не трудно, — попыталась прервать его Шелли, но это было не так-то просто: он явно входил во вкус.